Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви» . Том 4
Песнь девятнадцатая
ОТРЕЧЕНИЕ ОТ ГНЕВА
В ризе багряно-златистой из волн Океана денницаВышла, несущая свет и бессмертным и смертным: ФетидаК сеням пришла мирмидонским с блистательным даром от бога.Там она сына нашла: над Патроклом своим распростертый,Громко рыдал он; и многие окрест друзья мирмидонцыПлакали. Став между них, среброногая матерь-богиняЗа руку сына взяла, называла и так говорила:«Сын мой! оставим мертвого, как ни прискорбно то сердцу,С миром лежать: всемогущих богов он волей повержен.Встань и прими, Пелейон, от Гефеста доспех велелепный,Дивный, какой никогда не сиял вкруг рамен человека».
Так произнесши, Фетида на землю доспех положилаПред Ахиллесом; и весь зазвучал он, украшенный дивно.Вздрогнули все мирмидонцы; не мог ни один на доспехиПрямо смотреть, отвратились они; Ахиллес же могучийТолько взглянул – и сильнейшим наполнился гневом: ужасноОчи его из-под веждей, как огненный пыл, засверкали.С радостью взяв, любовался он даром сияющим бога;И, когда свое сердце нарадовал, смотря на чудо,К матери сереброногой крылатую речь устремил он:«Матерь! доспех сей бессмертного дар; несомнительно долженБыть он творением бога, не смертного мужа он дело.Ныне ж я вооружаюся. Но об одном беспокойноСердце мое, чтобы тою порою в Патрокловом телеМуки, проникши в глубокие, медью пробитые раны,Алчных червей не родили; они исказят его образ(Жизнь от него отлетела!), и тление тело обымет!»
Вновь говорила ему среброногая матерь Фетида:«Сын мой! заботой о сем не тревожь ты более сердца.Я попекусь отгонять от него кровожадные сонмыМух, которые тело убитых мужей пожирают;И хотя бы лежал он в течение круглого года,Тело его невредимо и даже прекраснее будет.Ты же, мой сын, на собранье созвавши героев ахейских,Гнев прекрати на Атреева сына, владыку народов;Быстро на бой ополчись и могучестью вновь облекися».Так говорила – и дух дерзновеннейший сыну вдохнула.Другу ж его и амброзию в ноздри, и нектар багряныйТихо влияла, да тело его невредимо пребудет.
Быстро по берегу моря пошел Ахиллес быстроногий,Голосом страшным крича; и всех взволновал он ахеян.Мужи, которые прежде всегда при судах оставались,Все корабельщики, кои судов управляли кормилом,Даже зажитники ратных дружин, раздаватели хлеба, —Все поспешили в собранье, когда Ахиллес благородныйВновь показался, столь долго чуждавшийся брани кровавой.Двое хромаючи шли, знаменитые слуги Арея,Царь Одиссей и Тидид Диомед, воеватель могучий,Шли, опираясь на копья, неся еще тяжкие раны.Оба, пришедши, они на местах передних воссели;Вслед их притек и Атрид, повелитель мужей Агамемнон,Раной недужный: зане и его среди бурного бояРанил Коон Антенорид огромною пикою медной.И, когда уже все на собранье сошлися ахейцы,Встал между ними и так говорил Ахиллес быстроногий:«Царь Агамемнон! полезнее было бы, если бы преждеТак поступили мы оба, когда, в огорчении нашем,Гложущей душу враждой воспылали за пленную деву!О! почто Артемида сей девы стрелой не пронзилаВ день, как ее между пленниц избрал я, Лирнесс разоривши:Столько ахейских героев земли не глодало б зубами,Пав под руками враждебных, когда я упорствовал в гневе!Гектор и Трои сыны веселятся о том, а данаиДолго, я думаю, будут раздор наш погибельный помнить.Но совершившеесь прежде оставим в прискорбии нашем,Гордое сердце в груди укротим, как велит неизбежность.Ныне я гнев оставляю решительно; я не намеренСердца крушить враждой бесконечною. Царь Агамемнон,В битву подвигни скорее медянодоспешных данаев;Дай мне скорее идти на троян и еще испытать их,Иль и теперь ночевать пред судами намерены? Нет, уповаю,Радостно каждый из них утомленные склонит колена,Каждый, на пламенной битве от наших оружий избывший!»
