Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви» . Том 4
Песнь двадцать первая
ПРИРЕЧНАЯ БИТВА
Но лишь трояне достигли брода реки светлоструйной,Ксанфа сребристопучинного, вечным рожденного Зевсом,Там их разрезал Пелид; и одних он погнал по долинеК граду, и тем же путем, где ахейцы в расстройстве бежалиПрошлого дня, как над ними свирепствовал Гектор могучий, —Там и трояне, рассеясь, бежали; но Гера глубокийМрак распростерла, им путь заграждая. Другие толпами,Бросясь к реке серебристопучинной, глубокотекущей,Падали с шумом ужасным: высоко валы заплескали;Cтрашно кругом берега загремели; упадшие с воплемПлавали с места на место, крутяся по бурным пучинам.Словно как пруги, от ярости огненной снявшися с поля,Тучей к реке устремляются: вдруг загоревшийся бурныйПышет огонь, и они устрашенные падают в воду, —Так от Пелида бегущие падали кони и вои,Ток наполняя гремучий глубокопучинного Ксанфа.
Он же, божественный, дрот свой огромный оставил на бреге,К ветвям мирики склонивши, и сам устремился, как демон,С страшным мечом лишь в руках: замышлял он ужасное в сердце;Начал вокруг им рубить: поднялися ужасные стоныВкруг поражаемых; кровию их забагровели волны.Словно дельфина огромного мелкие рыбы всполошасьИ бежа от него в безопасные глуби залива,Кроются робкие: всех он глотает, какую ни схватит, —Так от Пелида трояне в ужасном потоке СкамандраКрылись под кручей брегов. Но герой, утомивши убийствомРуки, живых средь потока двенадцать юношей выбрал,Чтоб за смерть отомстить благородного друга Патрокла;Вывел из волн, обезумленных страхом, как юных еленей;Руки им сзади связал разрезными, крутыми ремнями,Кои в сражениях сами носили при бронях кольчатых;Так повелел мирмидонцам вести их к судам мореходным.Сам же опять на врагов устремился, убийства алкая.
Там он Приамова сына, чудясь, Ликаона младогоВстретил, из волн уходящего, коего некогда сам онВ плен, невзирая на вопль, из отцова увлек вертограда,Ночью напавши: царевич смоковницы ветви младыеОстрою медью тесал, чтобы в круги согнуть колесницы;Вдруг на него налетела беда – Ахиллес быстроногий.Он Ликаона, в судах своих быстрых уславши на Лемнос,Продал: Эвней Язонид предложил за царевича выкуп;Друг же его и оттуда, Геэтион, Имбра владыка,Многое дав, искупил и в священную выслал Арисбу.Скоро, бежавши оттуда, в отеческий дом возвратился.Дома одиннадцать дней веселился с друзьями своими,После возврата из Лемна; в двенадцатый бог его пакиВ руки привел Ахиллеса, которому сужено былоВ царство Аида низринуть – идти не хотящую душу.Быстрый могучий Пелид, лишь узрел Приамида нагого(Он без щита, без шелома и даже без дротика вышел;По полю все разбросал, из реки убегающий; потомОн изнурился, с истомы под ним трепетали колена),Гневно вздохнул и вещал со своею душой благородной:«Боги! великое чудо моими очами я вижу!Стало быть, Трои сыны, на боях умерщвленные мною,Паки воскреснут и паки из мрака подземного выйдут,Ежели сей возвращается; черного дня избежал он,Проданный в Лемнос; его не могла удержать и пучинаБурного моря, которое многих насильственно держит.Но нападем, и пускай острия моего ПелиасаДнесь он отведает: видеть хочу и увериться сердцем,Так же ли он и оттуда воротится, или троянцаМатерь удержит земля, которая держит и сильных».
