Кэтрин Уэбб - Наследие
Кэролайн отвернулась и стала смотреть в окно на пасмурный день. Неотложные дела, повторила она мысленно. На одном из балов в Лондоне девушка с тонким личиком и очень светлыми волосами шепнула ей, что Генри Кэлкотт страстно любит покер, несмотря на то что почти всегда проигрывает. Кэролайн не возражала против его увлечения, ее устраивали эти регулярные – раз в несколько недель – отлучки в Лондон, что позволяло ей побыть одной.
На следующий день после отъезда Генри пошел проливной дождь, вода стояла стеной. Из окна сквозь залитое стекло были видны лишь неясные серые, зеленоватые и бурые пятна – размытый сельский пейзаж. Кэролайн устроилась в гостиной у камина с нашумевшим романом Элинор Глин[23]. Ее глаза скользили по строчкам, а мысли были сосредоточены на ребенке внутри нее – почему ей никак не удается понять своего отношения к нему, когда лучше сообщить Генри и почему она до сих пор еще этого не сделала? Ответ на последний вопрос она уже знала: потому что было невыносимо больно обрадовать Генри Кэлкотта новостью, которой она столько лет безуспешно надеялась обрадовать Корина. Раздумья были прерваны тихим стуком, вошла горничная, робкая девушка по имени Эстель.
– Прошу прощения, миледи, но там женщина, она хочет вас видеть, – тонким голоском объявила Эстель.
– Женщина? Что за женщина?
– Она не сказала, кто она, но назвала свое имя – миссис Кокс. Прикажете впустить?
Кэролайн выпрямилась будто завороженная. Последовала долгая пауза, в тишине были слышны приближающиеся шаги.
– Нет! – выговорила наконец Кэролайн, резко поднимаясь, но было слишком поздно.
Миссис Кокс уже отпихнула Эстель и предстала перед Кэролайн. Дождевая вода лила с нее на персидский ковер. Она устремила на Кэролайн яростный взор, решительно задрав подбородок.
– Благодарю вас, Эстель, оставьте нас, – еле слышно прошептала Кэролайн.
Миссис Кокс казалась необъятной, но вот она расстегнула плащ, и причина этого прояснилась. Уильям крепко спал, пригревшись под плащом, в уютном гамачке с лямками, сшитом из бинтов.
– Я не понимаю! – воскликнула миссис Кокс, когда стало ясно, что Кэролайн лишилась дара речи. – Оставить дитя со мной так надолго, на несколько месяцев… не понимаю, зачем вы это сделали…
– Я… – Кэролайн нечего было возразить.
Старательно соблюдая молчание, подчинившись воле тетушки и пассивно приняв свою участь, она полностью вычеркнула из памяти Уильяма. Она отстранилась от всех мыслей о нем, забыла об ответственности. Увидев мальчика, который проснулся, как только до него добрался свежий прохладный воздух, Кэролайн испытала странное чувство. Ей показалось, будто что-то кольнуло в сердце – острый шип любви, смешанной с виной и страхом.
– Как вы меня нашли? – только и смогла вымолвить она.
– Это было не так уж трудно, если учесть, что новость о вашей свадьбе была напечатана во всех газетах. Я еще немного подождала, полагая, что вы хотите, чтобы о ребенке позаботились, подержали его на то время, пока вы выходите замуж, но потом стало ясно, что вы и не думаете его забирать! Вы не явились за ним, как вам это нравится? А ведь он такой чудесный, здоровый бутуз… Даже не представляю, о чем вы думаете! – повторила миссис Кокс набирающим силу голосом. Она вынула из кармана носовой платок и промокнула глаза. – И вот я потратилась на дорогу, чтобы привезти его сюда на поезде, а потом терпела неудобства, шла сюда под этим ужасным дождем и прятала его, чтобы не простудить насмерть…
– Я вам за все заплачу. За поезд и… за то время, что он был у вас. Я заплачу вам даже больше – прямо сейчас!
Кэролайн метнулась к ящику комода, вынула кошелек, полный монет, протянула его женщине.
– Вы не возьмете его себе? – спросила она внезапно дрогнувшим голосом.
Миссис Кокс уставилась на нее:
– Взять его себе? Что это может означать? Я не принимаю к себе детей за плату, даже не думайте! Вы его мать, ребенок должен быть с матерью. Да вы сами-то посмотрите, как вы здесь живете! – Она обвела рукой комнату. – У меня и так хватает голодных ртов, своих детей хватает, чтобы брать в дом еще одного!
Казалось, женщина вне себя. Кэролайн ничего не оставалось, как только в отчаянии смотреть, как миссис Кокс развязывает лямки на плече.
– Вот. Я вам его доставила. В целости и сохранности. Вещички все в этой сумке, все, кроме коляски, – он из нее вырос, и я не могла везти еще и ее. Я… надеюсь, вы будете его любить, мэм. Чудный мальчуган, он заслуживает, чтобы мама его любила…
Няня посадила Уильяма в кресло, на алую шелковую подушку. Он поднял к ней руки и засмеялся.