Так говорил, – и наполнились радостью все аргивяне,Слыша, что гнев навсегда оставляет Пелид благородный.Начал тогда говорить повелитель мужей Агамемнон,С места восстав, где сидел, но стоять на средину не вышел:«Други, данаи герои, бесстрашные слуги Арея!Вставшего надобно слушать; начавшего слово не должноПерерывать: затруднится и самый искусный вития.В шумном народном говоре можно ли что-либо слышать,Или сказать? – заглушится вития, как ни был бы громок.С сыном Пелеевым я объясняюся; вы же, ахейцы,Слушайте все со вниманьем и речи мои вразумите. —Часто о деле мне сем говорили ахейские мужи;Часто винили меня, но не я, о ахейцы, виновен;Зевс Эгиох, и Судьба, и бродящая в мраках Эриннис:Боги мой ум на совете наполнили мрачною смутойВ день злополучный, как я у Пелида похитил награду.Что ж бы я сделался Богиня могучая все совершила,Дщерь громовержца, Обида, которая всех ослепляет,Страшная; нежны стопы у нее: не касается имиПраха земного; она по главам человеческим ходит,Смертных язвя; а иного и в сети легко уловляет.Древле она ослепила и Зевса, который превышеВсех земнородных и всех небожителей: даже и ЗевсаГера, хотя и жена, но коварством своим обманулаВ день, как готова была счастливая матерь АлкменаСилу Геракла родить в опоясанных башнями Фивах.Зевс, величаясь уже, говорил пред собором бессмертных:– Слушайте слово мое, и боги небес, и богини;Я вам поведать желаю, что в персях мне сердце внушает:Ныне, родящих помощница, в свет изведет ИлифияМужа, который над всеми окрестными царствовать будет,Ветвь человеков великих, от крови моей исходящих. —Зевсу, коварное мысля, вещала владычица Гера:– Ложь, Эгиох! никогда своего не исполнишь ты слова.Или дерзни, поклянись, Олимпиец, великою клятвой,Что над всеми окрестными царствовать будетCмертный, который в сей день упадет на колена родившей,Ветвь человеков великих, от крови твоей исходящих. —Так говорила, но Зевс не почувствовал козней супруги:Клятвой поклялся святой и раскаялся, горько прельщенный.Гера, стремительно бросаясь, оставила холмы Олимпа;Быстро достигла ахейского Аргоса, где уже преждеЗнала богиня супругу царя Персеида Сфенела.Сына царица седьмой уже месяц в утробе носила:Гера его до срока на свет извела; но АлкменыВ срок удержала роды, удаливши помощных Илифий.C вестью о том перед Зевса предстала сама и вещала:– Зевс сребромолненный! слово тебе полагаю на сердце:Смертный рожден знаменитый, что царствовать в Аргосе должен,Муж Эврисфей, Персеида Сфенела геройская отрасль,Племя твое; не будет он Аргосу царь недостойный. —Так изрекла, – и жестокая горесть ударила в сердцеЗевса. Схватил он Обиду за пышноблестящие кудри,Страшным пылающий гневом, и клялся великою клятвой,Что на холмистый Олимп и звездами венчанное небоВвек не взыдет Обида, которая всех ослепляет.Так произнес он, и махом десницы от звездного небаРинул ее, – и упала она на дела человека.Зевс от нее же стенал, как любезного сына он видел,Низкое иго носящего, в подвигах для Эврисфея. —Так-то и я, как великий, шеломом сверкающий ГекторРати ахейских сынов истреблял при кормах корабельных,Сам не мог позабыть я Обиды, меня ослепившей.Но, как уже погрешил я и Зевс мой разум похитил,Сам то загладить хочу и воздать многоценною мздою.Храбрый, воздвигнись на бой, возбуди и другие дружины!Что до даров, я все их представлю, какие ходившийПрошлого дня пред тобой исчислял Одиссей благородный.Если же хочешь, помедли ты, сколько ни жаждущий боя;Слуги мои те дары, в корабле собравши, представят,И увидишь ты, что я тебе, угождая, дарую».Сыну Атрея ответствовал царь Ахиллес благородный:«Славою светлый Атрид, повелитель мужей Агамемнон!Хочешь ли мне дары примиренья, как должно, доставить,Иль удержать их, – ты властен; теперь же о битве помыслимБез отлагательств: и что в рассуждениях время нам тратить?Что нам здесь медлить? еще не свершилось великое дело!Пусть, кто желает, опять впереди Ахиллеса увидит,Медною пикой фаланги крушащего ратей троянских,И, подобно ему, да пылает с врагами сражаться!»