Так размышлял и стоял он; а тот подходил полумертвый,Ноги Пелиду готовый обнять: несказанно желал онСмерти ужасной избегнуть и близкого черного рока.Дрот между тем длиннотенный занес Ахиллес быстроногий,Грянуть готовый; а тот подбежал и обнял ему ноги,К долу припав; и копье, у него засвистев над спиною,В землю воткнулось дрожа, человеческой жадное крови.Юноша левой рукою обнял, умоляя, колена,Правой копье захватил и, его из руки не пуская,Так Ахиллеса молил, устремляя крылатые речи:«Ноги объемлю тебе, пощади, Ахиллес, и помилуй!Я пред тобою стою как молитель, достойный пощады!Вспомни, я у тебя насладился дарами Деметры,В день, как меня полонил ты в цветущем отца вертограде.После ты продал меня, разлучив и с отцом и с друзьями,В Лемнос священный: тебе я доставил стотельчия цену;Ныне ж тройной искупился б ценою! Двенадцатый день лишьС оной мне светит поры, как пришел я в священную Трою,Много страдавши; и в руки твои опять меня ввергнулПагубный рок! Ненавистен я, верно, Крониону Зевсу,Если вторично им предан тебе; кратковечным родилаМатерь меня Лаофоя, дочь престарелого Альта, —Альта, который над племенем царствует, храбрых лелегов,Градом высоким, Педасом, у вод Сатниона владея.Дочерь его Лаофоя, одна из супруг Дарданида,Двух нас Приаму родила, и ты обоих умертвишь нас!Брата уже ты сразил в ополчениях наших передних;Острым копьем заколол Полидора, подобного богу.То ж и со мною несчастие сбудется! Знаю, могучий!Рук мне твоих не избегнуть, когда уже бог к ним приближил!Слово иное скажу я, то слово прими ты на сердце:Не убивай меня; Гектор мне брат не единоутробный,Гектор, лишивший тебя благородного, нежного друга!»
Так говорил убеждающий сын знаменитый Приамов,Так Ахиллеса молил; но услышал не жалостный голос:«Что мне вещаешь о выкупах, что говоришь ты, безумный?Так, доколе Патрокл наслаждался сиянием солнца,Миловать Трои сынов иногда мне бывало приятно.Многих из вас полонил, и за многих выкуп я принял.Ныне пощады вам нет никому, кого только демонВ руки мои приведет под стенами Приамовой Трои!Всем вам, троянам, смерть, и особенно детям Приама!Так, мой любезный, умри! И о чем ты столько рыдаешь?Умер Патрокл, несравненно тебя превосходнейший смертный!Видишь, каков я и сам, и красив, и величествен видом;Сын отца знаменитого, матерь имею богиню;Но и мне на земле от могучей судьбы не избегнуть;Смерть придет и ко мне поутру, ввечеру или в полдень,Быстро, лишь враг и мою на сражениях душу исторгнет.Или копьем поразив, иль крылатой стрелою из лука».
Так произнес, – и у юноши дрогнули ноги и сердце.Страшный он дрот уронил и, трепещущий, руки раскинув,Сел; Ахиллес же, стремительно меч обоюдный исторгши,В выю вонзил у ключа, и до самой ему рукоятиМеч погрузился во внутренность; ниц он по черному прахуЛег, распростершися; кровь захлестала и залила землю.Мертвого за ногу взявши, в реку Ахиллес его бросил,И, над ним издеваясь, пернатые речи вещал он:«Там ты лежи, между рыбами! Жадные рыбы вкруг язвыКровь у тебя нерадиво оближут! Не матерь на ложеТело твое, чтоб оплакать, положит; но Ксанф быстротечныйБурной волной унесет в беспредельное лоно морское.Рыба, играя меж волн, на поверхность чернеющей зыбиРыба всплывет, чтоб насытиться белым царевича телом.Так погибайте, трояне, пока не разрушим мы Трои,Вы – убегая из битвы, а я – убивая бегущих!Вас не спасет ни могучий поток, серебристопучинныйКсанф. Посвящайте ему, как и прежде, волов неисчетных;В волны бросайте живых, как и прежде, коней звуконогих;Все вы изгибнете смертию лютой; заплатите вы мнеДруга Патрокла за смерть и ахейских сынов за убийство,Коих у черных судов без меня вы избили на сечах!»
Так говорил он, – и Ксанф на него раздражался жестоко;Стал волноваться он думами, как удержать от свирепстваБурного сына Пелея, спасая троян от убийства.Но Пелейон между тем, потрясая копьем длиннотенным,Прянул ужасный, убить пылающий Астеропея,Ветвь Пелегона, которого Аксий широкотекущийС юной родил Перибоей, Акессаменовой дщерью(Старшею: с нею поток сочетался глубокопучинный).Быстро Пелид устремлялся, а тот из реки на ПелидаВышел, двумя потрясающий копьями: дух пеонийцуКсанф возбуждал: раздражался бессмертный за юношей красных,Коих в пучинах его Ахиллес убивал без пощады.Чуть соступились они, устремляяся друг против друга,Первый к Астеропею вскричал Ахиллес быстроногий:«Кто ты, откуда ты, смертный, дерзающий встречу мне выйти?Дети одних несчастных встречаются с силой моею!»
