Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви» . Том 4
Песнь двадцать третья
ПОГРЕБЕНИЕ ПАТРОКЛА. ИГРЫ
Так сокрушались трояне по граду. В то время ахейцы,К черным своим кораблям возвратяся, на брег Геллеспонта,Быстро рассеялись все по широкому ратному стану.Но мирмидонцам своим расходиться Пелид не позволил;Став посредине дружин их воинственных, он говорил им:«Быстрые конники, верные други мои, мирмидонцы!Мы от ярма отрешать не станем коней звуконогих;Мы на конях, в колесницах, приближимся все и оплачемДруга Патрокла: почтим подобающей мертвого честью.Но, когда мы сердца удовольствуем горестным плачем,Здесь, отрешивши коней, вечерять неразлучные будем».
Рек – и рыдание начал; и все зарыдали дружины.Трижды вкруг тела они долгогривых коней обогналиС воплем плачевным: Фетида их чувства на плач возбуждала.Вкруг орошался песок, орошались слезами доспехиКаждого воина; так был оплакиван вождь их могучий.Царь Ахиллес между ними рыдание горькое начал,Грозные руки на грудь положив бездыханного друга:«Радуйся, храбрый Патрокл! и в Аидовом радуйся доме!Все для тебя совершаю я, что совершить обрекался:Гектор сюда привлечен и повергнется псам на терзанье;Окрест костра твоего обезглавлю двенадцать славнейшихЮных троянских сынов, за смерть твою отомщая!»
Рек, – и на Гектора он недостойное дело замыслил:Ниц пред Патрокла одром распростер Дарданиона в прахе.Тою порой мирмидонцы с рамен светозарные брониСняли; от ярм отрешили гремящих копытами конейИ, неисчетные, близ корабля Ахиллеса герояСели; а он учреждал им блистательный пир похоронный.Множество сильных тельцов под ударом железа ревело,Вкруг поражаемых; множество коз и агнцев блеющих;Множество туком цветущих закланных свиней белоклыкихОкрест разложено было на ярком огне обжигаться:Кровь как из чанов лилася вокруг Менетидова тела.Но царя Эакида, Пелеева быстрого сына,К сыну Атрея царю повели воеводы ахеян,С многим трудом убедив, огорченного гневом за друга.Сонму пришедшему к сени Атреева мощного сына,Царь повелел немедленно вестникам звонкоголосымМедный треножник поставить к огню, не преклонится ль к просьбеЦарь Ахиллес, чтоб омыться от бранного праха и крови.Он отрекался решительно, клятвою он заклинался:«Нет, Зевесом клянусь, божеством высочайшим, сильнейшим!Нет, моей головы не коснется сосуд омовенийПрежде, чем друга огню не предам, не насыплю могилыИ власов не обрежу! Другая подобная горестьСердца уже не пройдет мне, пока средь живых я скитаюсь!Но поспешим и приступим немедля к ужасному пиру.Ты, владыка мужей, повели, Агамемнон, заутраЛеса к костру навозить и на береге все уготовить,Что мертвецу подобает, сходящему в мрачные сени.Пусть Менетида скорее священное пламя ГефестаСкроет от взоров моих, и воинство к делу приступит».
Так говорил, – и, внимательно слушав, ему покорились.Скоро под сенью Атридовой вечерю им предложили;Все наслаждались, довольствуя сердце обилием равным;И, когда питием и пищею глад утолили,Все разошлись успокоиться, каждый под сень уклонился.
Только Пелид на брегу неумолкношумящего моряТяжко стенящий лежал, окруженный толпой мирмидонян,Ниц на поляне, где волны лишь мутные билися в берег.Там над Пелидом сон, сердечных тревог укротитель,Сладкий разлился: герой истомил благородные члены,Гектора быстро гоня пред высокой стеной Илиона.Там Ахиллесу явилась душа несчастливца Патрокла,Призрак, величием с ним и очами прекрасными сходный;Та ж и одежда, и голос тот самый, сердцу знакомый.Стала душа над главой и такие слова говорила:«Спишь, Ахиллес! неужели меня ты забвению предал?Не был ко мне равнодушен к живому ты, к мертвому ль будешь?О! погреби ты меня, да войду я в обитель Аида!Души, тени умерших, меня от ворот его гонятИ к теням приобщиться к себе за реку не пускают;Тщетно скитаюся я пред широковоротным Аидом.Дай мне, печальному, руку: вовеки уже пред живущихЯ не приду из Аида, тобою огню приобщенный!Больше с тобой, как бывало, вдали от друзей мирмидонскихСидя, не будем советы советовать: рок ненавистный,Мне предназначенный с жизнью, меня поглотил невозвратно.Рок – и тебе самому, Ахиллес, бессмертным подобный,Здесь, под высокой стеною троян благородных, погибнуть!Слово еще я реку, завещанью внимай и исполни.Кости мои, Ахиллес, да не будут розно с твоими;Вместе пусть лягут, как вместе от юности мы возрасталиВ ваших чертогах. Младого меня из Опунта МенетийВ дом ваш привел, по причине печального смертоубийства,В день злополучный, когда, маломысленный, я ненарочноАмфидамасова сына убил, за лодыги поссорясь.В дом свой приняв благосклонно меня, твой отец благородныйНежно с тобой воспитал и твоим товарищем назвал.Пусть же и кости наши гробница одна сокрывает,Урна златая, Фетиды матери дар драгоценный!»
