Джорджетт Хейер - Роковой поцелуй
Мисс Тавернер отчаянно пыталась придумать хоть какой-нибудь предлог для отказа и не находила его. Кроме того, она не знала, что говорить, ведь разве может какая-то мисс Тавернер из Йоркшира отказать самому принцу-регенту, который по возрасту годится ей в отцы? Она понимала, что не должна идти с ним, но как при этом дать ему от ворот поворот? Это значило бы нанести ему оскорбление, что само по себе было немыслимо. Посему мисс Тавернер позволила регенту взять себя под локоть и попыталась увериться в том, что игривое пожатие ее руки было ненамеренным. Он подвел девушку к двустворчатым дверям в северном конце салона и препроводил в Желтую гостиную.
– Ну вот! – сказал принц. – По-моему, тут нам будет гораздо лучше разговаривать, чем в толпе. Это моя приватная гостиная, она не слишком велика, как вы сами видите, но как раз из тех апартаментов, где можно чувствовать себя уютно и спокойно.
Мисс Тавернер отметила про себя, что «уютно» – совсем не то слово, которое сама она выбрала бы для описания Желтой гостиной. Здесь было очень жарко, буквально нечем дышать. Да и вообще, комната длиной более чем в пятьдесят футов и шириной более тридцати, потолок которой поддерживали желтые и белые колонны, перевитые змеями и переходящие в зонтичные капители, увешанные колокольчиками, вряд ли подходила для приватного общения. Равно как и пять стеклянных дверей, на ее взгляд, совсем не создавали атмосферу уединения и комфорта. На окнах висели портьеры из атласа в полоску, повсюду стояли булльские[113] столики, инкрустированные азиатским фарфором, белые стены с позолоченными бордюрами изобиловали китайскими рисунками, фонариками и летающими драконами. Стулья и диваны были оббиты синим и желтым атласом, а у создавшего их мастера-краснодеревщика достало вкуса и оригинальности мышления, чтобы поместить на спинку каждого фигурку китаянки с колокольчиками в руках.
– Итак, что скажете? Она вам нравится? – пожелал узнать регент.
– Потрясающе элегантно! Это нечто из ряда вон выходящее. Я даже и представить себе не могла, что такое возможно, сир, – пробормотала мисс Тавернер, втайне сожалея о том, что он закрыл за собой дверь, ведущую в Салон.
– Да, льщу себя мыслью, это действительно так, – удовлетворенно заключил он. – Но вот что я вам скажу, дорогая: ваши кудряшки совпадают по цвету с моей позолотой! Разве не странно? Позвольте сообщить вам: вы представляете собой очаровательную картинку. – Он рассмеялся над ее явным замешательством и ущипнул Джудит за щечку. – Ну, ну, только не надо краснеть! Я ведь не должен говорить вам, что вы – настоящая маленькая красавица, – вы и сами знаете об этом, особенно когда смотритесь в зеркало.
Он стоял почти вплотную к ней, одной рукой держа ее за тонкое запястье и впившись жадным взглядом ей в лицо, отчего Джудит стало жарче, и девушка испугалась еще больше. Она сделала вид, будто заинтересовалась хронометром Вальями[114], стоявшим на каминной полке, и шагнула к камину со словами:
– У вас столько всяких прелестных вещичек в Павильоне, сир, что ими можно восхищаться без конца.
– Да-да, несомненно, однако самая прелестная штучка вошла сюда всего лишь час назад, – ответил принц и последовал за ней.
Регент он или нет, она должна остудить его пыл. Самым небрежным тоном, на какой только была способна, Джудит произнесла:
– Вы собирались показать мне кое-что, сир. Очень интересно, что же это может быть? Могу я увидеть это перед тем, как мы вернемся в Салон?
– О, к чему такая спешка? – отозвался он. – Но вы непременно ее увидите, потому что она ваша. Вот! – Он взял со стола табакерку работы Петито[115] и вложил ее в ладонь Джудит. – Странный подарок для леди, вы не находите? Но мне представляется – табакерки вы предпочитаете прочим безделушкам.
– Даже не знаю, что и сказать, сир, – пролепетала мисс Тавернер. – Вы очень добры. Я… я благодарю вас и уверяю: буду весьма ценить и беречь ее, а еще… всегда чувствовать себя польщенной.
– Полноте, полноте! – масляно улыбаясь, заявил регент. – Я желаю, чтобы меня отблагодарили вовсе не так! Предположим, мы забудем обо всех этих церемониях, а?
Теперь он стоял так близко от нее, что она ощущала тепло его тела. Он собирался поцеловать ее: его рука уже скользила вверх по ее обнаженному локтю, а горячее дыхание обдавало ей щеку, хотя она и отворачивалась как могла. Его полнота, громоздкая фигура, даже аромат духов, которыми он обильно сбрызнул свою одежду, вызывали у Джудит отвращение. Ее так и подмывало оттолкнуть его и броситься обратно в Салон, но она испытывала странную слабость, а от духоты в комнате у нее закружилась голова.
Но вот его рука обняла ее за талию и он проворковал:
– Надо же, какая застенчивая маленькая мисс! Но вы не должны стесняться меня, не так ли?