И ему отвечал воинственный сын Пелегонов:«Сын знаменитый Пелеев, почто вопрошаешь о роде?Я из Пеонии муж, из страны плодоносной, далекой;Вождь я пеонян огромнокопейных. Двенадцатый день мнеСветит с оной поры, как пришел я в Приамову Трою.Родоначальник мой славный – Аксий широкотекущий,Аксий, водою прекраснейшей недра земные поящий:Он Пелегона родил; от него, копьеносца, вещают,Я порожден. Но сразися со мной, Ахиллес благородный!»
Так он, грозя, говорил; и занес Ахиллес быстроногийКрепкий свой ясень пелийский; но дротами вдруг обоимиСын Пелегонов пустил: копьеборец он был оборучный:В щит Ахиллесов одним угодил, но сквозь щит не проникнулДрот медножальный, удержанный златом, божественным даром.Дротом другим, близ локтя пронесшимся, ссаднил десную:Черная кровь заструилась, и дрот позади АхиллесаВ землю вонзился, горящий насытиться телом героя.Вслед Пелейон Ахиллес, размахнув прямолетный свой ясень,В Астеропея пустил, сопостата низвергнуть пылая;Но, не попав в Пелегонида, в берег высокий ударилИ вогнал до средины огромное дерево в берег.Сам между тем, исторгнувши меч из влагалища острый,Яр на противника прянул, а тот Ахиллесовский ясеньВырвать из берега тщетно рукой напрягался дебелой.Трижды его колыхал, из стремнины исторгнуть пылая,Трижды силы терял; но в четвертый он раз лишь рванулся,Чая согнуть и сломить Эакидов убийственный ясень, —Тот налетел и мечом у надменного душу исторгнул:Чрево близ пупа ему разрубил, и из чрева на землюВылилась внутренность вся, и ему, захрипевшему, очиСмертная тьма осенила; Пелид же, на грудь его бросясь,Пышные латы срывал и вещал, величаясь победой:«В прахе лежи! Тебе тяжело всемогущего ЗевсаСпорить с сынами, хотя и рожден ты рекою великой!Ты от реки широкой своим величаешься родом;Я от владыки бессмертных, от Зевса, рождением славлюсь.Жизнь даровал мне герой, мирмидонян владыка державный,Отрасль Эака, Пелей; Эак же рожден от Зевеса.Cколько Зевес многомощнее рек, убегающих в море,Столько пред чадами рек многомощнее чада Зевеса!Здесь, пред тобой – и река могучая; пусть испытаетПомощь подать: невозможно сражаться с Кронионом Зевсом.С ним, громовержцем, ни царь Ахелой не дерзает равняться,Ни, могуществом страшный, седой Океан беспредельный,Тот, из которого всякий источник и всякое море,Реки, ключи и глубокие кладези все истекают;Но трепещет и он всемогущего Зевса перуновИ ужасного грома, когда от Олимпа он грянет».
Рек – и из брега стремнистого вырвал огромную пику.Бросил врага, у которого гордую душу исторгнул,В прахе простертого: там его залили мутные волны;Вкруг его тела и рыбы и угри толпой закипели,Почечный тук обрывая и жадно его пожирая.Сын же Пелеев пошел на пеонян, воинов конных,Кои по берегу Ксанфа пучинного бросились в бегство,Чуть лишь увидели мужа сильнейшего, в битве ужаснойМощно сраженного грозной рукой и мечом Ахиллеса.Там он убил Ферсилоха, Эния вождя и Мидона,Cверг Астипила и Фразия, сверг Офелеста и Мнесса.Многих еще бы пеонян сразил Ахиллес быстроногий,Если бы голоса в гневе Скамандр пучинный не поднял.В образе смертного бог возгласил из глубокой пучины:«О, Ахиллес! и могуществом сил и грозою деянийВыше ты смертного! Боги всегда по тебе поборают.Если Кронион троян на погибель всех тебе предал,Выгони их из меня и над ними ты в поле свирепствуй.Трупами мертвых полны у меня светлоструйные воды;Более в море священное волн проливать не могу я,Трупами спертый троянскими: ты истребляешь, как гибель!О, воздержись! и меня изумляешь ты, пастырь народа!»
