Эмилия Остен - Невеста для виконта
И я отступила, потому что во мне не осталось больше зла, отрава вышла, вытекла вместе со словами, моя плоть больше не носит ее, моя душа свободна. Реми отпустил виконта, тот медленно повалился набок.
– Идем, – сказал Реми, – и быстро.
Он увлек меня под сень деревьев, не понимая, не спрашивая, я шла за ним, почти бежала. Мы неслись сквозь кусты, мое платье рвалось, трещало, но я почти не обращала внимания. Моя рука в руке Реми – что может быть лучше. Мы оба живы – что может быть счастливей.
– Почему мы…
– Идем, скорее, я в карете объясню.
– В какой карете?
Он промолчал, и через некоторое время я увидела ее: черный экипаж без гербов на дверцах, на запятках примостился Дидье, кучер сидит на лошади и только ждет нашего знака. Реми практически запихнул меня внутрь, запрыгнул сам, стукнул кулаком по потолку.
– Поехали.
Лошади взяли рысью с места, затем перешли на галоп; нас кидало и подбрасывало, этот дешевый наемный экипаж вовсе не походил на графский, с мягкими сиденьями. Я стряхнула влагу с рук, провела ладонями по лицу, затем посмотрела на Реми и принялась отрывать полосы ткани от своей окончательно погубленной юбки. Он был ранен в бок, но, судя по всему, легко, иначе не смог бы бежать так быстро.
– Почему мы сбежали?
– Девочка моя, – сказал Реми со своей иезуитской усмешкой, – сейчас там все, конечно же, пребывают в шоке от признаний, прозвучавших перед алтарем. Однако через некоторое время представители властей опомнятся и поймут, что у них имеются ко мне вопросы. Я беглый каторжник, хотя обвинения с меня будут сняты со временем, а может, и нет, кому охота прошлое ворошить. Кроме того, я притворялся священником, неужели ты думаешь, что клирики погладят меня за это по голове? Предвижу, что у епископа Ле Бра будут неприятности, впрочем, он старый церковный пес и сумеет отбрехаться. Я же не имею ни малейшего желания оказаться в центре урагана. Скандал выйдет знатный, особенно если Шарлотта подтвердит свои показания письменно. А мне хорошо бы оказаться подальше от всего этого.
Он подвинулся ко мне, отложил полосы белой ткани, взял мои замерзшие руки.
– Все закончилось, Маргарита, твой и мой враг умер. Мы совершили то, что хотели. Ты желала сбежать, помнишь? Исчезнуть навсегда, и чтоб тебя не нашли. Ты сказала, что будешь со мною до сегодняшнего дня, однако дальнейшее мы почти не обсуждали. Я люблю тебя и хочу, чтобы ты отправилась со мной.
– Куда? – спросила я, улыбаясь, глядя в его блестящие глаза.
– Куда угодно. Есть у меня один план, расскажу его тебе, как только приедем и переоденемся. Так ты простуду схватишь, милая моя. Твое платье насквозь промокло.
– Да и черт с ним, – сказала я, – значит, ты у виконта бумаги украл?
Он хмыкнул.
– Да, еще одно невинное прегрешение. Украл. Там были письма, о которых намекал мне епископ Ле Бра: его друзья подозревали, что виконт продался врагам Франции; и верно, ему заплатили немалую сумму за устранение некоторых влиятельных политиков из окружения Ришелье. И еще там была копия приказа о моем аресте, и адрес Шарлотты; его-то я и искал, но прихватил заодно то, что пригодилось. Я съездил в монастырь и привез Шарлотту сюда, чтобы она выступила на свадьбе, чтобы обличила брата. Если моя жизнь выправилась, то ее… Впрочем, она утверждает, что счастлива быть невестой Христовой. А я украл другую невесту и теперь везу ее неведомо куда; пойдешь за меня, Маргарита?
– Пойду, – сказала я, – и за тебя, и с тобой. Если ты мне обещаешь больше в загадки не играть.
– Не буду! – он шутливо поднял руки. – Скоро совсем чист перед тобой стану.
– Вот как! Значит, оставил за душой кое-что?
– Приедем, и сознаюсь. А теперь, – он поморщился, – перевяжи, будь добра. Не годится истечь кровью после победы, тем более, когда этого легко можно избежать.
Не помню, сколько мы ехали, я перевязала раны Реми, прижалась к нему, он обхватил меня руками. Из него уходила та многолетняя усталость, что копилась в нем, откладывалась слой за слоем. Мы были так близко к свободе. Мы могли ее заполучить, она теперь полностью нам принадлежала.
Ни репутации, ни оков этикета, ни ложных улыбок, ни клятв. Мы отбросили все это, как змея – старую кожу, и впереди оставалось одно.
Дорога.
Наконец, скрипнув рессорами, карета остановилась, Дидье распахнул нам дверцу. Я мельком взглянула в его лик сатира, кивнула, благодаря за помощь; Реми вышел сам и почти вынес меня. Мокрое платье было страшно тяжелым.
