Джоди Хедланд - Свет твоих глаз
– Я оставила тебе немного хлеба, – сказала Бетти.
Анжелика помедлила, едва удержав свою ладонь, то и дело норовившую прижаться к животу над ноющим от голода желудком.
– Съешь его сама, – ответила Анжелика. – Ты носишь ребенка, и тебе этот хлеб нужнее, чем мне.
Бетти была едва ли старше шестнадцати лет и казалась слишком юной для мужчины возраста Эбенезера. Но после того как его предыдущая жена умерла при родах, ему требовалась новая женщина, которая стирала бы ему, готовила и обслуживала посетителей, иногда останавливавшихся на постоялом дворе. Жениться было куда дешевле, чем нанимать кого-то для этой работы. И выгоднее, поскольку жена еще и удовлетворяла его похотливость. Анжелика отвела взгляд от Бетти и уставилась на огород, который недавно вскопала и удобрила, готовя к посадке.
Она ненавидела тот факт, что ее крошечная комната находилась прямо над спальней Эбенезера. В тишине ночи она не могла не слышать его отвратительных стонов и хрюканья, с которыми он насыщал свою похоть. Так было и с ее матерью, и со следующей его женой, а теперь с Бетти. И если бы Эбенезер мог насытиться только женой! Весной и летом, когда прибывали индейцы, она часто видела, как он то и дело сбегает в их лагерь, а иногда, и не так уж редко, приводит индейских женщин в свою спальню.
Анжелика вскинула голову.
Индейцы.
Неужели они вернулись на остров? И поэтому Эбенезер оставил трактир?
Она уронила ведро с пометом на землю и встала на цыпочки, пытаясь заглянуть за кедровый забор, окружавший таверну. Но доски были слишком высокими и полностью закрывали вид на берег и гавань.
– Пришли корабли? – спросила она.
Бетти кивнула:
– Эбенезер только что отправился на берег. И у тебя появился шанс поесть.
– Хлеб нужен тебе. Съешь, я настаиваю.
Надежда на дружбу с Бетти покинула Анжелику в тот же день, как девушка впервые появилась на острове в качестве новой невесты Эбенезера. Бетти с самого начала относилась к ней с подозрением и на все попытки заговорить с ней отвечала молчанием. Даже после того как Эбенезер объяснил ей, что Анжелика его приемная дочь и что он поклялся ее матери заботиться об Анжелике, пока та не выйдет замуж, Бетти все равно продолжала относиться к ней с крайней степенью недоверия.
Всю зиму, пока они практически голодали, Анжелика следила за тем, чтобы растущий живот Бетти не подводило от голода. Она пыталась припрятать для нее еду, даже когда ей самой приходилось оставаться без хлеба, как в то утро, когда Эбенезер отнял ее долю за то, что она вернулась домой на десять минут позже назначенного им времени.
Но сегодня Анжелике не нужен был трактирный паек, поскольку прибыли корабли. Все население острова будет пировать с индейцами на берегу и сможет наконец наесться до отвала, насколько позволят усохшие животы.
Не в силах сдержать улыбки, Анжелика помчалась к калитке, огибая сонных кур. Восторг предвкушения подарил ее ногам забытую легкость.
К тому времени как она вышла из ворот и обогнула таверну, чтобы попасть на главную улицу, воздух уже дрожал от возбуждения и радости. Двери домов и лавок распахнулись, люди хлынули наружу из винокуренного завода и складов. Рабочий день для всех закончился. Дорогу, которая была всего лишь утоптанной грунтовой тропой, тянущейся вдоль берега, заполонили люди, которые мчались к докам, не тратя времени даже на то, чтобы привести себя в порядок. Испачканные фартуки, грязные щеки, забытые шляпы, кто-то даже был не полностью одет – вся деревня хлынула к широкому песчаному берегу, чтобы поприветствовать прибытие британских кораблей с припасом. От форта, возвышавшегося над городком, спешили несколько измученных солдат. Придерживая грязные обвислые мундиры и шляпы, они бежали вниз по склону холма, чтобы, присоединившись к остальным, приветствовать первых прибывших и помочь разгрузить с кораблей долгожданные бочки и мешки с провизией.
Анжелика старалась держаться подальше, особенно после того как жена доктора, проходя мимо, нахмурилась и зажала нос. Девушка знала, что стоило бы принять ванну и избавиться от жуткой вони, пропитавшей ее одежду за те полдня, которые она провела, убирая курятник. Но желание увидеть новоприбывших было слишком сильно.
Две шхуны остановились в гавани, большие белые паруса трепетали на ветру. Солнечные блики плясали на брызгах воды, усыпая паруса алмазами и превращая корабли в королевские драгоценности – так они сияли на фоне безоблачного синего неба.