Мисс Тавернер охватило очень странное ощущение – ей было жарко и холодно одновременно. Срывающимся голосом она произнесла:
– Простите меня, сир, но здесь так душно… боюсь… я должна… присесть на минуточку! – С этими словами Джудит предприняла слабую попытку освободиться из его объятий, после чего впервые в жизни тихо и без лишнего шума лишилась чувств.
В себя Джудит пришла минуту или две спустя, и первым ее ощущением была тошнота. Потом она поняла, что находится в каком-то незнакомом, сверкающем и переливающемся месте. Чей-то раздраженный голос громко причитал:
– Глупости! Ничего подобного! Это духота так на нее подействовала! Какое несчастье! Совершеннейшая нелепость! Никогда не слыхал ни о чем подобном. Лишиться чувств в Павильоне! Право слово, чертовски неловкая ситуация! Ни за что на свете я бы не хотел, чтобы это произошло.
Мисс Тавернер узнала голос, почувствовала, как на лоб ей легла чья-то холодная рука, и содрогнулась всем телом. Всхлипнув, она открыла глаза и обнаружила, что смотрит прямо в лицо своему опекуну. Несколько долгих мгновений она молча глядела на него, а потом с благодарностью пробормотала:
– О, это вы!
– Да, это действительно я, – ровным голосом негромко произнес Уорт. – Вам станет лучше уже через минуту. Не пытайтесь встать.
Она нашарила его руку и крепко сжала ее.
– Прошу вас, останьтесь. Пожалуйста, не уходите и не оставляйте меня здесь одну.
Он ласково накрыл ее руку своей. На лице графа появилось любопытное выражение, словно он изрядно чему-то удивился.
– Вам не о чем беспокоиться, – сказал он. – Я никуда не ухожу, но хочу принести вам бокал вина.
– Не понимаю, как я могла лишиться чувств, – совершенно по-детски сообщила Джудит. – Такого никогда еще со мной не случалось. Но я не знала, что делать, и…
– Вы лишились чувств из-за духоты, – перебил ее он, и в голосе его прозвучали решительные нотки: похоже, он не хотел, чтобы она сказала что-нибудь лишнее. Граф отнял свою руку и встал. – Сейчас я принесу вам освежающий напиток.
Мисс Тавернер, проводив его взглядом, попыталась привести в порядок свои мысли и чувства. Оказалось, она лежит, вытянувшись во весь рост, на софе в Желтой гостиной регента и сам регент находится здесь же: хмурый, растерянный и недовольный. Она с трудом села и опустила ноги на пол, хотя голова ее при этом неприятно закружилась. Теперь она более-менее ясно могла припомнить события, предшествовавшие обмороку. Впрочем, как здесь оказался Уорт, она по-прежнему не знала; равным образом Джудит не могла взять в толк, почему она, словно испуганная маленькая девочка, цеплялась за его руку. Она заговорила, изо всех сил стараясь сохранить самообладание:
– Я должна попросить у вас прощения, сир, за то, что причинила вам столько хлопот. Я оплошала самым постыдным образом.
Чело регента прояснилось.
– О, что вы! Ничуть! Никоим образом! Смею предположить, в комнате было чуточку жарко. Но теперь вам уже лучше, вы не будете возражать, если я вновь закрою окно?
Оглядевшись по сторонам, Джудит заметила, что полосатые занавески были отдернуты, а створки одного из высоких окон распахнуты настежь.
– Конечно, сир. Я уже вполне пришла в себя.
Регент поспешил к окну и закрыл его.
– Ночной воздух исключительно обманчив, – строго заявил он. – А я подвержен простуде. Уорт проявил поразительное небрежение… однако я умолкаю, будем надеяться, ничего плохого не случится.
Она согласилась, уронив раскалывающуюся от боли голову на руку. Регент взирал на нее с несомненной тревогой, вслух выразив пожелание, чтобы Уорт поскорее вернулся. Мисс Тавернер выглядела очень больной, и, если она вновь лишится чувств, может возникнуть чрезвычайно неловкая ситуация. Ему выпало поистине невероятное невезение. Но откуда он мог знать, что девчонка окажется столь стыдливой и щепетильной маленькой дурочкой? МакМахон – которому он выскажет кое-что весьма нелицеприятное – ввел его в заблуждение. А то, что этот чертов Уорт так беспокоится о своей подопечной, – очередной непростительный промах МакМахона. Уорт вошел сюда безо всяких церемоний, нарушив все правила приличия, и не только не поверил ни единому слову своего принца, но к тому же имел наглость продемонстрировать это. Девчонка поставила его в исключительно неудобное положение. Потому что он ведь ни в чем не виноват, совершенно ни в чем! Но то, что его застали в тот момент, когда он сжимал в объятиях лишившуюся чувств дамочку, и потом ему пришлось все в спешке объяснять ее опекуну, ужасно задело достоинство регента, которое оставалось самым больным его местом. Принца выставили в невероятно нелепом и неприглядном свете: ему будет трудно простить мисс Тавернер. Однако сейчас она, похоже, начинает проявлять благоразумие, а когда она только пришла в себя, регент ужасно испугался, что теперь девушка расскажет Уорту совершенно нелепую и лживую историю о случившемся здесь.