Ксанфу немедля ответствовал царь Ахиллес быстроногий:«Будет, как ты заповедуешь, Ксанф, громовержцев питомец!Я перестану троян истреблять, но не прежде, как гордыхВ стены вобью, и не прежде, как Гектора мощь испытаю,Он ли меня укротит, иль надменного сам укрощу я».Так говоря, на троян устремился ужасный, как демон.К Фебу тогда возопила река из пучины глубокой:«Бог сребролукий, Крониона сын, не блюдешь ты заветовЗевса Кронида! Не он ли тебе повелел, Олимпиец,Трои сынов защищать неотступно, пока не простретсяСумрак вечерний и тенью холмистых полей не покроет».
Так говорила; Пелид же бесстрашный в средину пучиныПрянул с крутизны. Река поднялася, волнами бушуя.Вся, всклокотавши, до дна взволновалась и мертвых погнала,Коими волны ее Ахиллес истребитель наполнил;Мертвых, как вол ревущая, вон извергла на берег;Но, живых укрывая в пучинных пещерах широких,Их защитила своими катящимись пышно водами.Cтрашное вкруг Ахиллеса волнение бурное встало;Зыблют героя валы, упадая на щит; на ногах онБоле не мог удержаться; руками за вяз ухватилсяТолстый, раскидисто росший; и вяз, опрокинувшись с корнем,Берег обрушил с собой, заградил быстротечные водыВетвей своих: густотой и, как мост, по реке протянулся,Весь на нее опрокинясь. Герой, исскоча из пучины,Бросился в страхе долиной лететь на ногах своих быстрых.Яростный бог не отстал; но, поднявшись, за ним он ударилВалом черноголовым, горя обуздать АхиллесаВ подвигах бранных и Трои сынов защитить от убийства.Он же, герой, проскакал на пространство копейного лота,Быстро, как мощный орел, черноперый ловец поднебесный,Самый сильнейший и самый быстрейший из рода пернатых:Равный орлу он стремился; блестящая медь всеоружийСтрашно вкруг персей звучала; бежа от реки, он бросалсяВбок, а река по следам его с ревом ужасным крутилась.Словно когда водовод от ключа, изобильного влагой,В сад, на кусты и растения, ров водотечный проводит,Заступ острый держа и копь от препон очищая;Рвом устремляется влага; под нею все мелкие камниС шумом катятся; источник бежит и журчит, убыстренныйМестом покатистым; он и вождя далеко упреждает,Так непрестанно преследовал вал черноглавый Пелида,Сколько ногами ни быстрого: боги могучее смертных.Несколько раз покушался герой Ахиллес быстроногийПротивостать и увидеть, не все ли его уже богиГонят, не всё ль на него ополчилось великое небо?Несколько раз его вал излиянного Зевсом Скамандра,Сверху обрушася, в плечи хлестал; негодуя, высокоПрядал Пелид, но река удручала могучие ноги,Бурная под ноги била и прах из-под стоп вырывала.Крикнул Пелид наконец, на высокое небо взирая:«Зевс! так никто из богов милосердый меня не предстанетСпасть из реки злополучного? После и все претерпел бы…Но кого осуждаю я, кто из небесных виновен?Матерь единая, матерь меня обольщала мечтами,Матерь твердила, что здесь, под стенами троян броненосных,Мне от одних Аполлоновых стрел быстролетных погибнуть;Что не убит я Гектором! Сын Илиона славнейший,Храброго он бы сразил и корыстью гордился бы, храбрый!Ныне ж бесславною смертью судьбой принужден я погибнуть;Лечь в пучинах реки, как младой свинопас, поглощенныйБурным потоком осенним, который хотел перебресть он!»
Так говорил, – и незапно ему Посидон и АфинаВместе явились, приближились, образ приняв человеков;За руку взяли рукой и словами его уверяли.Первый к нему провещал Посидон, потрясающий землю:«Храбрый Пелид! ничего не страшися, ничем не смущайся.Мы от бессмертных богов, изволяющу Зевсу Крониду,Мы твои покровители, я и Паллада Афина.Роком тебе не назначено быть побежденным рекою;Скоро она успокоится, бурная, сам ты увидишь.Мы же, когда ты послушаешь, мудрый совет предлагаем:Рук не удерживай ты от убийства и общего бояПрежде, доколе троян не вобьешь в илионские стеныВсех, кто спасется; и после ты, Гектора душу исторгнув,В стан возвратися; дадим мы тебе вожделенную славу».