Но Пелиду царю возразил Одиссей многоумный:«Нет; сколь ни мужествен ты, Ахиллес, бессмертным подобный,Воинств ахейских, голодных еще, не веди к ИлионуБиться с троянами храбрыми! Нет, не на краткое времяБитва завяжется, если троян и ахеян фалангиВ сечу сойдутся и бог им вдохнет одинакую храбрость.Прежде ахейским сынам повели ты насытиться в станеХлебом, вином: оно человеку и бодрость и крепость.Муж ни один во весь день, от восхода до запада солнца,Пищею не подкрепленный, не в силах выдерживать боя.Сердцем в груди неистомным хотя б и пылал он сражаться,Члены у тощего все тяжелеют, его беспокоитЖажда и глад, у него на пути запинаются ноги.Но человек, укрепяся вином и насытяся пищей,Может весь день под оружием с силой враждебных сражаться.Дух в его персях и крепок и бодр, и усталости членыПрежде не слышат, доколе с побоища все не соступят.Так, Ахиллес! распусти аргивян и вели им готовитьЗавтрак. Дары для тебя повелитель мужей АгамемнонПусть пред собранье народа представит, да все их данаиУзрят очами, и сам ты свое да возрадуешь сердце.Пусть поклянется тебе, пред народом восстав, что донынеК деве на одр не всходил, не сближался с младой БрисеидойТак, как мужам и женам свойственно меж человеков.Ты же и сам укротися душою и будь благосклонен.Пусть напоследок тебя угостит он торжественным пиромВ кущах своих, чтобы должное ты получил без урона.Ты, Агамемнон могучий, вперед и к другому ахейцуСам справедливее будь: унижения нет властелинуС мужем искать примиренья, которого сам оскорбил он».
Сыну Лаэрта немедля ответствовал царь Агамемнон:«Радуясь, речи твои, Лаэртид благородный, я слушал;Истину ты говорил и о всем рассуждал справедливо.Клятву готов произнесть я, как самое сердце велит мне,И перед богом клятву неложную! Сын же ПелеевЗдесь между тем да останется, сколько ни жаждущий боя;Здесь и другие останьтесь, ахейцы, пока из-под сенейПридут дары и пока совершу я священные клятвы.Дело сие, Одиссей, на тебя самого возлагаю.Ты, благороднейших юношей в стане армейском избравши,Все те дары, что вчера обещали мы дать Ахиллесу,Сам принеси с корабля моего и жен приведи нам.Ты ж мне, Талфибий, скорее в ахейском стане обширномВепря нашед, уготовь на заклание Зевсу и Солнцу».Сыну Атрея ответствовал вновь Ахиллес быстроногий:«Славою светлый Атрид, повелитель мужей Агамемнон!После, в другое время о том вам заботиться лучше,В час, как отдых короткий от тягостной брани случится,И как гнев в моем сердце не столько свирепствовать будет.Трупы еще перед нами лежат пораженных, которыхГектор свирепый убил, как Зевс даровал ему славу, —Вы же народ приглашаете к пище! Не так бы я думал:Я бы теперь же советовал в битву идти аргивянам,Гладным и тощим; и только вечерний, пред западом солнца,Пир уготовить всеобщий, когда мы отмстим поруганье.Прежде сего никакое питье, никакая мне пищаВерно в уста не войдет, перед другом моим бездыханным!Он у меня среди кущи, истерзанный медью жестокой,В двери ногами лежит распростертый: кругом его другиПлачут печальные! Нет, у меня в помышленьи не пища:Битва, и кровь, и врагов умирающих страшные стоны!»