Быстро к нему простираясь, воскликнул Пелид благородный:«Ты ли, друг мот любезнейший, мертвый меня посещаешь?Ты ль полагаешь заветы мне крепкие? Я совершу их,Радостно все совершу и исполню, как ты завещаешь.Но приближься ко мне, хоть на миг обоймемся с любовьюИ взаимно с тобой насладимся рыданием горьким!»
Рек, – и жадные руки любимца обнять распростер он;Тщетно: душа Менетида, как облако дыма, сквозь землюС воем ушла. И вскочил Ахиллес, пораженный виденьем,И руками всплеснул, и печальный так говорил он:«Боги! так подлинно есть и в Аидовом доме подземномДух человека и образ, но он совершенно бесплотный!Целую ночь, я видел, душа несчастливца ПатроклаВсе надо мною стояла, стенающий, плачущий призрак;Все мне заветы твердила, ему совершенно подобясь!»
Так говорил – и во всех возбудил он желание плакать.В плаче нашла их Заря, розоперстая вестница утра,Около тела печального. Царь Агамемнон с зареюМесков яремных и ратников многих к свезению лесаВыслал из стана ахейского; с ними пошел и почтенныйМуж Мерион, Девкалида героя служитель разумный.Взяв топоры древорубные в руки и верви крутые,Воины к рощам пускаются; мулы идут перед ними,Часто с крутизн на крутизны, то вкось их, то вдоль переходят.К холмам пришедши лесистым обильной потоками Иды,Все изощренною медью высоковершинные дубыДружно рубить начинают; кругом они с треском ужаснымПадают; быстро древа, рассекая на бревна, данаиК мулам вяжут; и мулы, землю копытами роя,Рвутся на поле ровное выйти сквозь частый кустарник.Все древосеки несли совокупно тяжелые бревна:Так Мерион повелел, Девкалидов служитель разумный;Кучей сложили на берег, где Ахиллес указал им,Где и Патроклу великий курган и себе он назначил.
Страшную леса громаду сложив на брегу Геллеспонта,Там аргивяне остались и сели кругом. Ахиллес жеДал повеленье своим мирмидонянам бранолюбивымМедью скорей препоясаться всем и коней в колесницыВпрячь; поднялися они и оружием быстро покрылись;Все на свои колесницы взошли, и боец и возница;Начали шествие, спереди конные, пешие сзади,Тучей; друзья посредине несли Менетида Патрокла,Все посвященными мертвому тело покрыв волосами.Голову сзади поддерживал сам Ахиллес благородный,Горестный: друга он верного в дом провожал Аидеса.
К месту пришедши, которое сам Ахиллес им назначил,Одр опустили и быстро костер наметали из леса.Думу иную тогда Пелейон быстроногий замыслил:Став при костре, у себя он обрезал русые кудри, —Волосы, кои Сперхию с младости нежной растил он;Очи на темное море возвел и, вздохнувши, воскликнул:«Сперхий! напрасно отец мой, моляся тебе, обрекался,Там, когда я возвращуся в любезную землю родную,Кудри обрезать мои и тебе принести с гекатомбойИ тебе ж посвятить пятьдесят овнов плодородных,Возле истоков, где роща твоя и алтарь благовонный.Так обрекался Пелей, но его ты мольбы не исполнил.Я никогда не увижу драгого отечества! Пусть жеХрабрый Патрокл унесет Ахиллесовы кудри в могилу!»
Рек – и, обрезавши волосы, в руки любезному другуСам положил, и у всех он исторгнул обильные слезы.Плачущих их над Патроклом оставило б, верно, и солнце,Если бы скоро Пелид не простер к Агамемнону слова:«Царь Агамемнон, твоим повеленьям скорей покорятсяМужи ахейские: плачем и после насытиться можно.Всех отошли от костра и вели, да по стану готовятВечерю; мы ж озаботимся делом, которого большеТребует мертвый. Ахеян вожди да останутся с нами».