Так возгласивши, бессмертные вновь удалились к бессмертным.Он полетел, беспредельно глаголом богов ободренный,В поле; а поле водою разлившеюсь все понималось.Множество пышных оружий, множество юношей красныхПлавало мертвых. Высоко скакал он, бежа от стремленьяПрямо гонящихся волн разъяренных; не мог его большеБурный поток удержать, облеченного в крепость Афиной.Но и Скамандр не обуздывал гнева; против АхиллесаПуще свирепствовал бог; захолмивши валы на потоке,Он воздымался высоко и с ревом вопил к Симоису:«Брат мой, воздвигнися! Мужа сего совокупно с тобоюМощь обуздаем; иль скоро обитель владыки ПриамаОн разгромит; устоять перед грозным трояне не могут!Помощь скорее подай мне; поток свой наполни водамиБыстрых источников горных, и все ты воздвигни потоки!Страшные волны поставь, закрути с треволнением шумнымБревна и камни, чтобы обуздать нам ужасного мужа!Он побеждает теперь и господствует в брани, как боги!Но не помогут, надеюсь, ему ни краса, ни могучесть,Ни оружия пышные, кои в болоте глубокомЛягут и черной покроются тиною, ляжет и сам он.Я и его под песком погребу и громадою камнейCтрашной кругом замечу; не сберут и костей АхиллесаЧада ахеян: такой самого его тиной покрою!Там и могила его, и не нужно ахеянам будетХолма над ним насыпать, воздавая надгробную почесть!»
Рек – и напал на него, клокоча и высоко бушуя,С ревом бросая и пеной, и кровью, и трупами мертвых.Быстро багровые волны реки, излиявшейся с неба,Стали стеной, обхватили кругом Пелейона героя.Крикнула Гера богиня, страшась, чтоб Пелеева сынаВ хляби свои не умчала река, излиянная Зевсом;Быстро к Гефесту, любезному сыну, она возгласила:«В бой, хромоногий! воздвигнись, о сын мой! С тобою сразитьсяМы почитаем достойным глубокопучинного Ксанфа.Противостань и скорее открой пожирающий пламень!Я же иду, чтобы Зефира ветра и хладного НотаБыстро от брега морского жестокую бурю воздвигнуть;Буря сожжет и главы и доспехи троян ненавистных,Страшный пожар разносящая. Ты по брегам у СкамандраЖги дерева и на воду огонь устреми; не смягчайсяЛасковой речью его, не смущайся угрозами бога;И не смиряй ты пламенной силы, пока не подам яЗнаменья криком; тогда укротишь ты огонь неугасный».
Так повелела, – и сын устремил пожирающий пламень.В поле сперва разгорался огонь, и тела пожирал онМногих толпами лежащих троян, Ахиллесом убитых.Поле иссохло, и стали в течении светлые воды.Словно как в осень Борей вертоград, усыренный дождями,Скоро сушит и его удобрятеля радует сердце, —Так иссушилося целое поле, тела погорели.Бог на реку обратил разливающий зарево пламень.Вспыхнули окрест зеленые ивы, мирики и вязы;Вспыхнули влажные трости, и лотос, и кипер душистый,Кои росли изобильно у Ксанфовых вод светлоструйных;Рыбы в реке затомились, и те по глубоким пучинамТе по прозрачным струям и сюда и туда заныряли,В пламенном духе томясь многоумного Амфигиея.Вспыхнул и самый поток, и, пылающий, так возопил он:«Нет, о Гефест, ни единый бессмертный тебя не осилит!Нет, никогда не вступлю я с тобой, огнедышащим, в битву!Кончи ты брань! А троян хоть из града Пелид быстроногийПусть изженет; отрекаюсь их распрь, не хочу поборать им!»
Так говорил, и горел; клокотали прекрасные воды.Словно клокочет котел, огнем подгнетенный великим,Если он, вепря огромного тук растопляя блестящий,Полный ключом закипит, раскаляемый пылкою сушью, —Так от огня раскалялися волны, вода клокотала.Стала река, протекать не могла, изнуренная знойнойСилою бога Гефеста. Скамандр к торжествующей ГереГолос простер умоляющий, быстрые речи вещая:«Гера! за что твой сын, на поток мой свирепо обрушась,Мучит меня одного? Пред тобою не столько виновенЯ, как другие бессмертные, кои троян защищают.Я укрощуся, о Гера владычица, если велишь ты;Пусть и Гефест укротится! Клянуся я клятвой бессмертных:Трои сынов никогда не спасать от суровой годины,Даже когда и Троя губительным пламенем бурнымВся запылает, зажженная светочьми храбрых данаев!»
Речи такие услышав, лилейнораменная ГераБыстро, богиня, к Гефесту, любезному сыну, вещала:«Полно, Гефест, укротися, мой сын знаменитый! Не должноТак беспощадно за смертных карать бессмертного бога!»