За шхунами виднелись каноэ приближающихся вояжеров, в их красных плащах и шляпах, раскрашенные весла в унисон взлетали вверх и погружались в воду. Веселая песня, вначале тихая, становилась слышнее с каждым ударом весел.
Улыбка Анжелики стала шире. Она представила, как Пьер, с его очаровательной улыбкой и сильным голосом, подхватывает песню, как он обычно делал в детстве, когда они вместе рыбачили или плавали. Каковы шансы, что в одном из этих каноэ окажется Пьер?
Каждую весну она всматривалась в каноэ, искала его лицо, хотя и упрекала себя за то, что скучает по Пьеру и ждет его возвращения. Но как она могла не скучать по тому, кто был ей близким другом, кто стал ей братом, которого у нее никогда не было? Пусть даже он причинил ей боль – не только ей, всем им – своим уходом, но отрицать существование пропасти, созданной его отсутствием, было невозможно.
Жан отчаянно пытался заполнить собой эту пустоту. Он был необычайно мил и делал все, что в его силах, чтобы помочь ей забыть о Пьере. Понадобилось не так уж много времени, чтобы осознать: Жан любил ее, всегда любил, с силой, на которую Пьер оказался просто неспособен. И потому она не удивилась, когда Жан наконец попросил ее руки. Он говорил ей, что никогда ее не покинет. Он обещал навечно остаться с ней на острове и заверял, что однажды она тоже сумеет его полюбить.
Со временем она поняла, что больше не может сопротивляться его попыткам завоевать ее сердце. И когда Жан в четвертый раз попросил ее стать его женой, Анжелика ответила «да».
Щурясь от солнца, она внимательно всматривалась в каждое каноэ. Вояжеры все еще были слишком далеко, чтобы можно было различить лица. Но после вчерашней встречи с Пьером появился вполне реальный шанс, что в этом году он действительно будет в числе людей, прибывших на остров. И если он вернется, она сделает все, чтобы он ее узнал.
Нет. Она отвернулась от каноэ и попыталась сосредоточиться на серебристых волнах, бьющихся о берег, на первых весенних чайках на скалах. Пронзительные крики птиц прорезали гул собравшейся толпы.
Какая ей разница, плывет ли с вояжерами Пьер?
Лучше посмотреть на то, какие припасы доставили на кораблях, и взглянуть на первых цивилизованных гостей, которые пробудут на острове это лето.
Шлюпки уже приближались к берегу, доставляя с кораблей первых посетителей. Командующий фортом капитан Баллок стоял на берегу во главе строя солдат и ухитрялся выглядеть чопорным даже при том, что потрепанный мундир мешком висел на исхудавшем до состояния скелета теле.
Со своего места, позади толпы, в высокой прибрежной траве, Анжелика заметила лысеющую голову Эбенезера. Он забыл свою шляпу, а значит, обязательно вернется за ней в таверну в течение дня. Но пока у нее появилось несколько свободных минут, и можно было наблюдать за празднующими без постоянного контроля и придирок.
Шлюпки причалили довольно быстро.
– А вот и новый капитан, – забормотала толпа. И до Анжелики наконец долетела новость о том, что это прибыл полковник Роберт Мак-Дугал, шотландец, ветеран, прослуживший восемнадцаь лет в британской армии.
Шотландец? Она приподнялась на цыпочки, чтобы лучше его разглядеть.
Ее отец был родом из Шотландии, говорил с протяжным акцентом, который она так любила, и отличался рыжей гривой, которая щекотала Анжелику всякий раз, когда папа ее обнимал, – это бывало, правда, нечасто.
Она мало что о нем помнила, но унаследовала от него две вещи: цвет волос и любовь к острову.
Он страстно любил Мичилимакинак, любил на нем каждую скалу, каждое дерево, каждый пляж и каждую тропку. Но больше всего на свете он любил свою красавицу жену. Обожал ее.
Вот только мать Анжелики не отвечала ему взаимностью с той же силой.
Болезненные воспоминания до сих пор преследовали Анжелику. Полные боли и отчаянья крики отца. Мольбы матери. Грохот захлопнутой двери и хруст глиняных тарелок, разбитых о каменный очаг.
Если бы только отец не решил сделать им сюрприз и появиться зимой! Если бы только остался до весны, как делал обычно!
Тогда ему не пришлось бы обнаружить свою французскую красавицу в объятиях другого мужчины. И не пришлось бы слепо спешить прочь, навстречу приближающемуся зимнему шторму. И он не заблудился бы так безнадежно…