Выслушав речи его, повелитель мужей АгамемнонВесь немедля народ отпустил к кораблям мореходным.С ними остались одни погребатели: лес наваливши,Быстро сложили костер, в ширину и длину стоступенный;Сверху костра положили мертвого, скорбные сердцем;Множество тучных овец и великих волов криворогих,Подле костра заколов, обрядили; и туком, от всех ихСобранным, тело Патрокла покрыл Ахиллес благодушныйС ног до главы; а кругом разбросал обнаженные туши;Там же расставил он с медом и с светлым елеем кувшины,Все их к одру прислонив; четырех он коней гордовыйныхС страшною силой поверг на костер, глубоко стеная.Девять псов у царя, при столе его вскормленных, было;Двух и из них заколол и на сруб обезглавленных бросил;Бросил туда ж и двенадцать троянских юношей славных,Медью убив их: жестокие в сердце дела замышлял он.После, костер предоставивши огненной силе железной,Громко Пелид возопил, именуя любезного друга:«Радуйся, храбрый Патрокл, и в Аидовом радуйся доме!Все для тебя совершаю я, что совершить обрекался:Пленных двенадцать юношей, Трои сынов знаменитых,Всех с тобою огонь истребит; но Приамова сына,Гектора, нет! не огню на пожрание – псам я оставлю!»Так угрожал он; но к мертвому Гектору псы не касались:Их от него удаляла и денно и нощно Киприда;Зевсова дочь умастила его амброзическим масломРоз благовонных, да будет без язв, Ахиллесом влачимый.Облако темное бог Аполлон преклонил над героемС неба до самой земли и пространство, покрытое телом,Тению все осенил, да от силы палящего солнцаПрежде на нем не иссохнут телесные жилы и члены.
Но костер между тем не горел под мертвым Патроклом.Сердцем иное тогда Пелейон быстроногий замыслил:Став от костра в отдалении, начал молиться он ветрам,Ветру Борею и Зефиру, жертвы для них обещая.Часто кубком златым возливал он вино и молил ихК полю скорей принестися и, пламенем сруб воспаливши,Тело скорее сожечь. Златокрылая дева Ирида,Слыша молитвы его, устремилася вестницей к ветрам,Кои в то время, собравшись у Зефира шумного в доме,Весело все пировали. Ирида, принесшися быстро,Стала на каменном праге; и ветры, увидев богиню,Все торопливо вскочили, и каждый к себе ее кликал.С ними сидеть отказалась богиня и так говорила:«Некогда, ветры; еще полечу я к волнам Океана,В край эфиопов далекий; они гекатомбы приносятЖителям неба, и я приношений участницей буду.Мощный Борей и Зефир звучащий! вас призываетБыстрый ногами Пелид, обещая прекрасные жертвы,Если возжечь поспешите костер Менетида Патрокла,Где он лежит и об нем сокрушаются все аргивяне».
Так говоря, от порога взвилася. Воздвиглися ветры,С шумом ужасным несяся и тучи клубя пред собою.К понту примчались, неистово дуя, и пенные волныВстали под звонким дыханием; Трои холмистой достигли,Все на костер налегли, – и огонь загремел, пожиратель.Ветры всю ночь волновали высоко крутящеесь пламя,Шумно дыша на костер; и всю ночь Ахиллес быстроногий,Черпая кубком двудонным вино из сосуда златого,Окрест костра возливал и лицо орошал им земное,Душу еще вызывая бедного друга Патрокла.Словно отец сокрушается, кости сжигающий сына,В гроб женихом нисходящего, к скорби родителей бедных, —Так сокрушался Пелид, сожигающий кости Патрокла,Окрест костра пресмыкаясь и сердцем глубоко стеная.
В час, как утро земле возвестить Светоносец выходит,И над морем заря расстилается ризой златистой,Сруб под Патроклом истлел, и багряное пламя потухло.Ветры назад устремились, к вертепам своим полетелиМорем Фракийским; и море шумело, высоко бушуя.Грустный Пелид наконец, от костра уклонясь недалеко,Лег изнуренный; и сладостный сон посетил Пелейона.Тою порой собиралися многие к сыну Атрея;Топот и шум приходящих нарушили сон его краткий;Сел Ахиллес, приподнявшись, и так говорил воеводам:«Царь Агамемнон, и вы, предводители воинств ахейских!Время костер угасить; вином оросите багрянымВсе пространство, где пламень пылал, и на пепле костерномСына Менетия мы соберем драгоценные кости,Тщательно их отделив от других; распознать же удобно.Друг наш лежал на средине костра; но далеко другиеС краю горели, набросаны кучей, и люди и кони.Кости в фиале златом, двойным покрывши их туком,В гроб положите, доколе я сам не сойду к Аидесу.Гроба над другом моим не хочу я великого видеть,Так, лишь пристойный курган; но широкий над ним и высокийВы сотворите, ахеяне, вы, которые в ТроеПосле меня при судах мореходных останетесь живы».
Так говорил; и они покорились герою Пелиду.Cруб угасили, багряным вином поливая пространствоВсе, где пламень ходил; и обрушился пепел глубокий;Слезы лиющие, друга любезного белые костиВ чашу златую собрали и туком двойным обложили;Чашу под кущу внеся, пеленою тонкой покрыли;Кругом означили место могилы и, бросив основыОколо сруба, поспешно насыпали рыхлую землю.Свежий насыпав курган, разошлися они. Ахиллес жеТам народ удержал и, в обширном кругу посадивши,Вынес награды подвижникам: светлые блюда, треноги;Месков представил, и быстрых коней, и волов крепкочелых,И красноопоясанных жен, и седое железо.
