Николь Фосселер - Шелк аравийской ночи
– Мусада! Помогите! – выкрикнула она в пустой коридор, борясь со стражником, одетым в те же цвета, что и женщина. Майя одарила его всеми английскими ругательствами и проклятиями, которые только вспомнила, а он отвечал ей на таком быстром арабском, что она не разобрала ни слова. За спиной у Майи послышались быстрые шаги, и мужской голос повелительно произнес несколько коротких фраз. Не успела она повернуть головы, как чьи-то сильные руки схватили ее за плечи и оторвали от стражника. Мужчина втолкнул Майю назад в комнату, так что она упала и несильно ударилась об стену. Краем глаза она заметила, как женщина испуганно прошмыгнула прочь, закрыв за собой дверь, но темный мужской силуэт остался в каморке. Майя бросилась вперед, схватила с подноса глиняную кружку и изо всех сил шарахнула ее об пол. Затем лихорадочно схватила самый большой и острый осколок и направила его на мужчину.
– Ялла рукх! Пошел вон! – выкрикнула она – к собственному удивлению, совершенно спокойно. Гнев придал ей сил, гнев из-за неудавшейся попытки бегства и собственной глупости. Она встала, по-боевому широко уперев ноги в пол, напрягла каждый мускул, так что тело ее почти зазвенело, и приготовилась защищаться, но ей все равно было страшно – вряд ли ее противника мог напугать какой-то там глиняный черепок…
Для араба мужчина был очень крупным, гораздо выше, чем Майя, и, несомненно, сильнее. Он легко одолеет ее, прежде чем она успеет нанести ему хоть царапину. Но мужчина не двигался, не уходил и не приближался к ней, а просто стоял в сумраке комнаты и смотрел на все, что она делает. По темно-синей одежде Майя догадалась, что он был один из тех, кто схватил ее у Башни молчания, или один из их племени. Возраст его определить было непросто, но, возможно, ему было около тридцати пяти. Выглядел он угрожающе, и даже не из-за патронных лент и кривого кинжала, торчащего за поясом, а скорее из-за черных волос до плеч, выдающегося вперед подбородка и шрама, рассекающего одну бровь.
– Ялла рукх! – повторила Майя настойчивее, но фраза прозвучала уже менее убедительно, а руки ее заметно тряслись, когда она, защищаясь, воинственно размахивала обломком.
Темные глаза заблестели, словно ее оборона забавляла мужчину, но Майя увидела в них и уважение. Спокойным, плавным движением араб – так она его про себя называла – поднял руки.
– Я вам ничего не сделаю, – сказал он по-английски, с сильным акцентом.
– Вы говорите на моем языке? – недоверчиво спросила Майя, словно чуя подвох.
Он слегка кивнул головой:
– Немного.
– Что вам от меня нужно?
Ей вспомнились истории о европейских женщинах, похищенных в гарем сластолюбивого султана, и по спине ее пробежал холодок.
– У меня нет ничего ценного, кроме этого, – она нащупала на шее медальон и показала его арабу, словно предлагая купить свободу. Не опуская рук и не сокращая дистанции, он медленно подошел к тюфяку. Не понимая, что он задумал, Майя сделала несколько быстрых шагов и махнула своим сомнительным оружием. Он гибко опустился на кровать, скрестив ноги, положил локти на колени и потеребил пальцами щеку.
– Еще болит? – поинтересовался он вместо ответа. Майя машинально дотронулась до виска и покачала головой. – Мне очень жаль, что Али вас ударил. Я хотел его остановить, но было слишком поздно, – пояснил он. Хотя араб явно с трудом подбирал слова и выговаривал мягкие звуки, он явно преуменьшил свои знания английского.
– Али еще очень юн, ему предстоит научиться правилам воина. Никогда нельзя давать волю гневу, если ты сильнее, – пусть тебя даже кусают. – На пухлых губах заиграла улыбка, и Майя почувствовала, как уголки ее рта непроизвольно поднимаются вверх. Она сразу прикусила губу, и собеседник тоже стал серьезным.
– И я сожалею, что не подошло снотворное. Это не входит в мою компетенцию, но надеюсь, вы примете извинения. Рад, что вам уже лучше.
Майя нахмурилась:
– Какое снотворное?
Он снова улыбнулся:
– Когда вы очнулись, то вели себя довольно… воинственно. Чтобы не привлекать лишнего внимания, мы дали вам снотворное, но, очевидно, оно не подошло.
Майя смутно вспомнила, как ее держали чьи-то руки, насильно вливая горькую жидкость, и поняла, почему ей стало плохо.
– Как вы вывезли меня из города? Сколько я здесь пробыла? И где я? – быстро спрашивала она.
– Под накидкой бедуина много места. Даже, – он указал на широкие юбки, – для такого платья. Выезд из города вполне свободен, стражники не досматривают, что или кого всадники везут под седлом. Мы ехали всю ночь и теперь находимся в Шукре, во дворце султана Фадли. Но завтра мы отправимся дальше. Если ваше самочувствие позволит, конечно.
– Куда вы меня везете?
– В Ижар, отсюда несколько дней пути.
– А потом?
Он слегка покачал головой.
