Элоиза Джеймс - Три недели с леди Икс
Лала поежилась. И вправду, когда они вышли из церковных дверей, мистер Дотри выглядел так, словно готов был сей же час умертвить Джона. Однако, поняв, что опоздал, повел себя как настоящий джентльмен…
– Он непременно женится, – сказала Лала, поторапливая мужа – уж очень ей не терпелось войти в их, теперь уже общий, дом. – Ну а как только в Старберри-Корт появится хозяйка, уж я поговорю с ним насчет больницы в Уэст-Драйтоне…
– Не слишком-то мне нравится, что милорд, владелец имения, некогда… ммм… любил мою жену – пусть даже он и женится на другой. И я запрещаю тебе когда-либо оставаться с ним наедине! – преувеличенно серьезно объявил Джон.
От сурового взгляда мужа Лала растаяла.
– Поцелуй меня! – одними губами прошептала она, привстав на носочки.
Джон обвел взглядом опустевшую улицу и стиснул жену в объятиях. Сперва он нежно коснулся губами ее губ, но когда ее нежный рот раскрылся ему навстречу, все вдруг волшебно переменилось.
Миссис Джон Хардфилд стояла посреди пустой улицы в течение двадцати минут, пока молодой супруг целовал ее с такой страстью, что оба они вдруг позабыли, где находятся, – до тех самых пор, покуда не разверзлись хляби небесные и не хлынул проливной дождь и новобрачным не пришлось спасаться бегством в направлении кареты… но на бегу оба звонко и заразительно хохотали.
Глава 34
Индия проснулась рано утром совершенно измученная. Но увы, это ее утомление объяснялось вовсе не волнением в преддверии скорого брака с Вэндером… и вовсе не радостным предвкушением того, что ей предстоит в недалеком будущем стать герцогиней… Впрочем, ей на самом деле хотелось всего этого! Ведь она допустила Вэндера в свою спальню вчера вечером в тайной надежде, что ей захочется ему отдаться…
И это имело бы прямой смысл: отдаться красавцу-аристократу, чьи глаза лучились восхищением при виде ее. Тогда она бы, возможно, перестала думать о Торне…
Однако они с Вэндером даже ни разу не поцеловались!
Нет, никогда не будет она супругой Вэндера! Просто… просто потому, что она относится к нему совсем по-иному.
А вот к Торну…
Возможно, он выйдет к завтраку. Сердце Индии заколотилось при мысли об этом. Вероятно, он более не желает жениться на Лале – после того как безобразно повела себя накануне ее мать…
Однако это вовсе не значит, что он станет строить матримониальные планы в отношении Индии… нет, этого не будет!
…И она сердечно пожелает ему счастья в будущем – с искренней дружеской любовью! Единственное, что у нее осталось теперь – это самоуважение, но и оно, если присмотреться, держится на честном слове…
И все же, приняв ванну, Индия воспрянула духом, а надев облегающее платье фиолетового шелка с низко вырезанным лифом, почувствовала себя еще лучше. Ей казалось, что она надела воинский доспех и собралась на поле брани…
Однако в столовой, кроме дворецкого, не было ни души.
– Его светлость и лорд Броуди еще не вставали, – доложил Флеминг, провожая Индию к столу.
– А мистер Дотри? – с показным равнодушием спросила Индия.
– Мистера Дотри нет дома.
Этого она никак не ожидала. Индия медленно развернула крахмальную салфетку.
– В такой час? А где же он?
– Боюсь, я не уполномочен докладывать об этом, миледи, – опустил глаза дворецкий и прибавил: – Он уехал еще вчера вечером, в карете герцога Вилльерза.
– Но почему не в своей собственной?
Губы дворецкого плотно сжались.
– Она оказалась занята…
Индия нахмурилась. Разумеется, Флеминг – дворецкий Торна… однако в определенном смысле он навсегда останется в ее подчинении! Ведь это именно она пристроила его на это место!
– Ради всего святого, Флеминг, я имею право знать, кто воспользовался каретой мистера Дотри!
Дворецкий молча направился к дверям столовой, плотно затворил их и вернулся к Индии. Понизив голос, он сообщил:
– Это были доктор Хардфилд и мисс Рейнзфорд, миледи. По настоятельному требованию мистера Дотри я послал два дня назад человека за специальным разрешением на бракосочетание к архиепископу Кентерберийскому. В бумаге не должно было быть указано имен брачующихся…
Дворецкий произнес эти слова бесстрастно, ни единым словом или жестом не дав понять, что знает: бумага предназначалась для Индии и его господина. А ведь он это безусловно знал! За годы работы Индия убедилась, что дворецким ведомы все без исключения домашние тайны…
– Вскоре после… известного инцидента с леди Рейнзфорд, – продолжал дворецкий, – доктор Хардфилд встретился с ней в библиотеке, и, боюсь, обмен любезностями там продолжился…
– У леди Рейнзфорд вчера выдался нелегкий денек, – поморщилась Индия, не скрывая антипатии к этой ужасной женщине.