Так повелела, – и бог угасил пожирающий пламень.Вспять покатились к потоку прекрасно струящиесь воды.Так обуздана Ксанфова мощь; успокоились оба,Ксанф и Гефест: укротила их Гера, кипящая гневом.
Но меж другими бессмертными вспыхнула страшная злоба,Бурная: чувством раздора их души в груди взволновались.Бросились с шумной тревогой; глубоко земля застонала;Вкруг, как трубой, огласилось великое небо. УслышалЗевс, на Олимпе сидящий; и с радости в нем засмеялосьCердце, когда он увидел богов, устремившихся к брани.Сшедшися, боги не долго стояли в бездействии: началЩиторушитель Арей, налетел на Палладу Афину,Медным колебля копьем, изрыгая поносные речи:«Паки ты, наглая муха, на брань небожителей сводишь?Дерзость твоя беспредельна! Ты вечно свирепствуешь сердцем!Или не помнишь, как ты побудила Тидеева сынаРанить меня, и сама, перед всеми копьем ухвативши,Прямо в меня устремила и тело мое растерзала?Ныне за все, надо мной совершенное, мне ты заплатишь!»
Рек – и ударил копьем в драгоценный эгид многокистный,Страшный, пред коим бессилен и пламенный гром молневержца;В оный копьем длиннотенным ударил Арей исступленный.Зевсова дочь отступила и мощной рукой подхватилаКамень, в поле лежащий, черный, зубристый, огромный,В древние годы мужами положенный поля межою;Камнем Арея ударила в выю и крепость сломила.Семь десятин он покрыл, распростершись: доспех его медныйГрянул, и прахом оделись власы. Улыбнулась АфинаИ, величаясь над ним, устремила крылатые речи:«Или доселе, безумный, не чувствовал, сколь пред тобоюВыше могуществом я, что со мною ты меряешь силы?Так отягчают тебя проклятия матери Геры,В гневе тебе готовящей кару за то, что, изменник,Бросил ахейских мужей и стоишь за троян вероломных!»
Так говоря, от него отвратила ясные очи.За руку взявши его, повела Афродита богиня,Тяжко и часто стенящего; в силу он с духом собрался.Но, Афродиту увидев, лилейнораменная ГераК Зевсовой дщери Афине крылатую речь устремила:«Непобедимая дщерь воздымателя облаков Зевса!Видишь, бесстыдная паки губителя смертных АреяС битвы пылающей дерзко уводит! Скорее преследуй!»
Так изрекла, – и Афина бросилась с радостью в сердце;Быстро напав на Киприду, могучей рукой поразилаВ грудь; и мгновенно у ней обомлело и сердце и ноги.Оба они пред Афиною пали на злачную землю.И, торжествуя над падшими, вскрикнула громко Афина:«Если б и все таковы защитители Трои высокойБыли, на брань выходя против меднооружных данаев,Cтолько ж отважны и сильны душой, какова АфродитаВышла, Арея союзница, в крепости спорить со мною!О, давно бы от грозной войны успокоились все мы,Град сей разруша, высокотвердынную Трою Приама!»
Так говорила, – и тихо осклабилась Гера богиня.И тогда к Аполлону вещал Посидон земледержец:«Что, Аполлон, мы стоим в отдалении? Нам неприлично!Начали боги другие. Постыдно, когда мы без бояОба придем на Олимп, в меднозданный дом Олимпийца!Феб, начинай; ты летами юнейший, – но мне неприлично:Прежде тебя я родился, и боле тебя я изведал.О безрассудный, беспамятно сердце твое! Позабыл ты,Сколько трудов мы и бед претерпели вокруг Илиона,Мы от бессмертных одни? Повинуяся воле Кронида,Здесь Лаомедону гордому мы, за условную плату,Целый работали год, и сурово он властвовал нами.Я обитателям Трои высокие стены воздвигнул,Крепкую, славную твердь, нерушимую града защиту.Ты, Аполлон, у него, как наемник, волов круторогихПас по долинам холмистой, дубравами венчанной Иды.Но, когда нам условленной платы желанные ГорыСрок принесли, Лаомедон жестокий насильно присвоилДолжную плату и нас из пределов с угрозами выслал.Лютый, тебе он грозил оковать и руки и ногиИ продать, как раба, на остров чужой и далекий;Нам обоим похвалялся отсечь в поругание уши.Так удалилися мы, на него негодуя душою.Царь вероломный завет сотворил и его не исполнил!Феб, не за то ль благодеешь народу сему и не хочешьНам поспешать, да погибнут навек вероломцы трояне,Бедственно все да погибнут, и робкие жены и дети!»