– Зависит от ваших людей, готовы ли они к переговорам.
Майя сглотнула, подумав о полковнике Коглане и лейтенанте Плейфере – вряд ли они согласятся на переговоры с похитителями.
– А что со мной будет, если вы не договоритесь?
Он помолчал и на долю секунды отвел глаза, но этого оказалось достаточно, чтобы Майю охватила новая волна дурноты, на этот раз от страха.
– Не беспокойтесь, – ответил он, хотя его голос прозвучал немного напряженнее, – вы под моей личной защитой.
– Успокаивает, – с сарказмом пробормотала Майя и провела рукой по виску.
Он немедленно встал.
– Чтобы понять, нужно знать законы моего племени, – жестко возразил он и немного мягче добавил: – Вы умеете ездить верхом?
Майя неуверенно кивнула.
– Я уже давно не сидела в седле.
– Хорошо, – ответил он, – я подберу подходящее.
Только когда посетитель повернулся к двери, Майя заметила, что в комнате почти стемнело и она давно опустила руку с осколком. Он обернулся вновь.
– У вас есть имя?
– Майя. Майя Гарретт.
– Майя, – повторил араб, и Майю чем-то тронуло, как он произнес эти слоги. А он добавил: – Ана исми Рашид.
Он осторожно закрыл за собой дверь, и Майя услышала, как тихо задвинулся засов. Глубоко вздохнув, она прислонилась спиной к стене, бросила обломок и выглянула в окно. В темно-синем небе с розоватой каймой загорелась яркая точка, и Майя измученно уставилась на вечернюю звезду. Обычно она казалась ей многообещающей, но сегодня в своей бесконечной отдаленности и одиночестве придавала чувство потерянности. У Майи подогнулись колени, она опустилась и села, обхватив голову руками. Ей казалось, она попала в кошмарный сон, но все происходило наяву. Судя по тому, что сказал этот Рашид, они отправили в гарнизон послание, что Майя у них, и ей остается только надеяться, что в Адене среагируют достаточно быстро.
– Когда? – прошептала она, обняв колени и положив на них подбородок. Что, если Коглан ничего не сделает? Майя слабо представляла себе, насколько далеко простиралась страна за перешейком между Аденом и Аравийским полуостровом. Они могли сделать так, чтобы Майя исчезла навсегда, и она не встретит никого, кому можно довериться, рассказать о своей беде. Она подумала о Ральфе – беспокоится он сейчас о ней или тихо проклинает, а может быть, даже испытал облегчение, что ее больше нет рядом с ним?
Майя почувствовала себя глубоко несчастной. Она хотела повернуть время вспять, жалела, что поднялась вчера к башне, что вообще приехала в Аден и что сбежала с Ральфом. Сейчас она, несомненно, заключила бы сделку с дъяволом, если бы он мог вернуть ей прошедший год. Тогда она не сидела бы сейчас здесь, Джонатан был бы еще жив, а Ричард, возможно, не поехал бы в Крым. Но нельзя обернуть назад течение жизни, оно безжалостно наказывает людей за неверные решения и поступки, и Майя, неподвижно сидя во мраке наступающей ночи, ощутила, как ее стремительно уносит неостановимый поток времени навстречу неизвестному будущему.
Впервые в жизни Майя почувствовала, что значит отправиться в Мекку, Харэр, Берберу или Севастополь, не зная, вернешься ли, слепо покорившись судьбе. Ей послышался сухой смех Ричарда, его иронические слова: «Это справедливое наказание, Майюшка! Ты же так долго жаждала приключений – теперь посмотрим, на что ты способна!»
– Посмотрим! – с вызовом ответила Майя. – Я справлюсь. Мама с папой не должны потерять еще одного ребенка.
Чтобы справиться со слезами при мыслях о Джеральде, Марте и Джонатане, она прикусила губу, закрыла глаза и откинула назад голову, упершись затылком в стену.
– Я справлюсь, – шепотом пообещала она себе. – Обязательно.
3
На следующее утро, вскоре после восхода солнца, но спустя немало времени с тех пор, как с минаретов отзвучал призыв на молитву, вчерашняя женщина принесла Майе поесть. Во всяком случае, Майя предположила, что это она – из всего лица были открыты только глаза, красивые большие карие глаза, окаймленные венчиком черных ресниц и подчеркнутые линиями долгих жизненных лет. Эти глаза с сочувствием смотрели в покрасневшие глаза Майи, последствия проведенной в слезах ночи. Снова оставшись в одиночестве, Майя маленькими глоточками пила горячий кофе и наблюдала, как яркое оранжевое сияние, льющееся в окно, постепенно сменяется желтовато-белым светом наступившего утра. Черный кофе, крепкий и такой сладкий, что напоминал скорее еду, чем жидкость, лишь усиливал остроту белой рыбы с яркими овощами, среди которых Майя различила красный перец и кориандр. Еще на тарелку положили теплый лаваш, успокоивший жжение десен и языка. И хотя Майе казалось, что желудок ее совершенно пуст, всю еду с тарелки из тонкого кованого металла съесть было просто невозможно. Кто-то явно заботился о ее самочувствии, и это успокаивало.