– Увы, миледи. К великому сожалению, леди позволила себе ряд нелицеприятных выражений… а попросту говоря, бранных слов, прежде чем удалиться к себе в спальню. Двери библиотеки оставались открытыми во время упомянутой беседы, и всего этого не услышал бы разве что глухой…
Индия нетерпеливо всплеснула руками: понятно, что этот визгливый голос слышен был в каждом уголке особняка.
– А мисс Рейнзфорд также присутствовала в библиотеке?
– Нет, юной леди там не было. Однако там был герцог Вилльерз. А когда леди Рейнзфорд наконец убралась восвояси… то есть удалилась на покой, его светлость лично предложил доктору Хардфилду бланк разрешения из епископата, и доктор принял его с благодарностью.
– Как? – ахнула Индия. – А сообщил ли герцог мистеру Дотри о том, что собирается предпринять?
– В это время мистер Дотри был в домике вдовы, с маленькой мисс Роуз. – Поколебавшись, дворецкий прибавил: – Полагаю, его светлость недооценил глубины чувств мистера Дотри по отношению к мисс Рейнзфорд…
– Понимаю, – упавшим голосом сказала Индия.
– Когда мистер Дотри возвратился в дом, я был в чулане под лестницей. Но я понял, что, узнав о тайном бегстве влюбленных, хозяин тотчас бросился за ними вдогонку, дабы не допустить этого венчания.
Сердце Индии на миг остановилось. Торн гнался за Лалой… он пытался помешать ее браку с другим… должно быть, на самом деле любит ее…
Ну а она, Индия, для него – не более чем кстати подвернувшееся женское тело…
И если ей суждено после всего этого стать падшей женщиной, то она постарается, чтобы хотя бы сердце ее не оказалось разбито!
Но нет… ведь она не переставала любить родителей, хотя те то и дело забывали покормить ее, – наверное, и Торна разлюбить не сумеет. Слова дворецкого разрывали ей сердце. Как же больно так любить…
Глаза девушки помимо ее воли наполнились слезами, губы предательски задрожали. Дворецкий, отбросив все правила этикета, участливо положил ладонь на плечо Индии. Глаза его излучали искреннее сочувствие.
– Со мной все хорошо. – Индия тяжело сглотнула, даже не пытаясь скрыть терзавшую ее боль. – То есть… все будет хорошо. Думаю… думаю, я немедленно уеду в Лондон. Будьте так любезны, Флеминг, прикажите подать мою карету. А моя горничная пусть сопровождает крестную, когда та решит оставить поместье…
Лишь чудом сдержав рвущиеся наружу потоки горьких слез, Индия села в карету. А то, что Флеминг незаметно сунул ей в руку четыре свежих платка, доказывало его необычайную проницательность: он знал, что, едва закроются дверцы, Индия безудержно разрыдается.
Всю дорогу до Лондона девушка горько проплакала.
– Все в порядке, Пайтерз, – объявила она встревоженному лакею леди Аделаиды, выбежавшему ей навстречу. – Просто… у меня был о-о-очень тяжелый день…
…Какая женщина смогла бы устоять перед чарами Торна – мужественного и одновременно такого нежного? Он так внимательно слушал ее рассказы, он создал на своей фабрике «резиновую ленту имени Индии»… а еще он умел быть грубым и безудержным в любви, таким настоящим… ни одному джентльмену такое не под силу!
И пусть он не являлся джентльменом по праву рождения, он всегда был предельно честен. Он вовсе не собирался сводить Индию с ума. Глядя прямо ей в глаза, он не единожды повторил, что их отношения лишь временны, что он намерен взять в жены Лалу…
Из груди Ксенобии вырвалось глухое рыдание. К великому несчастью, почти все мужчины, нанимавшие ее на работу, пытались рано или поздно затащить ее в постель. Для них само собой разумелось, что если они платят за ее услуги, то постельные утехи входят в стоимость…
И вот она впервые не устояла. Презрела все свои незыблемые принципы, забыла уроки жизни, которые когда-то преподали ей отец и мать… уроки любви…
И теперь ей казалось, что из нее заживо вырезали сердце. Кто бы мог подумать, что бывает на свете такая боль?…
И теперь ей предстояло начать жить заново. И в этой новой жизни не будет места страданиям!
И в этой новой жизни не будет места Торну…
Глава 35
Торн не мог, да и не желал отделаться от мыслей об Индии и своих чувствах к этой женщине – так страдающий зубной болью то и дело трогает языком ноющий зуб. Он никогда не предполагал, что в нем проснется столь неистовое чувство собственника.