Но ему отвечал Аполлон, сребролукий владыка:«Энносигей! не почел бы и сам ты меня здравоумным,Если б противу тебя ополчался я ради сих смертных,Бедных созданий, которые, листьям древесным подобно,То появляются пышные, пищей земною питаясь,То погибают, лишаясь дыхания. Нет, Посидаон,Распри с тобой не начну я; пускай человеки раздорят!»
Так произнес Аполлон – и назад обратился, страшасяРуки поднять на царя, на могучего брата отцова.Тут Аполлона сестра, Артемида, зверей господыня,Шумом ловитв веселящаясь, гневно его укоряла:«Ты убегаешь, стрелец! и царю Посидону победуВсю оставляешь, даешь ненаказанно славой гордиться?Что ж, малодушный, ты носишь сей лук, для тебя бесполезный?С сей я поры чтоб твоих не слыхала в чертогах КронидаГордых похвал, как, бывало, ты хвалишься между богамиС Энносигеем, земли колебателем, выйти на битву».
Так говорила; сестре не ответствовал Феб сребролукий.Но раздражилася Гера, супруга почтенная Зевса,И словами жестокими так Артемиду язвила:«Как, бесстыдная псица, и мне уже ныне ты смеешьПротивостать? Но тебе я тяжелой противницей буду,Гордая луком! Тебя лишь над смертными женами львицейЗевс поставил, над ними свирепствовать дал тебе волю.Лучше и легче тебе поражать по горам и долинамЛаней и диких зверей, чем с сильнейшими в крепости спорить.Если ж ты хочешь изведать и брани, теперь же узнаешь,Сколько тебя я сильнее, когда на меня ты дерзаешь!»Так лишь сказала и руки богини своею рукоюЛевой хватает, а правою, лук за плечами сорвавши,Луком, с усмешкою горькою, бьет вкруг ушей Артемиду:Быстро она отвращаясь, рассыпала звонкие стрелыИ, наконец, убежала в слезах. Такова голубица,Ястреба, робкая, взвидя, в расселину камня влетает,В темную нору, когда ей не сужено быть уловленной, —Так Артемида в слезах убежала и лук свой забыла.Лете, богине, тогда возгласил возвестительный Гермес:«Лета! сражаться с тобой ни теперь я, ни впредь не намерен:Трудно сражаться с супругами тучегонителя Зевса.Можешь, когда ты желаешь, торжественно между бессмертных,Можешь хвалиться, что силой ты страшной меня победила».
Так говорил он, а Лета сбирала и лук, и из тулаВрознь по песчаным зыбям разлетевшиесь легкие стрелы.Все их собравши, богиня пошла за печальною дщерью.Та же взошла на Олимп, в меднозданный чертог громовержца;Села, слезы лия, на колени родителя дева;Риза на ней благовонная вся трепетала. КронионК сердцу дочерь прижал и вещал к ней с приятной усмешкой:«Дочь моя милая! кто из бессмертных тебя дерзновенноТак оскорбил, как бы явное ты сотворила злодейство?»
Зевсу прекрасновенчанная ловли царица вещала:«Гера, твоя супруга, родитель, меня оскорбила,Гера, от коей и распря и брань меж богами пылает».
Так небожители боги, сидя на Олимпе, вещали.Тою порой Аполлон вступил в священную Трою:Сердцем заботился он, да твердынь благозданного градаСила данаев, судьбе вопреки, не разрушит в день оный.Прочие все на Олимп возвратилися вечные боги,Гневом пылая одни, а другие славой сияя.Cели они вкруг отца громоносного. Сын же ПелеевВ грозном бою истреблял и мужей, и коней звуконогих.Словно как дым от пожара столпом до высокого небаВсходит над градом пылающим, гневом богов воздвизаем:Всем он труды и печали несчетные многим наносит, —Так Ахиллес наносил и труды и печали троянам.
Царь Илиона, Приам престарелый, на башне священнойСтоя, узрел Ахиллеса ужасного: все пред героемТрои сыны, убегая, толпилися; противоборстваБолее не было. Он зарыдал – и, сошедши на землю,Громко приказывал старец ворот защитителям славным:«Настежь ворота в руках вы держите, пока ополченьяВ город все не укроются, с поля бегущие: близокГрозный Пелид, их гонящий! Приходит нам тяжкая гибель!Но, как скоро вбегут и в стенах успокоятся рати,Вновь затворите ворота и плотные створы заприте.Я трепещу, чтобы муж сей погибельный в град не ворвался!»