Первые быстрым возницам богатые бега наградыОн предложил: в рукодельях искусная дева младая,Медный, ушатый с боков, двадцатидвухмерный треножникПервому дар; кобылица второму шестигодовая,Неукрощенная, гордая, в недрах носящая меска;Третьему мздою – не бывший в огне умывальник прекрасный,Новый еще, сребровидный, четыре вмещающий меры;Мздою четвертому золота два предложил он таланта;Пятому новый, не бывший в огне фиал двусторонный.Стал наконец Ахиллес и так говорил меж ахеян:«Царь Агамемнон и пышнопоножные мужи ахейцы!Быстрых возниц ожидают сии среди круга награды.Если бы в память другого, ахеяне, вы подвизались,Я, без сомнения, первые в подвигах взял бы награды.Знаете, сколь превосходны мои благородные кони,Дети породы бессмертной: отцу моему их, Пелею,Сам Посидон даровал; а отец мой мне подарил их.Но не вступаю я в спор, ни мои звуконогие кони.О! потеряли они знаменитого их властелина,Друга, который, бывало, сам их волнистые гривыЧистой водой омывал и умащивал светлым елеем.Ныне они по вознице тоскуют; стоят, разостлавшиГривы по праху, стоят неподвижно, унылые сердцем.К играм другие устройтеся, каждый из воев ахейских,Кто лишь на быстрых коней и свою колесницу надежен».
Так Ахиллес говорил им, – и быстрые встали возницы:Первый поднялся Эвмел, повелитель мужей знаменитый,Сын скиптроносца Адмета, искусством возничества славный.После него укротитель коней Диомед нестрашимый;Тросских коней он подвел под ярмо, у Энея которыхВ брани отбил; а Энея тогда Аполлон лишь избавил.Третий восстал копьеносный Атрид, Менелай светлокудрый,Зевсова отрасль; коней под ярем он подвел быстролетных:Эфу царя Агамемнона с собственным верным Подаргом,Эфу, которую в дар Эхепол Анхизид АтрейонуДал, чтоб ему не идти на войну под ветристую Трою,Но наслаждаться спокойствием дома: богатством от ЗевсаБыл одарен он великим и жил в Сикионе обширном;Эфу сию запрягал он, дрожащую, рвущуюсь к бегу.Вслед и младой Антилох снарядил коней пышногривых,Сын знаменитый Нелида, высокого духом владыки,Нестора старца; пилосские кони его колесницуБыстрые мчали. Отец приступил и советы благиеНачал советовать, опытный старец разумному сыну:«Сын Антилох! тебя от юности боги любили,Зевс и благой Посидон, и в ристательной хитрости всякойСами наставили; много тебя наставлять мне не нужно.Мастер ты коней ворочать вкруг мет; но пилосские нашиКони в бегу тяжелы; опасаюсь, беды б не случилось.Всех соискателей кони резвее; но сами возницыМеньше искусны, чем ты, в изобретенье быстром пособий.Так не робей; приготовься, любезный: душою искусствоВсе обойми, да из рук не упустишь наград знаменитых.Плотник тебя превосходит искусством своим, а не силой;Кормщик таким же искусством по бурному черному понтуЛегкий правит корабль, игралище буйного ветра:Так и возница искусством одним побеждает возницу.Слишком иной положась на свою колесницу и коней,Гонит, безумец, сюда и туда беспрестанно виляя;Кони по поприщу носятся, он и сдержать их бессилен.Но возница разумный, коней управляя и худших,Смотрит на цель беспрестанно, вблизи лишь ворочает, знает,Как от начала ристания конскими править браздами:Держит их крепко и зорко вперед уходящего смотрит.Цель я тебе укажу; просмотреть берегися: ты видишь,Столп деревянный стоит, от земли, как сажень маховая,Сосна сухая иль дуб, под дождями не скоро гниющий;Справа и слева при цели той врыты два белые камня,В самой теснине дороги; кругом же ристалище гладко.То – иль надгробный столп давно погребенного мужа,Или подобная ж цель у старинных была человеков;Столп сей и ныне метою избрал Ахиллес быстроногий.К оной ты близко примчась, на бегу заворачивай коней;Сам же, крепко держась в колеснице красивоплетеной,Влево легко наклонись, а коня, что под правой рукою,Криком гони и бичом и бразды попусти совершенно,Левый же конь твой пускай подле самой меты обогнетсяТак, чтоб, казалось, поверхность ее колесо очертилоCтупицей жаркою. Но берегись, не ударься о камень:Можешь коней изувечить или раздробить колесницу,В радость ристателям всем, а тебе одному в посрамленье!Будь, мой сын, рассудителен, будь осторожен, любезный!Если уже близ меты возьмешь ты перед и погонишь,Верь – ни один из возниц ни догонит тебя, ни обскачет,Даже хоть следом бы он на ужасном летел Арейоне,Бурном Адраста коне, порождении крови бессмертной,Иль на конях Лаомедона, славных Троады питомцах!»