Вновь, обратяся к нему, говорил Одиссей многоумный:«О Ахиллес Пелейон, величайший воитель ахейский!Ты знаменитей меня, а не меньше того и сильнееВ битве копьем; но тебя, о герой, превзойду я далекоЗнанием: прежде родился я, больше тебя я изведал.Пусть же душа у тебя укротится моим убежденьем:Скоро сердце людей пресыщается в битве убийством,Где уже множество класов медь по земле разостлала;Жатва становится скудной, как скоро весы наклоняетЗевс Эгиох, меж племен человеческих браней решитель.Нет, не утробою должно ахейцам крушиться о мертвых:Много ахейских сынов, ежедневно ряды над рядами,Падают: кто ж и когда бы успел отдохнуть от печали?Долг наш земле предавать испустившего дух человека,Твердость в душе сохраняя, поплакавши день над умершим;Тем же, которые живы от гибельных битв остаются,Должно питьем и едой укрепляться, чтоб с ревностью новойКаждому против врагов и всегда без усталости биться,Медью покрывшися крепкою. Нет, да никто из народаВ стане не медлит, приказа для войск ожидая другого!Пагубен будет приказ сей для каждого, кто б ни остался,Между судов укрывался. Нет, на троян конеборныхНыне мы все пойдем и воздвигнем жестокую битву!»
Рек – и с собою сынов знаменитого Нестора взял он,Мегеса, отрасль Филея, вождя Мериона, ФоасаИ Меланиппа вождя с Ликомедом, Крейоновым сыном.Вместе они поспешили царя Агамемнона к сени.Скоро, как было сказано слово, исполнено дело:Семь Ахиллесу обещанных в сени треножников взяли;Двадцать блестящих лаханей, двенадцать коней пышногривых;Вывели вместе и жен непорочных, работниц искусныхСемь, и осьмую румяноланитую Брисову дочерь.С златом же сам Одиссей, отвесивши десять талантов,Шел впереди; а юноши следом с другими дарами.Их пред собраньем они положили. Атрид АгамемнонВстал; провозвестник Талфибий, голосом богу подобный,Вепря руками держа, предстал пред владыку народа.Царь Агамемнон, стремительно нож обнаживши десною,Острый, всегда у него при влагалище мечном висящий,С вепря щетины отсек для начатков и, руки воздевши,Зевсу владыке молился. Ахеяне окрест сиделиТихо, с приличным вниманием слушая слово царево;Он же, моляся, вещал, на пространное небо взирая:«Зевс да будет свидетелем, бог высочайший, сильнейший!Солнце, Земля и Эриннии, те, что в жилищах подземныхГрозно карают смертных, которые ложно клялися!Я здесь клянусь, что на Брисову дочь руки я не поднял,К ложу неволя ее, иль к чему бы то ни было нудя;Нет, безмятежной она под моим оставалася кровом!Если ж поклялся я ложно, да боги меня покараютВсеми бедами, какими карают они вероломных!»
Рек – и гортань кабана отсекает суровою медью.Жертву Талфибий в пучину глубокую моря седогоРыбам на снедь, размахавши, поверг. Ахиллес быстроногийДумен восстал и так говорил между сонма данаев:«Зевс! беды жестокие ты посылаешь на смертных!Нет, никогда б у меня Агамемнон властительный в персяхСердца на гнев не подвиг; никаким бы сей девы коварствомОн против воли моей не похитил; но Зевс, несомненно,Зевс восхотел толь многим ахеянам смерть уготовить!К завтраку, други, спешите, и после начнем нападенье!»
Так произнесши, собрание быстрое он распускает.Все рассеваются, к куще своей удаляется каждый.Тою порой мирмидонцы, принявши дары примиренья,С ними пошли к кораблю Ахиллеса, подобного богу;Их положили под кущей героя, а жен посадили;Коней погнали в табун Ахиллесовы верные слуги.