– Нет, солнышко, ты остаешься со своей мамочкой. – Глаза доброй женщины наполнились слезами.
Теперь, когда подошло время уходить и оставить ребенка, миссис Кокс колебалась. Она переводила взгляд с Уильяма на Кэролайн и обратно, лицо ее исказила душевная боль, руки мяли юбку.
– Как следует заботьтесь о своем малыше, леди Кэлкотт, – напутствовала она Кэролайн и поспешила прочь из комнаты.
Уильям с минуту сидел спокойно, рассматривая незнакомые предметы в комнате. Потом он начал плакать.
В панике, не зная, куда спрятать Уильяма, Кэролайн подхватила его на руки и бросилась по задней лестнице в свою спальню. Там она положила ребенка на кровать и остановилась, отступив на шаг. Прижав ладони к вискам, она пыталась собраться с мыслями, унять бешено бьющееся в груди сердце. Она задыхалась, в глазах потемнело. Торопливо порывшись в сумке с вещами Уильяма, она отыскала пустышку и сунула ему, чтобы отвлечь. Он перестал плакать, успокоился, схватил знакомый предмет с мелодично звенящим колокольчиком, что-то тихонько заворковал, будто разговаривал сам с собой. На лице мальчика яснее обозначились высокие скулы и прямые брови, типичные для индейцев понка. Как ей могло прийти в голову, что это – дитя Корина? Уильям был чистокровным индейцем, это было совершенно очевидно, даже если бы она теперь не знала, что в ее неспособности принести Корину ребенка больше виноват Корин, чем она сама. А это означало, что она похитила ребенка Джо и Сороки. Осознание тяжести этого чудовищного преступления обрушилось на Кэролайн, как топор убийцы. Она осела на пол, затыкая рот кулаком, чтобы подавить безудержные рыдания, которые душили ее. И главное, она ничего не могла сделать, чтобы исправить свое жуткое злодеяние. Ей нечем было искупить свою вину перед Сорокой – милой, доброй и преданной Сорокой, которая не делала ей ничего, кроме добра, которая теперь страдает без своего сына, увезенного от нее за тысячи миль. Тысячи миль, которые никогда уже не пересечь ни ей, ни Уильяму. Оба они теперь в другом мире, в другой жизни. Привезя ребенка сюда, она перешла грань, ступить за которую больше невозможно. В это мгновение Кэролайн не понимала, как ей жить дальше с тем, что она наделала. Почти без чувств, она сидела на ковре, желая только одного – умереть.
Через полчаса служанки и экономка миссис Придди видели, как леди Кэлкотт, спотыкаясь, бежит через залитую водой лужайку и несет в руках что-то тяжелое, издали похожее на тюк с тряпьем. Женщины несколько раз окликнули ее, чтобы узнать, не нужна ли ей их помощь, и убедиться, что с ней все в порядке, но если леди Кэлкотт и слышала их, то не подала виду и не остановилась. Она скрылась со своей ношей между деревьев, у дальней границы сада, а когда через полчаса появилась у дверей, бледная и дрожащая, руки у нее были пусты.
– Не совсем подходящий день для прогулки, миледи! – покачала головой миссис Придди, пока служанки бегали за сухими полотенцами и расшнуровывали испачканные ботинки.
Вообще-то, день был теплый и безветренный, небо затянули типично английские низкие облака. Не такой холодный был день, чтобы вызвать озноб, сотрясавший хрупкое тело их новой хозяйки.
– Лучше вам подняться в вашу комнату. Касс принесет вам горячего чаю. Ступай-ка, Касс! – приказала миссис Придди младшей горничной, девчонке лет пятнадцати, таращившей на Кэролайн круглые зеленые глазищи.
Даже если кому-то из служанок и пришли в голову какие-то мысли по поводу краткого визита миссис Кокс, прогулки Кэролайн под дождем или пропавшей прямо с кровати наволочки, они были не настолько глупы, чтобы ими делиться. Все держали язык за зубами, кроме Касс Эванс, которая долго шепталась ночью с Эстель в их комнатке на верхнем этаже.
Кэролайн пролежала в постели не один день. Она долго не могла избавиться от ужаса и мучительного раскаяния, еще усилившегося, когда она сунула руку под подушку и обнаружила там пустышку Уильяма. Ту самую, в форме кольца, которую она давала ему, пока он лежал на кровати. Ту самую, которую они с Корином подарили ему на празднике в его честь. Кэролайн провела пальцами по гладкой, как шелк, слоновой кости, тронула колокольчик, и он нежно зазвенел. От вещицы нужно избавиться, она это понимала. Нельзя отставлять у себя ничего, что могло бы связать ее с ребенком, с любым ребенком. Но она не смогла. Она крепко зажала кольцо в кулаке и прижала к груди, словно самую суть Уильяма, Сороки, жизни и любви, собранную и заключенную в бесценный амулет. Когда лорд Кэлкотт с опустевшим бумажником возвратился из Лондона, Кэролайн ровным голосом и с безучастным лицом поведала ему новость о своем деликатном положении.