Так произнесши, Нелид, знаменитый конник геренский,Cел на месте, важнейшее все изъяснив Антилоху.
Пятый – герой Мерион снарядил коней пышногривых.Все в колесницы взошли и бросили жребии; в шлем ихПринял Пелид и сотряс; и вылетел вдруг Антилоху,Нестора сыну; второй выпадает Эвмелу владыке;Третий Атрееву сыну, царю аргивян Менелаю;Выпал за ним Мериону вождю; но последнему жребийСыну Тидееву храброму гнать колесницы достался.Стали порядком; мету им далекую на поле чистомЦарь Ахиллес указал; но вперед повелел, да при онойCтарец божественный Феникс, отеческий оруженосец,Сядет и бег наблюдает, и после им истину скажет.
Разом возницы на коней бичи занесли для ударов;Разом браздами хлестнули и голосом крикнули грозным,Полные рвенья; и разом помчалися по полю кониВдаль от судов с быстротою ужасною: пыль из-под стоп ихСтала, взвиваясь на воздух, как туча, как сумрачный вихорь.Длинные гривы коней развеваются веяньем ветра;Их колесницы летящие то до земли прикоснутся,То высоко, отраженные, взбросятся; гордо возницыВ пышных стоят колесницах; трепещет у каждого сердце,Жадное славы; каждый коней ободрительным крикомГонит; и кони летят, по ристалищу пыль подымая.
Но, когда уже кони в последний конец обратились,К морю седому, тогда-то ристателя каждого доблестьВдруг обнаружилась; конская прыть ускорилась, и быстроЛегкие вымчались вдаль кобылицы Эвмела героя.Вслед кобылиц выносились вперед жеребцы Диомеда,Тросские кони, и, чуть лишь отставшие, мчалися близко,Так что, казалось, хотят на Эвмела вскочить колесницу;Жарким дыханьем широкий хребет нагревали героюИ, на плечах Адметида лежа головами, летели.Он, Диомед, обскакал бы иль равною б сделал победу,Если б Тидееву сыну не Феб враждовал раздраженный;Феб из руки побеждавшего бич блистательный вышиб.Слезы из глаз Диомедовых брызнули, слезы от гнева:Видел он – боле еще уходили вперед кобылицы;Кони ж его отставали, ударов бича не бояся.Но от Афины очей Аполлон не укрылся, вредящийСыну Тидея: настигла богиня царя Диомеда,Бич подала и новую рьяность коням вдохнула;К сыну ж Адмета она устремившися, полная гнева,Конский разбила ярем, и его кобылицы лихиеБросились дико с дороги, и выпало дышло на землю;Сам, с колесницы сорвавшись, чрез обод он грянулся оземь,До крови локти осаднил, изранил и губы и ноздри,Сильно разбил над бровями чело; у него от удараБрызнули слезы из глаз и поднявшийся голос прервался.Мимо его Диомед проскакал на конях звуконогихИ далеко впереди заблистал перед всеми: АфинаКрепость вдохнула коням и ему торжество даровала.После Тидида скакал Атрейон, Менелай светлокудрый.Но Антилох настигал и кричал на отеческих коней:«О, выноситесь вперед, расстилайтеся, кони, быстрее!Я не насилую вас быстротой состязаться с конямиСына Тидеева храброго, коим Паллада богиняЛегкость сама даровала и славой возницу покрыла.Нет, лишь коней Менелая догоним, друзья, не отстанем!Быстро вперед! чтобы вас всенародно стыдом не покрылаЭфа: она кобылица, а вы, дорогие, отстали!Вам говорю я, и слово мое совершится сегодня:Более неги себе от владыки народов НелидаДома не ждите: убьет вас сегодня же острою медью,Если по лености вашей награду последнюю снищем.О, настигайте скорее, как можно скорее скачите!Я ж постараюся сам и искусно выгадывать буду,Как обскакать нам на узкой дороге; в обман я не вдамся».
Так говорил Антилох, – и, страшася угроз властелина,Кони резвее скакали, но время не долгое: скороТесной дороги ухаб Антилох, бранолюбец, приметил:Рытвина там пролегала; вода, накопляясь зимою,Там чрез дорогу прорвалась и место кругом углубила.Правил туда Менелай, колесниц опасаяся сшибки.Но Антилох, своротивши, направил коней звуконогихМимо дороги и, близко держась, догонял Менелая.Царь Менелай устрашился и к Нестора сыну воскликнул:«Правишь без разума, Несторов сын! Удержи колесницу!Видишь, дорога тесна; впереди обгоняй, по широкой;Здесь лишь и мне и себе повредишь: колесницы сшибутся!»