Мы стояли на пороге дома – обычного дома в череде других таких же, снятого Реми на короткий срок, это я знала. Именно сюда Дидье должен был принести мой сундучок и все мои вещи, что я велела ему забрать из моей снятой в городе комнаты. Мы вошли, в прихожей нас встретила седовласая молчаливая женщина.
– Мадам Салье, – сказал Реми, подталкивая меня вперед, – помогите госпоже переодеться.
И немедля скажите мне, когда она будет готова. Я приду, нам нужно быстро поужинать и выехать самое позднее через час.
– Да, месье, – сухо кивнула старая женщина.
Она провела меня в комнату, где на кровати было разложено одно из моих дорожных платьев, что утром забрал Дидье, помогла раздеться, вытереться, высушить волосы – все быстро, деловито, умеючи. Мы обе молчали. Сомневаюсь, что она знала, кто я такая.
Мы все закончили через четверть часа, мадам Салье вышла и вернулась с Реми. Он тоже переоделся, в темно-зеленом костюме выглядел просто и хорошо, и я пошла к нему через комнату, обняла, положила голову на грудь. Он засмеялся, отстранился и взял меня за руку.
– Пойдем, милая Маргарита, хочу кое-что тебе показать. А затем нам нужно быстро поесть и ехать, пока не закрыли заставы и тебя не начали искать. Чем быстрее мы покинем Париж, тем лучше.
Я была с ним полностью согласна.
Мы прошли длинным полутемным коридором, пахнущим мышами и пригорелым жиром, Реми остановился перед закрытой дверью.
– Прости меня, если сможешь, за это, – сказал он.
– За что? – спросила я, недоумевая, и тогда от открыл дверь, пропуская меня внутрь.
И я увидела лицо Мишеля.
Мой маленький братик сидел на ковре перед камином, деревянная лошадка взбрыкивала в его руках, а рядом сидела Эжери, что-то ворковавшая, как обычно. Мишель увидел меня, радостно ахнув, вскочил, кинулся, прижался, я подхватила его на руки – тяжелого такого, девятилетнего… живого.
Реми обошел нас, вгляделся с тревогой в мое лицо; я же целовала Мишеля, а тот хохотал, потому что ему щекотно. Мой маленький брат очень боится щекотки.
– Прости, что причинил тебе этим боль, Маргарита, – сказал Реми, – но я должен был так поступить. Никак иначе нам не удалось бы его забрать.
– Но как… как? – спросила я, задыхаясь, смеясь. Реми улыбнулся, поняв, что я не собираюсь его осуждать.
– Я не говорил тебе, как сбежал с каторги. Мэтр Виссе умеет готовить порошок, вызывающий сначала лихорадку, затем подобие смертного сна; меня сочли мертвым и похоронили на каторжном кладбище, а ночью он меня откопал, дождался, пока я пробужусь, и вывел на дорогу, ведущую в Тулузу; так я стал свободным. Я знал, как готовить этот порошок, и рискнул дать его Мишелю. Боялся только дозу не рассчитать. В какой-то момент думал, что и не рассчитал, но Мишель проснулся и полностью оправился, и теперь с ним все хорошо. Я забрал Эжери из графского дома, чтоб она ухаживала за мальчиком. Она и Дидье отправятся с нами. Они хотят сочетаться браком, вполне уважаю такое желание. Думаю, их поженит тот же священник, что обвенчает нас с тобой. Аббат Лебель. Он нынче в Гавре, я узнал.
Я посмотрела на розовую от смущения и счастья Эжери, поставила Мишеля на пол, он же вцепился в мою руку, не желая отпускать. Я тоже больше не отпущу его, никогда. Деревянная лошадка поскачет по полям навстречу приключениям, дороги зовут ее. А мы поедем за нею.
– Святой Реми воскрешал мертвых? – тихо спросила я.
– Не знаю, – так же тихо ответил Реми, и его брови вновь встали под смешным углом, когда он задумчиво нахмурился. – Да Бог с ним, со святым, пусть покоится себе счастливо в Реймском соборе. Мы люди и станем жить, как люди, уедем же отсюда. Я обо всем договорился. Каторжные знакомства иногда бывают чрезвычайно полезны, да и наследство отца де Шато кстати пришлось. В Гавре стоит корабль под названием «Счастливчик», его капитан готов взять нас на борт. Контрабандисты, конечно же. Они отплывают в Новый Свет, надеются успеть до зимних штормов, и я им верю. Если поторопимся, уплывем с ними, там уж нас не найдут. Не боишься покинуть эти земли? Мне они не дороги настолько, чтобы за них цепляться.
– С тобой, – сказала я, – я свободна где угодно.
Эпилог. Terra incognita
Terra incognita[27]
Я просыпаюсь в каюте, полной солнечных бликов, так удивительно они играют на океанской глади. Старое дерево светится благородством выдержанных вин, качается надо мною полупрозрачная занавеска, окно приоткрыто, и в него льется звук воды, плещущей о борта. Реми рядом нет.
