Джоджо Мойес - Счастливые шаги под дождем
– Из Лондона.
В зеркале заднего вида она заметила, что он смотрит на нее маленькими глазками под кустистыми бровями.
– Лондон. У меня семья в Уиллесдене. – Он подмигнул. – Все в порядке, красавица, не стану спрашивать, знакомы ли вы с ними.
Кейт слабо улыбнулась, глядя из окна на знакомые ориентиры: дом миссис X., церковь Святого Петра, поле площадью сорок акров, которое родители продали фермеру, впервые оказавшись на мели.
– Так вы здесь бывали раньше? Не такое место, куда ездит много туристов. Обычно я везу их на север. Или на запад. Не поверите, сколько народу сейчас ездит на запад.
Кейт помедлила, глядя на каменную стену, окружавшую усадьбу Килкаррион.
– Неужели?
– Значит, приехали в гости к друзьям.
– Что-то в этом роде.
«Просто думай, что приехала забрать Сабину, – сказала она себе. – Тогда это все будет терпимо».
Правда, на пороге ее встретила не Сабина. Это была Джулия, облаченная в бриджи, огромную пушистую телогрейку алого цвета и подходящие носки. Обрушив на Кейт шквал поцелуев и восклицаний, она многозначительно сказала, что понятия не имеет, где сейчас Сабина.
– Бóльшую часть времени она либо болтается во дворе, либо секретничает с Эдвардом. – В словах Джулии всегда чувствовалось осуждение действий других людей.
Кейт, стараясь скрыть досаду на фамильярное упоминание Джулией ее отца, решила, что неправильно все поняла. Сабина не стала бы околачиваться у лошадей и, уж конечно, не стала бы секретничать с ее отцом.
– Но чем я занимаюсь?! – воскликнула Джулия, беря одну из сумок Кейт. – Входи же! Куда подевались мои манеры?
«Раздавлены твоим стяжательским инстинктом», – с горечью подумала Кейт. Но сразу же одернула себя. За последние шестнадцать лет она ни разу не попыталась сделать этот дом своим. Кейт поправила на носу очки – контактные линзы она, разумеется, забыла, – стараясь рассмотреть дом, который более ей не принадлежал.
– Мы поселим тебя в Итальянской комнате, – щебетала Джулия, провожая Кейт наверх. – Надеюсь, крыша там не протекает.
Казалось, за десять лет, прошедшие с ее последнего приезда, дом состарился по собачьей возрастной шкале, подумала Кейт, оглядываясь по сторонам. Дом всегда был холодным и сырым, но она не припоминала этих коричневых водяных разводов на стенах, похожих на раскрашенные сепией карты далеких континентов, не помнила она также, чтобы все выглядело таким ветхим и изношенным – персидские ковры, протертые до основания, растрескавшаяся мебель, давно нуждающаяся в ремонте. Кейт не помнила и этого запаха – к вездесущей слабой вони от собак и лошадей теперь примешивался запах плесени и запустения. И этот холод – не сухой холод ее дома, когда не работал бойлер, а сырой, всепроникающий и длительный холод, продирающий до костей с первых минут приезда. Кейт новыми глазами посмотрела на спину толстой телогрейки Джулии. Эта вещь была теплее любого из предметов ее гардероба.
– Нам удалось немного нагреть эту комнату, – сказала Джулия, распахивая дверь. – Не поверишь, до чего здесь было холодно. Я сказала Кристоферу, неудивительно, что Эдвард заболел.
– Я думала, у него был удар, – сдержанно произнесла Кейт.
– Да, удар, но он старый и ужасно слабый. А старикам нужен комфорт, верно? Я сказала Кристоферу, что надо взять его с собой в Дублин, где есть нормальное центральное отопление. У нас уже приготовлена комната. Но твоя мать не стала даже слушать. Она хочет, чтобы он был здесь.
Тон ее последних слов не оставил у Кейт сомнений по поводу отношения Джулии к подобным действиям. Она, видимо, считала, что, оставив мужа в Килкаррионе, Джой обрекает его на преждевременную смерть. Но в душе Кейт согласилась с матерью – отец скорее предпочел бы жить в холодном сыром доме, чем дать Джулии удушить себя в пастельных интерьерах ее дома с центральным отоплением.
– Между нами, Кейт, не могу дождаться, когда вернусь к себе домой, – сказала Джулия, выдвигая один из ящиков и проверяя, пустой ли он. У нее была склонность к подобным лживо доверительным словам, ничего не значащим, но предполагающим искренность говорящего. – Я действительно считаю это место депрессивным, пусть даже Кристофер его любит. Я попросила соседку присмотреть за нашими кошками, и сейчас им, наверное, не очень сладко, бедняжкам. Они терпеть не могут, когда мы уезжаем.