Так говорил он; но Несторов сын обскакать горячился;Коней стрекалом колол, Менелая как будто не слыша.Сколько пространства, с плеча повергаемый, диск пробегает,Брошенный мужем младым, испытующим юную силу, —Столько вперед ускакал Антилох; кобылицы отсталиСына Атреева; их запускать и сам перестал онВ страхе, что узкой дорогой бегущие кони столкнутся,Их колесницы, сшибясь, опрокинутся, и среди поляСами слетят на прах, за победой риставшие оба.Гневный меж тем Несторида ругал Менелай светлокудрый:«Нет, Антилох, человека вреднее тебя зломышленьем!Мчись! недостойно тебя называют разумным ахейцы!Средством, однако ж, таким не получишь ты мзды без присяги!»
Так произнес он и громким голосом крикнул на коней:«Что у меня отстаете и что унываете, кони?Прежде пилосских коней истомятся колена и силы,Нежели ваши: давно их обоих покинула младость!»
Так восклицал, – и они, устрашася угроз властелина,Прытче пустились бежать и скоро передних догнали.
Тою порою ахейцы, на площади сидя, смотрелиКоней, которые по полю, пыль подымая, летели.Первый Идоменей распознал приближавшихся коней;Ибо сидел не в кругу, но высоко, на холме подзорном;Крик на коней колесничника он и далекий услышав,Мужа узнал и приметил коня в обгоняющей паре,Сильно отличного: весь багряногнедый, на челе лишьПризнак имел он родимый, как месяц, и светлый и круглый.Идоменей приподнялся и так говорил к аргивянам:«Други любезные, ратей ахейских вожди и владыки!Я ли один примечаю коней, или видите все вы?Чьи-то другие, мне кажется, скачут передними кони?Кто-то другой и возница? Но те, кобылицы Эвмела,Чем-то задержаны в поле; а прежде они отличались;Первые, видел я сам, кобылицы мету обогнули;Ныне же видеть нигде не могу их, куда ни бросаюВкруг по троянскому полю моих испытательных взоров.Верно, из рук Адметида бразды убежали; не мог онБега сдержать у меты и коней повернул неудачно:Там он, быть может, упал, колесница его сокрушилась,И умчались с дороги его обуялые кони.Но подымитесь, друзья, и всмотритесь вы сами: быть может,Вижу не ясно, но кажется мне, что ристатель передний —Муж этолийский, воинственный царь ополчений аргосских,Сын конеборца Тидея, герой Диомед благородный».
Грубо ему отвечал быстроногий Аякс Оилеев:«Что наперед, Девкалион, болтаешь ты? Те ж кобылицыВсех впереди, звуконогие, по полю чистому скачут!Ты между нами, ахейцами, вовсе не младший годами!Очи твоей головы не острее других проницают!Но и всегда ты лишь праздно болтаешь! Тебе неприличноЗдесь пустословить: и лучше тебя здесь присутствуют мужи!Те ж впереди кобылицы, которые были и прежде,Сына Адметова; сам он и едет и правит браздами».
Вспыхнувши гневом, Аяксу ответствовал Крита властитель:«Спорщик первейший, Аякс злоречивый! но в прочем последнийМежду ахейских мужей: человек необузданно грубый!Спорь, и положим в заклад умывальницу или треножник;Спора свидетелем мы изберем Агамемнона оба:Кони чьи впереди, ты узнаешь, заклад заплатив мне!»
Так говорил он, – и быстро поднялся Аякс Оилеев,Пышущий гневом, готовый ответствовать речью суровой.И зашла бы далеко меж ними обидная распря,Если бы сам Ахиллес не восстал, говоря воеводам:«Идоменей, Оилид, говорить перестаньте в народеЗлые, обидные речи: вас недостойное дело!Сами осудите вы и других, начинающих то же.Сядьте, друзья, и на месте спокойно смотрите на коней;Скоро и сами они, распаленные жаждой победы,К нам принесутся; тогда вы без спора узнаете каждый,Чьи впереди и чьи позади между коней ахейских».
Он говорил, – как летящий к концу Диомед показался.Хлещет сплеча он бичом по коням: а дымящиесь кониСкачут высоко и с скоростью дивной летят по дороге;Брызги песка от копыт беспрерывные прыщут в возницу;Пышная оловом, златом нарядная вкруг колесницаБыстро за бурными конями катится; след за собоюШины колесные, тяжкие медью, по тонкому прахуЧуть оставляют: с такою горячностью кони летели!Стал среди круга ристатель торжественный; с пламенных конейПот и от вый и от персей потоками лился на землю.Быстро на дол Диомед с колесницы сияющей прянул,Бич к ярму прислонил; и не медлил сподвижник героя,Сильный Сфенел: прибежал и с веселием взял он награду;Но служителям храбрым жену и треножник ушатыйК куще представить велел он, а сам распрягал колесницу.
