Джоджо Мойес - Счастливые шаги под дождем
Кейт подняла глаза. Глаза за стеклами очков были красными, заплаканными.
– Нет, я не передумаю. Я еду домой.
– Не понимаю.
– А я этого и не жду.
– Что бы это значило?
– То, что я сказала. Еду домой. В Лондон.
– Что?
Впервые Том говорил рассерженным голосом. Мельком взглянув на него, Кейт увидела на его лице боль и непонимание.
– Послушай, Кейт, я тебя знаю. Знаю, что ты меняешь мнение, как непостоянный ветер. Но что, черт побери, все это значит?
Кейт, не желая смотреть, отвернулась от него.
– Я делаю это ради всех нас, – тихо произнесла она.
– В каком смысле?
– Я уже сказала, что это лучше для всех.
– Чушь собачья!
– Ты… ты не понимаешь.
– Так объясни.
Кейт плотно зажмурила глаза, мечтая оказаться подальше отсюда.
– Просто сегодня я кое-что услышала, мне сказала Сабина. И это заставило меня понять: что бы я о тебе ни думала, что бы мы сейчас ни испытывали, я опять повторяю свои обычные ошибки. – Она вытерла нос рукавом. – Я не подумала хорошенько, Том. Не подумала, куда это может нас завести. Не подумала о людях, которым будет больно, если все рухнет. А это рухнет, понимаешь? У нас с тобой мало общего. Мы живем в разных странах. Мы ничего не знаем друг о друге, если не считать того, что по-прежнему находим друг друга физически привлекательными. Так что почти наверняка я так или иначе все испорчу. А штука в том, что когда я что-то порчу, то теряю частицу уважения дочери. И хуже того, теряю частицу себя самой. – Стараясь не шмыгать носом, Кейт опустила лицо в скрещенные руки, и голос ее зазвучал приглушенно. – Как бы то ни было, я думала об этом весь день и решила, что для всех будет лучше, если я уеду домой. Завтра сяду на паром. Папа не станет по мне скучать – он даже не понял, что я здесь. А моя мать изо всех сил старалась игнорировать меня. Сабина… – На этом месте Кейт испустила долгий прерывистый вздох. – Я решила, пусть она остается здесь. Она чувствует себя тут более счастливой, чем в Лондоне. Даже ты это заметил, хотя знаешь ее всего пару месяцев. Она может вернуться домой, как только пожелает. Или поступить в университет. Не собираюсь ни к чему ее принуждать. Просто я подумала, что ты должен знать. – Не поднимая головы, она продолжала смотреть вниз.
– Вот так, значит?
Она наконец подняла голову. Том, тяжело дыша, здоровой рукой поглаживал свой затылок.
– Прощай, Том, и прости за то, что сбила тебя с толку, но я решила, что так будет лучше для всех, и тебе придется смириться. – Кейт пристально смотрела на него.
– Чушь собачья, Кейт! Просто чушь. Не позволю тебе снова это сделать. Никто не может предугадать, как будут развиваться отношения, и не тебе решать за меня. – Он мерил шагами тесное помещение, не обращая внимания на жестянки, которые попадались ему под ноги. Воздух накалился от его гнева. – Я сижу здесь уже несколько дней и выслушиваю твои рассуждения по поводу того, что правильно, а что нет и надо ли нам быть вместе. Зная тебя, я решил, что лучше всего сидеть смирно и дать тебе выговориться. Но даже если ты решила, будто что-то неправильно, это еще не означает, что оно неправильно. – Пытаясь выровнять дыхание, он сжал челюсти и тяжело опустился на перевернутое ведро. – Послушай, Кейт, я был давно влюблен в тебя. Ужасно давно. И с тех пор встречался с разными девушками – красивыми девушками, с широкими улыбками и добрыми сердцами. Девушками – верь мне или нет – даже более красивыми, чем ты. И чем больше я встречался, тем лучше понимал, что если чего-то не хватает в самом главном, если нет ощущения неоспоримой правильности, то теряется смысл всего. Верно? А потом ты вдруг неожиданно приезжаешь, и я сразу понимаю. С самого первого раза, как я увидел тебя здесь, плачущую, как подросток, и что-то здесь… – Он стукнул себя в грудь. – Что-то дрогнуло: «А, вот оно!» И я все понял.
Кейт в волнении смотрела на него, оттопырив нижнюю губу. Прежде она никогда не видела его в гневе, он никогда не говорил так много. Когда Том пересел с ведра на ящики рядом с ней, она слегка вздрогнула.
– Послушай, если ты еще не понимаешь, Кейт, то я понимаю. И мне наплевать на всех тех придурков, с которыми ты встречалась, и наплевать на то, что мы живем в разных местах. Или что мы даже не любим одно и то же. Потому что это мелочи, понимаешь? Мелочи. – Он взял ее за руку. – Я знаю, что не идеален. Я слишком привык быть сам по себе и сержусь на всякие глупости, и… я потерял чертову руку. И понимаю, что теперь уже я не тот, каким был.