– Ах да. Твои кошки, – вежливо произнесла Кейт, вспомнив о пристрастии Джулии к двум наглого вида тварям. – Это те же самые?
Джулия дотронулась до руки Кейт:
– Знаешь, Кейт, очень мило, что ты спрашиваешь, но нет. Арман по-прежнему с нами, а вот Мамзель, к несчастью, умерла прошлой весной. – (Кейт с некоторым страхом заметила, что глаза Джулии наполнились слезами.) – Но ей было с нами хорошо… – рассеянно проговорила она. – И знаешь, для компании Арману мы взяли очаровательную кошечку. Мы назвали ее Пубель[7], – радостно засмеялась Джулия, к которой вдруг вернулось хорошее настроение, – потому что она все время лазает в мусорное ведро на кухне, глупышка такая.
Кейт выдавила из себя улыбку, мечтая поскорее вырваться из рук Джулии, благоухающей фрезией, и отыскать дочь.
– Наверное, тебе не терпится распаковать вещи. Не буду тебе мешать, – сказала Джулия. – Не забудь – чай ровно в полпятого. Мы уговорили Джой устраивать его в комнате для завтрака, потому что ее проще нагреть. Увидимся внизу. – Помахав на прощание рукой, она ушла.
Кейт тяжело опустилась на кровать, оглядывая комнату, которую не видела десять лет. Это была не ее комната. Как сказала ей Джулия, ее комнату занимает Сабина, а она с Кристофером поселилась в его комнате. Другую сухую гостевую комнату, очевидно, занимает ее мать. Это не удивило Кейт. Она подозревала, что родители часто занимали разные комнаты, даже когда она жила дома. Отец храпит, неубедительно объясняла мать. Сейчас ей трудно было связать вещи в этой комнате со своим детством или юностью – казалось, дом состарился раньше любого его обитателя, изгладив со временем любые знакомые знаки и приметы, так что Кейт стало казаться, будто дом этот не имеет к ней никакого отношения.
«Почему меня должно это волновать? – с раздражением думала она. – Я не живу здесь со времени рождения Сабины. Моя жизнь – это Лондон».
Но тем не менее Кейт ловила себя на том, что рассматривает картины на стенах, заглядывает в шкафы, словно предчувствуя дрожь узнавания, даже тоску по прежней, менее запутанной жизни.
Спускаясь по лестнице, Кейт впервые увидела Сабину. Повернувшись к ней спиной, дочь присела на корточки рядом с собаками и стаскивала с ног сапоги для верховой езды, с любовью называя Беллу и Берти, которые тыкались ей в лицо носами, тупыми, тупыми животными. Берти, вне себя от возбуждения, свалил Сабину на ковер, и она со смехом, лежа на спине, отталкивала пса и пыталась вытереть обслюнявленное лицо.
Кейт не узнавала свою дочь и молча смотрела на нее, испытывая радость при виде столь открытого проявления любви и одновременно приглушенную боль оттого, что у себя дома ей не удавалось вызвать у Сабины подобные эмоции.
Почувствовав ее присутствие, Сабина повернулась и, увидев мать на лестнице, рывком поднялась.
– Сабина! – горячо произнесла Кейт и протянула к ней руки.
Она сама не ожидала того эмоционального всплеска, какой вызовет у нее присутствие дочери. С ее отъезда прошло уже несколько недель.
Сабина стояла, нерешительно глядя на мать.
– О-о… э-э, привет, мама, – произнесла она и, сделав маленький шаг вперед, позволила себя обнять.
Потом, почувствовав, что это надолго, осторожно отступила назад.
– Посмотрите на нее! – воскликнула Кейт. – Ты выглядишь… выглядишь великолепно.
Кейт хотелось сказать: «Глядя на тебя, можно подумать, ты здесь вполне освоилась». Но в этой фразе содержался опасный подтекст, и поэтому слова замерли у нее на устах.
– Я дерьмово выгляжу, – возразила Сабина, разглядывая заляпанные грязью джинсы и большой, не по размеру, свитер с прилипшими соломинками. Наклонив голову, она запустила тонкую руку в волосы, сразу превратившись в прежнюю Сабину – застенчивую, самокритичную и не терпящую никаких комплиментов. – У тебя очки, – с упреком заметила она.
– Знаю. Из-за всей этой суеты я забыла про линзы.
Сабина разглядывала лицо матери.
– Тебе нужна новая оправа, – сказала она и снова повернулась к собакам.
Последовала короткая пауза, и Сабина наклонилась за сапогами.
– Значит, – начала Кейт, понимая, что говорит чересчур высоким и напряженным голосом, – ты ездила верхом?
Кивнув, Сабина поставила сапоги за дверь.
– Никогда бы не поверила, что бабушка заставит тебя ездить верхом. Тебе нравится? Она дала тебе лошадь?