После Тидида младой Антилох пригнал колесницу,Хитростью только, не скоростью, взявши перед у Атрида;Но Атрид от него не отстал на конях быстроногих;Близко летел, как от обода конь, в колесницу впряженныйИ во весь свой опор по полям властелина несущий;Хвост у него медноблещущей шины касается краем;Так он близко бежит и таким расстоянием малымОн отделен от колес, по широкому полю бегущий, —Столько же мало отстал от Нелеева славного внукаЦарь Менелай: на вержение диска сперва оставался;После он скоро догнал: возрастала в бегу беспрестанноКрепость и жар кобылицы Атридовой, пламенной Эфы,Так что, когда бы еще обоих продолжилось ристанье,Верно б, Атрид обскакал и победы не сделал бы спорной.Но Мерион, предводителя критян могучий сподвижник,Гнал, на полет копия от царя Менелая отставши:Медленны были его долгогривые критские кони;Мало искусен и сам управлять колесницей в ристаньях.Сын же Адмета явился последним, гоня пред собоюБыстрых коней и прекрасную сзади влача колесницу.В жалость пришел, Адметида увидев, Пелид благородный;Встал, и к ахейским царям устремил он крылатые речи:«Первый ристатель последним гонит коней звуконогих!Но, аргивяне, дадим, как достойно, вторую наградуСыну Адмета; а первая следует сыну Тидея».
Так говорил, – и одобрили все Ахиллесово слово;Отдал бы он кобылицу, с согласия сонма, Эвмелу,Если б почтенного Нестора сын, Антилох, оскорбленный,Быстро не встал; справедливо герой возразил Ахиллесу:«Царь Ахиллес, огорчусь я жестоко, если исполнишьСлово твое! Награду отнять у меня побужден тыТем, что постигла беда колесницу и коней Эвмела?И что возница он славный? Почто же богов всемогущихОн не молил: никогда не пришел бы возницей последним.Если Эвмела жалеешь и столько тебе он любезен, —Есть у тебя в кораблях изобильно и злата и меди;Есть и рабыни, и овцы, и твердокопытные кони:Выбрав из них, отличи ты его хоть и большей наградойПосле, и даже теперь, чтоб тебя похвалили данаи;Сей же из рук я не выдам, – а кто из ахеян желает,Пусть подойдет и со мной за нее рукопашно сразится!»
Так говорил; улыбнулся божественный внук Эакидов,Радуясь другом младым: Антилоха любил он, как друга.Юноше он отвечая, крылатую речь устремляет:«Требуешь ты, Антилох, чтоб из собственной сени другуюДал я награду Эвмелу: охотно и то я исполню.Дам ему латы, которые добыл я с Астеропея,Медные; их оконечность литая струн окружаетОлова светлого; будет сей дар Эвмела достоин».
Так произнесши, Пелид повелел Автомедону другуВынесть из кущи; и тот, устремившися, вынес и отдалВ руки Адметова сына; и он их, радуясь, принял.
Тут Менелай светлокудрый поднялся, душой огорченный,Жестоко гневный на сына Нелидова. Вестник АтридовСкиптр властелину представил, безмолвствовать знак аргивянамПодал; и стал говорить воинственник, богу подобный:«Что, Антилох, ты сделал, всегда рассудительным слывший?Славу мою помрачил и коней у меня ты расстроил,Хитростью взявший перед на конях, несравненно слабейших!Но рассудите, ахеян владыки и мужи совета,Нас обоих наравне рассудите вы, но без потворства.Пусть обо мне ни один меднобронный ахеец не скажет:– Царь Менелай, Антилоха одной пересиля неправдой,Юноши мздою, конем завладел: Менелаевы кониБыли слабее, лишь сам он могучее властью и силой. —Слушайте, други; я сам рассужу, и меня, я надеюсь,В сонме не будет никто укорять: справедлив приговор мой.Несторов сын благородный, приближься сюда и, как должно,Стань пред своими конями; возьми, как следует, в рукиБич тот гибкий, с которым сегодня ристал, и бичом тыКоней касаясь, клянись Посидаоном, землю держащим,Что неумышленной хитростью ты мне запнул колесницу»
Умный младой Антилох отвечал Менелаю Атриду:«Светлый Атрид, укротися; юноша я пред тобою.Ты, о царь Менелай, и летами и доблестью выше;Ведаешь, как легко в заблуждения младость впадает:Ум молодой опрометчив, короток рассудок незрелый.Сердце смягчи, Менелай; а награду мою, кобылицу,Сам я тебе отдаю; и когда б из моих достоянийБоле чего ты потребовал, с радостью я и теперь жеВыдал бы, нежели мне у тебя, питомец Кронида,Выйти из сердца навеки и быть пред богами виновным!»