Рек он, – и стражи, отдвинув запор, распахнули ворота.Многим они, растворенные, свет даровали; навстречуВылетел Феб, чтоб от Трои сынов отразить истребленье.Рати ж троянские к городу прямо, к твердыне высокой,Жаждой палимые, прахом покрытые, с бранного поляМчалися; бурно их гнал он копьем; непрестанно в нем сердцеСтрашным пылало свирепством, неистово славы алкал он.Взяли б в сей день аргивяне высоковоротную Трою,Если бы Феб Аполлон не воздвигнул Агенора мужа,Ветвь Антенора сановника, славного, сильного в битвах.Феб ему сердце наполнил отвагой и сам недалекоСтал, чтоб над мужем удерживать руки тяжелые Смерти,К дереву буку склонясь и покрывшися облаком темным.Тот же, как скоро увидел рушителя стен Ахиллеса,Стал; но не раз у него колебалось тревожное сердце.Тяжко вздохнув, говорил он с своей благородной душою:«Горе мне! ежели я, оробев, пред ужасным ПелидомВ бег обращусь, как бегут и другие, смятенные страхом, —Быстрый догонит меня и главу, как у робкого, снимет!Если же сих, по долине бегущих, преследовать дам яСыну Пелея, а сам одинокий в сторону градаБрошусь бежать по Илийскому полю, пока не достигнуИды лесистых вершин и в кустарнике частом не скроюсь?Там я, как вечер наступит, в потоке омоюсь от потаИ, освежася, под сумраком вновь в Илион возвращуся.Но не напрасно ль ты, сердце, в подобных волнуешься думах?Если меня вдалеке он от города, в поле увидит?Если, ударясь в погоню, меня быстроногий нагонит?О! не избыть мне тогда от сурового рока и смерти!Сей человек несравненно могучее всех человеков!Если ж ему самому перед градом я противостану?..Тело его, как и всех, проницаемо острою медью;Та ж и одна в нем душа, и от смертных зовется он смертным;Но Кронид лишь ему и победу и славу дарует!»
Так произнес – и, уставясь на бой, нажидал Ахиллеса:Храброе сердце стремило его воевать и сражаться.Словно как смелый барс из опушки глубокого лесаПрямо выходит на мужа ловца, и, не ведущий страха,Он не смущается, он не бежит при раздавшемся лае;Даже когда и стрелой иль копьем его ловчий уметит,Он, невзирая, что сам копьем прободен, не бросаетПламенной битвы, пока не сразит или сам не прострется, —Так Антеноров сын, воеватель бесстрашный Агенор,C поля сойти не решался, пока не изведал Пелида.Он, перед грудью уставивши выпуклый щит круговидный,Метил копьем на него и грозился, крича громозвучно:«Верно, надежду ты в сердце питал, Ахиллес знаменитый,Нынешний день разорить обитель троян благородныхНет, безрассудный, бедам еще многим свершиться за Трою!Много еще нас во граде мужей и бесстрашных и сильных,Кои готовы для наших отцов, для супруг и младенцевГрад Илион защищать, пред которым найдешь ты погибель, —Ты, и страшнейший в мужах, и душою отважнейший воин!»
Рек – и сияющий дрот он рукою могучею ринул,И не прокинул: уметил его в подколенное берцо;Окрест ноги оловянная, новая ковань, поножаСтрашный звон издала; но суровая медь отскочилаВспять от ноги; не прошла, отраженная божеским даром.Тут Ахиллес на подобного богу Агенора прянул,Пламенный; но Аполлон ему славой украситься не дал:Быстро похитил троянца и, мраком покрывши глубоким,Мирно ему от боя опасного дал удалиться;Сам же Пелеева сына коварством отвлек от народа:Образ принявши Агенора, бог Аполлон сребролукийСтал пред очами его, и за ним он ударился гнаться. —Тою порой, как Пелид по равнине, покрытой пшеницей,Феба преследовал, вспять близ глубокопучинного КсанфаЧуть уходящего, – хитростью бог обольщал человека,Льстя беспрестанной надеждой, что он, быстроногий, нагонит, —Тою порою трояне, бегущие с поля, толпамиРадостно к граду примчались; бегущими град наполнялся.Все укрывались, никто не дерзал за стеною, вне града,Ждать остальных и разведывать, кто из товарищей спасся.Кто на сраженье погиб; но в радости сердца, как волны,Хлынули в город, которых спасли только быстрые ноги.
Песнь двадцать вторая