Кейт покачала головой, не желая, чтобы он говорил об этом, признавал фактом.
Том вглядывался в нее и вдруг заговорил неожиданно тихим голосом:
– Вот что я скажу тебе, Кейт: неправильно будет, если ты сейчас уедешь. Совсем неправильно. Тогда ущербной будешь ты, а не я.
Потом Том неожиданно прижался губами к ее ладони. Закрыв глаза, он какое-то время не отпускал ее руку.
Кейт, не обращая внимания на слезы, катящиеся по щекам, погладила его по щеке.
– Но откуда нам знать, Том? – спросила она. – Откуда мне знать?
– Потому что я знаю, – открыв глаза, ответил он. – И в кои-то веки тебе придется мне поверить.
Они вместе вышли из летнего домика, как будто после сильного шторма, впервые не думая о том, что их могут увидеть вместе. Том сказал, что ему нужно взглянуть на лошадей, а Кейт вызвалась составить ему компанию в надежде найти Сабину. Она не хотела, чтобы дочь тревожилась, хотела сказать ей, что не волнуется из-за Джеффа, но не могла пока сказать ей почему.
У сарая на кипе сена сидел Лайам, протирая уздечку тряпочкой и насвистывая сквозь зубы под мелодию из радиоприемника. Когда они подошли, он бросил на них проницательный взгляд, но ничего не сказал.
– Привели лошадей с нижнего поля? – спросил Том, проверяя засовы на двери конюшни.
– Ага.
– Сабина вернулась?
– Только что поставила серого в стойло. Мы перевели его в последнее стойло, поскольку над средним опять протекает крыша.
– Придется пока прикрыть брезентом. – Подняв глаза на прореху в крыше, Том тихо выругался. – У нас не осталось черепицы, чтобы залатать?
– Израсходовали ее несколько месяцев назад, – ответил Лайам. – Что поделываете?
Он медленно оглядел Кейт с головы до ног, и та почувствовала, что у нее горят щеки.
– Занимались канцелярской работой, – ответил Том. – Я думал, ты сказал, что все лошади на месте.
Лайам повернулся к нему, а затем проследил за его взглядом, устремленным мимо амбара к нижним полям.
– Да, на месте.
– Тогда что это?
Лайам поднял руку ко лбу и стал, прищурившись, вглядываться в окрашенный лучами заходящего солнца горизонт.
– Похоже на Герцога, – нахмурившись, произнес он. – Но он уже давно охромел. Эта лошадь не хромает.
Том с непроницаемым лицом молчал.
Лайам продолжал вглядываться в даль.
– И кто это на нем? Кто-то на нем едет.
– Что случилось? – спросила Сабина, только что подойдя с седлом в руке. Она искоса взглянула на мать, недоумевая, что та делает на конюшне.
– Не вижу, – сказала Кейт. – Так далеко мне не разглядеть.
– Это миссис Балан…
Лайам умолк, когда Том положил руку ему на плечо.
– Пошли, – тихо произнес он. – Оставим их в покое.
– Что? – удивилась Сабина. – Это там бабушка верхом? На ком она едет?
– Проклятье! Она много лет не ездила верхом. – Голос Лайама от изумления стал тонким.
– Пошли, – сказал Том, увлекая их к дому. – Пойдем в дом.
Они повернули к дому, и он бросил взгляд через плечо – в отдалении, на фоне заходящего солнца вырисовывались царственные силуэты старухи и ее старого коня, который высоко держал когда-то гордую голову и прядал ушами, прислушиваясь к звуку ее голоса. Покачиваясь, они медленно двигались к лесу.
Глава 13
После того как усыпили Герцога, Джой два дня не выходила из своей комнаты. Миссис Х. говорила, что впервые видит хозяйку такой удрученной. В тот день Джой поднялась на рассвете и провела первые два часа в стойле старой лошади, начищая ее и разговаривая с ней. Так что ветеринар, войдя в конюшню, увидел не жалкое, приговоренное к смерти, а довольно бодрое животное, старая шкура которого благодаря неимоверным усилиям Джой сверкала, почти как у здорового. Потом она решительно встала рядом с конем, положив ладонь ему на морду, и, пока ветеринар вводил лекарство, конь уткнулся ей в плечо. Герцог был таким расслабленным, что, падая, едва не подмял под себя Джой, но стоящий рядом Том сумел вовремя вытащить ее. Несколько минут все стояли молча, глядя на неподвижное тело на полу, застланном подушками. После этого Джой, вежливо поблагодарив ветеринара, решительно вышла из конюшни в сторону дома, неуклюже прижимая руки к бокам и подняв подбородок. И не оглянулась.