Рек, – и, подведши коня, младой Несторид благородныйВ руки отдал Менелаю герою; и в персях АтридаСердце растаяло с радости, словно роса по колосьямЗреющей нивы, когда цепенеют от зноя долины, —Так у тебя, Менелай, растаяло с радости сердце.К юноше он возгласил, устремляя крылатые речи:«Ныне я сам, невзирая на гнев мой, тебе уступаю,Несторов сын! Никогда безрассуден, ниже легкомысленТы не бывал: победила рассудок единая младость.После сего, Антилох, опасайся обманывать старших.Нет, не легко бы меня укротил другой из данаев;Но довольно терпел и довольно под Троею сделалСам ты, и храбрый отец твой, и брат, за меня подвизаясь.К просьбе твоей снисхожу и награду мою, кобылицу,Я уступаю тебе: пускай и другие с тобоюПомнят, что я никогда ни надмен, ни немилостив не был».
Так произнес – и коня Менелай Антилохову другуОтдал Ноемону; сам же избрал рукомойник блестящий.Злато, четвертую мзду, получил Мерион по заслуге,Коней четвертым пригнавши. Но пятая мзда оставалась,Круглый фиал двусторонный: его Ахиллес быстроногий,Сонмом данаев пронесши, Нестору подал, вещая:«Дар сей тебе, божественный старец! и ты сохрани сейПамятник грустный Патрокловых похорон: между живымиБольше его не увидишь! Тебе же награду победыТак я даю; ни в борьбу ты, Нелид, ни в кулачную битву,Верно, не вступишь; ни в меткой стрельбе ты, ни в легкости бегаСпорить не будешь: тебя удручает тяжелая старость».
Рек – и фиал ему подал; и старец приял, веселяся;Быстрые речи крылатые он устремил к Ахиллесу:«Истину, сын, говоришь, и все ты разумно вещаешь.Члены мои ослабели; ни ноги, любезный, ни рукиТак на моих раменах, как бывало, не движутся быстро.Если бы молод я был! и если бы силой блистал яОных годов, как эпейцы в Вупрасе царю АмаринкуТризны творили, а дети царя предложили награды!Там не сравнился со мной ни один человек из эпеян,Даже из храбрых пилосцев и духом высоких этолян.Там я кулачною битвой бойца одолел Клитомеда;Трудной борьбою борца ниспроверг плевронийца Анкея;Ног быстротой превзошел знаменитого бегом Ификла;Дротиком двух победил: Полидора и мужа Филея.Только одними конями меня премогли Акториды;Но числом одолели, завидуя в сей мне победе;Ибо славнейшая всех за нее оставалась награда;Стали вдвоем на меня, и как первый лишь правил конями,Только лишь правил, другой их, гоня, бичевал без пощады.Прежде таков я бывал! Но теперь молодым оставляюТрудные подвиги славы; пора, пора уступить мнеСтарости скорбной: в чреду я свою блистал меж героев!Но продолжай и друга усопшего играми чествуй.Дар благодарно приемлю и радуюсь сердцем, что столькоПомнишь меня ты, старца смиренного, что не забыл тыЧестью приличной почтить и его пред народом ахейским.Боги тебе за сие воздадут воздаяньем желанным!»
Так произнес, – и Пелид сквозь великие сонмы ахеянВновь возвратился, приветствие выслушав Нестора старца.Тут предложил он награды кулачного страшного боя:Выслав пред круг, привязал шестилетнего, сильного меска;Игом еще не смиренный, жесток для смирения был он.Меск – победителю мзда; побежденному – кубок двудонный.Стал наконец среди сонма и так говорил аргивянам:«Чада Атрея, и вы, меднолатные мужи ахейцы!Ныне подвижников двух призываем, которые сильны,Руки поднять на кулачную битву. Кому стреловержецДаст устоять и кого победителем все мы признаем,Тот к своему кораблю поведет терпеливого меска;Кубок же сей двоедонный боец побежденный получит».
Рек он, – и быстро восстал человек и огромный и мощный,Славный кулачный боец, Панопеева отрасль, Эпеос.Меска рукой жиловатой за гриву схватил и кричал он:«Выступи тот, кто намерен кубок унесть двоедонный.Меска ж, надеюся я, не отвяжет никто из ахеян,В битве кулачной победный: горжуся, боец я здесь первый!Будет того, что меж вами я воин не лучший, – что делать:Смертному в каждом деянии быть невозможно отличным.Что до битвы, объявляю при всех, и исполнено будет:Плоть до костей прошибу я и кости врагу изломаю.Пусть за моим сопротивником все попечители выйдут,Чтоб из битвы унесть укрощенного силой моею».
Так говорил он, – и все, онемевши, молчанье хранили.Богу подобный один Эвриал на него подымался,Внук скиптроносца Талая, сын Мекистея героя,Некогда в Фивы ходившего, к играм надгробным Эдипу,Падшему в оное время, и всех победившего кадмян.К битве его снаряжал Диомед, копьеборец могучий,Дружеской речью бодря и