Брисова дочь, златой Афродите подобная ликом,Только узрела Патрокла, пронзенного медью жестокой,Вкруг мертвеца обвилась, возрыдала и с воплями сталаПерси терзать, и нежную выю, и лик свой прелестный.Плача, жена, как богиня прекрасная, так говорила:«О мой Патрокл! о друг, для меня, злополучной, бесценный!Горе, живого тебя я оставила, сень покидая;В сень возвратясь, обретаю мертвого, пастырь народа!Так постигают меня беспрерывные бедство за бедством!Мужа, с которым меня сочетали родитель и матерь,Видела я перед градом пронзенного медью жестокой;Видела братьев троих (родила нас единая матерь),Всех одинако мне милых, погибельным днем поглощенных.Ты же меня и в слезах, когда Ахиллес градоборецМужа сразил моего и обитель Минеса разрушил,Ты утешал, говорил, что меня Ахиллесу героюСделаешь милой супругой, что скоро во фтийскую землюСам отвезешь и наш брак с мирмидонцами праздновать будешь.Пал ты, тебя мне оплакивать вечно, юноша милый!»
Так говорила, рыдая; стенали и прочие жены,С виду, казалось, о мертвом, но в сердце о собственном горе.Тою порой к Ахиллесу ахейские старцы сходились,Пищей прося укрепиться; но он отвергал их, стенящий:«Други! молю вас, когда еще есть мне друг здесь послушный;Нет, не просите меня, чтоб питьем, чтоб какой-либо пищейЯ насладился: жестокая горесть меня раздирает!Солнце пока не зайдет, не приму, не коснуся я пищи!»
Так говоря, отпустил от себя властелинов ахейских.Только Атриды остались и сын многоумный Лаэртов,Нестор, Идоменей и божественный Феникс; но тщетноВместе они утешали печального; сердцем он веселНе был, покуда не бросился в бездну кровавыя брани.Думал он лишь о Патрокле, об нем говорил воздыхая:«Прежде, бывало, мне ты, злополучный, любезнейший друг мой,Сам под кущей моею приятную снедь предлагаешьСкоро всегда и заботливо, если, бывало, ахейцыБрань многослезную снова троянам нанесть поспешают.Ныне лежишь ты пронзенный, и сердце мое отвергаетЗдесь изобильную снедь и питье, по тебе лишь тоскуя!Нет, не могло бы меня поразить жесточайшее горе,Если б печальную весть и о смерти отца я услышал,Старца, который, быть может, льет горькие слезы во Фтии,Помощи сына лишенный, тогда как в земле чужелюднойРади презренной Елены сражаюсь я с чадами Трои;Даже когда б я услышал о смерти и сына в Скиросе,Милого, если он жив еще, Неоптолем мой прекрасный!Прежде меня утешала хранимая в сердце надежда,Что умру я один, далеко от отчизны любезной,В чуждой троянской земле, а ты возвратишься во Фтию;Ты, уповал я, мне сына в своем корабле быстролетномВ дом привезешь из Скироса и юноше все там покажешь:Наше владенье, рабов и высокие кровлей палаты.Ибо Пелей, говорит мое сердце, уже или умер,Или, быть может, едва уже дышит, согбенный под игомСтарости скорбной и грусти, и ждет обо мне беспрестанноВести убийственной сердцу, когда о погибшем услышит!»
Так говорил он и плакал; кругом воздыхали герои,Каждый о том вспоминая, что милого в доме оставил.C неба печальных узрев, милосердовал Зевс промыслитель,И к Афине Палладе крылатую речь обратил он:«Или ты вовсе, о дочь, отступилась от славного мужа?Или нисколько уже не заботишься ты о Пелиде?Се он, сидя один при своих кораблях прямокормных,Горестный плачет по друге любезном. Все аргивянеПищу вкушают; а он остается и гладный и тощий.Шествуй, Афина; и нектаром светлым с амброзией сладкойГрудь ороси Ахиллесу, да немощь его не обымет».
