Невозможное в науке. Расследование загадочных артефактов - Александр Петрович Никонов
В общем, чтобы не кормить читателя однообразием, я опять поменяю блюдо и перейду к другим летающим светящимся объектам – шаровым молниям, хотя, они, как мне кажется, среди всего неведомого представляют для широкой публики наименьший интерес в силу своего природного происхождения. Нет в них ничего таинственного, кроме необъяснимости! Ну не знает пока физика, как они образуются, да и ладно – потом ученые узнают и нам расскажут. Могли бы и не утруждаться: все равно мы не поймем ни черта!
Но шаровые молнии на самом деле – это нечто удивительное, и я недаром приводил вам слова Капицы о форточке в другой мир. Что-то очень важное мы упустили в знании о мире, об электричестве, раз никак не можем понять природу этих плазмоидов.
Разговор про шаровые молнии у нас сейчас пойдет долгий и удивительный. Предупреждаю сразу: местами в излагаемое будет трудно поверить, но сгладить неудобные углы я не могу: что было, то было, как бы невероятно это ни звучало.
А для затравки, чтобы сразу приковать внимание читателя к этому поразительному и страшному феномену, начну с наиболее трагичной истории. Бывает, что линейные молнии убивают людей (редко), бывает, это делают молнии шаровые (еще реже). Но то, что проделала молния с альпинистами на Кавказе, является случаем совершенно уникальным.
Это одна из самых необычных и тяжелых историй, которые мне довелось слышать. Я даже не буду пересказывать ее своими словами, чтобы не быть испорченным телефоном, а сразу дам слово пострадавшему. К счастью, он все описал в своей книге «Как будут без нас одиноки вершины». Автор – альпинист, зовут его Владимир Кавуненко, и книга, вообще-то, про советский альпинизм. Там одни сплошные горы, крюки, альпенштоки и абсолютно вставным зубом смотрится в книге вот эта чудовищная история, в которой, как ни странно, косвенно замешан даже знаменитый бард и актер Юрий Визбор, который не смог отговорить альпинистов от похода, хотя предчувствовал недоброе.
Итак, отрывок из книги Кавуненко, следите за развитием событий:
«Звонит Поляков. Он тогда работал инструктором ЦС «Спартак», спрашивает, почему мы не едем на Кавказ. Почему одна из сильнейших команд «Спартака» не участвует в первенстве ЦС. А мы с ребятами уже наелись альпинизма в том сезоне. Впрочем, долго я не сопротивлялся и начал обзванивать ребят. Первым согласился Башкиров. Наша команда к тому времени состояла из Башкирова, Саши Зыбина, Олега Коровкина и Вити Копрова. С нами поехал еще и Юра Визбор.
Прилетели мы в «Узункол», все интересные маршруты уже разобраны. Есть там гора с очень красивой стеной, «Трапеция» называется. У многих альпинистов горел глаз на эту стену. Ее не делали только по одной причине – она сильно била камнями. Била так, что камнепад перехлестывал всю стену и уходил на ледник. Все это непредсказуемо, но очень уж красивая стена. И мы заявили ее на ЦС. Визбор тогда сказал: «Ты с ума сошел?!»
Вышли мы на стену впятером. Юра шел с нами до штурмового лагеря. Идем мы по морене, по камням, которые слетели со стены. Юра беспокоен, я пытаюсь его заверить, что мы вернемся, если почуем неладное. На этом и расстались. Но у него было предчувствие беды. Он мне неоднократно говорил – вернись. Юра был сильным телепатом…
В середине дня мы были уже высоко. Когда поднялись на гребень, началась непогода. Фронт идет мимо нас, грозовая облачность. Видимости нулевая. Туман. Не видно, куда уходить с гребня. Поставили в снежной мульде палатку. Вернее, вкладыш от австрийской палатки, он меньше нашей памирки. Для пяти человек тесновато. Разобрали железо. Я попросил Коровкина и Башкирова не раздеваться на тот случай, если растянет облака и сможем увидеть спуск на ледник.
Устроились в палатке. И здесь опять сыграла роль моя судьба. Еще раз убеждаюсь, что от своей судьбы никуда не уйдешь. Я всегда спал в палатке слева, с краю. Это было мое место, хотя и не самое лучшее. Все это знали. А тут, поскольку было очень тесно, я и Зыбин, как самые крупные, легли головой внутрь палатки, а остальные «валетом» головой к выходу. Олег Коровкин лег на мое обычное место – слева с краю. Мы дали вечернюю связь, сказали, что прошли стену. С нами все в порядке, не можем пока спускаться из-за отсутствия видимости.
В два часа ночи я вдруг просыпаюсь и вижу, между мной и Зыбиным висит шар фосфорического цвета размером с теннисный мяч, который вдруг зажил своей жизнью. Не знаю в какой последовательности он работал, но отметины оставил на каждом. Помню крики то с одной, то с другой стороны. Потом меня оглушил сильный разряд и ожог. Дальше – больше. Что происходит, не пойму. Сознание мерцает – то возвращается, то уходит. Сколько это длилось, не могу себе представить, да и никто не знает. Шаровая молния вела себя непонятно. Ткань (материал) не трогала. На моем спальном мешке она оставила отверстие диаметром сантиметра полтора – небольшая дырочка. А поражено было почти все бедро. И палатка осталась цела. Слышал я только треск.
Кого и как она жгла, трудно сказать, но меня поджарила прилично. В голове одна мысль, если мы не сообщим по рации о происшедшем, мы не выдержим болевого шока. Попросил Капрова (он единственный, кто мог что-то делать) найти рацию и передать в лагерь, что мы срочно нуждаемся в помощи. Последнее, что я чувствовал перед потерей сознания, – это то, что мне выжигают бедро. Когда же вернулось сознание, у меня было ощущение, что я весь сгорел. Голова работает, а тела нет. Я не чувствовал ни боли, ни рук, ни ног. Ничем не мог пошевелить.
Сколько я пролежал в таком состоянии – не знаю. Одна мысль была, почему у меня работает голова, если я умер? Потом я ощутил пальцы левой руки и смог ими пошевелить. Я решил, если найду этой рукой у себя на груди зуб, то я жив и не совсем сгорел. Зуб кабана – мой амулет, талисман. Я родился в год кабана и всегда в горах ношу его зуб на цепочке. В Москве я его не надеваю, только в горах. Трогаю себя по груди, но зуба не нахожу. Делаю вывод, что сгорел. Но когда немного отпустило, и я почувствовал боль в ногах, понял, что