Рек – и подвигнул Афину, давно пламеневшую сердцем:Быстро она, как орел звонкогласый, ширококрылатый,С неба слетела по воздуху. Тою порою ахейцыВоинством всем ополчались по стану. Пелееву сынуНектаром Зевсова дочь и амброзией сладкой незримоГрудь оросила, да немощь от глада его не обымет;И сама на Олимп вознеслась к меднозданному домуЗевса. Ахейцы ж неслись от черных судов мореходных.Словно как снежные клоки летят от Зевеса густые,Быстро гонимые хладным, эфир проясняющим ветром, —Так от ахейских судов неисчетные в поле неслисяШлемы, игравшие блеском, щиты, воздымавшие бляхи,Крепко сплоченные брони и ясеня твердого копья.Блеск восходил до небес; под пышным сиянием медиОкрест смеялась земля; и весь берег гремел под стопамиРатных мужей. Посреди их Пелид ополчался великий.Зубы его скрежетали от гнева; быстрые очиСтрашно, как пламень, светились; но сердце ему раздиралаГрусть нестерпимая. Так на троян он, пышущий гневом,Бога дарами облекся, Гефеста созданием дивным.Прежде всего положил он на быстрые ноги поножиПышные, кои серебряной плотно смыкались наглезной;После на мощную грудь надевал испещренные латы;Бросил меч на плечо с рукояткой серебряногвоздной,С лезвием медяным; взял, наконец, и огромный и крепкийЩит: далеко от него, как от месяца, свет разливался.Словно как по морю свет мореходцам во мраке сияет,Свет от огня, далеко на вершине горящего горной,В куще пустынной; а их против воли и волны и буря,Мча по кипящему понту, несут далеко от любезных, —Так от щита Ахиллесова, пышного, дивного взорам,Cвет разливался по воздуху. Шлем многобляшный поднявши,Крепкий надел на главу; засиял, как звезда, над главоюШлем коневласый; и грива на нем закачалась златая,Густо Гефестом разлитая окрест высокого гребня.Так Ахиллес ополчался, испытывать начал доспехи,Впору ли стану, легки и свободны ли членам красивым:И, как крылья, они подымали владыку народа.Взял, наконец, из ковчега копье он отцовское – ясень,Крепкий, огромный, тяжелый: его из героев ахейскихДвигать не мог ни один; но легко Ахиллес потрясал им,Ясенем сим пелионским, который отцу его ХиронСсек с высоты Пелиона, на грозную гибель героям.Коней меж тем Автомедон и сильный Алким снаряжали;В пышных поперсьях к ярму припрягли их; удила в мордыВтиснули им и, бразды натянув, к колеснице прекраснойИх укрепили за кузов. Тогда, захвативши рукоюГибкий блистательный бич, в колесницу вскочил Автомедон.Сзади, готовый к сражению, стал Ахиллес быстроногий,Весь под доспехом сияя, как Гиперион лучезарный.Крикнул он голосом грозным на быстрых отеческих коней:«Ксанф мой и Балий, Подарги божественной славные дети!Иначе вы постарайтеся вашего вынесть возницуК ратному сонму данаев, когда мы насытимся боем;Вы, как Патрокла, его на побоище мертвым не бросьте!»
Рек он, – как вдруг под упряжью конь взговорил бурноногий,Ксанф; понуривши морду и пышною гривой своею,Выпавшей вон из ярма, досягнув до земли, провещал он(Вещим его сотворила лилейнораменная Гера):«Вынесем, быстрый Пелид, тебя еще ныне живого;Но приближается день твой последний! Не мы, повелитель,Будем виною, но бог всемогущий и рок самовластный.Нет, не медленность наша, не леность дала супостатамС персей Патрокла героя доспех знаменитый похитить:Бог многомощный, рожденный прекрасною Летой, ПатроклаСвергнул в передних рядах и Гектора славой украсил.Мы же, хотя бы летать, как дыхание Зефира, стали,Ветра быстрейшего всех, но и сам ты, назначено роком,Должен от мощного бога и смертного мужа погибнуть!»С сими словами Эриннии голос коня перервали.
Мрачен и гневен к коню говорил Ахиллес быстроногий:«Что ты, о конь мой, пророчишь мне смерть? Не твоя то забота!Слишком я знаю и сам, что судьбой суждено мне погибнутьЗдесь, далеко от отца и от матери. Но не сойду яС боя, доколе троян не насыщу кровавою бранью».Рек – и с криком вперед устремил он коней звуконогих.
Песнь двадцатая
