Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви» . Том 4
Песнь десятая
ДОЛОНИЯ
Все при своих кораблях, и цари и герои ахеян,Спали целую ночь, побежденные сном благотворным;Но Атрид Агамемнон, ахенского пастырь народа,Сладкого сна не вкушал, волнуемый множеством мыслей.Словно как молнией блещет супруг лепокудрыя Геры[Супруг лепокудрыя Геры – Зевс.],Если готовит иль дождь бесконечный, иль град вредоносный,Или метель, как снега убеляют широкие степи,Или погибельной брани огромную пасть отверзает, —Так многократно вздыхал Агамемнон, глубоко от сердца,Cкорбью гнетомого; самая внутренность в нем трепетала;Ибо когда озирал он троянский стан, удивлялсяИх огням неисчетным, пылающим пред Илионом,Звуку свирелей, цевниц и смятенному шуму народа.Но когда он взирал на ахейский стан неподвижный,Клоки власов у себя из главы исторгал, вознося ихЗевсу всевышнему: тяжко стенало в нем гордое сердце.
Дума сия наконец показалася лучшей Атриду —С Нестором первым увидеться, мудрым Нелеевым сыном,С ним не успеют ли вместе устроить совет непорочный,Как им беду отвратить от стесненной рати ахейской;Встал Атрейон и с поспешностью перси одеял хитоном;К белым ногам привязал красивого вида плесницы;Сверху покрылся великого льва окровавленной кожей,Рыжей, огромной, от выи до пят, и копьем ополчился.
Страхом таким же и царь Менелай волновался; на очиСон и к нему не сходил: трепетал он, да бед не претерпятМужи ахейцы, которые все по водам беспредельнымК Трое пришли, за него дерзновенную брань подымая.Встал и широкие плечи покрыл он пардовой кожей,Пятнами пестрой; на голову шлем, приподнявши, надвинул,Медью блестящий, и, дрот захвативши в могучую руку,Так он пошел, чтобы брата воздвигнуть, который верховнымБыл царем аргивян и, как бог, почитался народом,Он, при корме корабля, покрывавшегось пышным доспехом,Брата нашел, и был для него посетитель приятный.Первый к нему возгласил Менелай, воинственник славный:«Что воружаешься, брат мой почтенный? или от ахеянХочешь к троянам послать соглядатая? Но, признаюся,Я трепещу, чтоб не вызвался кто на подобное делоИ чтоб враждебных мужей соглядать не пошел одинокийВ сумраках ночи глухой: человек дерзосердый он будет».
Брату в ответ говорил повелитель мужей Агамемнон:«Нужда в совете и мне и тебе, Менелай благородный,В мудром совете, который бы мог защитить и избавитьРать аргивян и суда; изменилось Кронидово сердце:К Гектору, к жертвам его преклонил он с любовию душу!Нет, никогда не видал я, ниже не слыхал, чтоб единыйСмертный столько чудес, и в день лишь единый, предпринял,Сколько свершил над ахейцами Гектор, Зевесу любезный,Гектор, который не сын ни богини бессмертной, ни бога.Но что свершил он, о том сокрушаться ахеяне будутЧасто и долго; такие беды сотворил он ахейцам!Но иди, Менелай, призови Девкалида, Аякса,Прямо спеши к кораблям, а к почтенному сыну НелеяСам я иду и восстать преклоню, не захочет ли старецСтражей священный сонм навестить и блюстись приказать им;Верно, ему покорятся охотнее; сын его храбрыйСтражи начальствует сонмом, и с ним Девкалида сподвижник,Вождь Мерион; предпочтительно им поручили мы стражу».
И его вопросил Менелай, воинственник славный:«Что же мне ты прикажешь и как повелишь, Агамемнон:Там ли остаться, у них, твоего ожидая прихода,Или к тебе поспешать возвратиться, как всё накажу им?»
Вновь Менелаю вещал повелитель мужей Агамемнон:
«Там ты останься, чтоб мы не могли разойтися с тобою,Ходя в сумраке: много дорог по широкому стану.Где же пойдешь, окликай, и всем советуй стеречься;Каждого мужа, Атрид, именуй по отцу и по роду;Всех приветливо чествуй, и сам ни пред кем не величься.Ныне и мы потрудимся, как прочие; жребий таков наш!Зевс на нас, на родившихся, тяжкое горе возвергнул!»
Так говоря, отпускает он брата, разумно наставив;Сам наконец поспешает к владыке народов Нелиду.Старца находит при черном его корабле против кущи,В мягком одре, и при нем боевые лежали доспехи:Выпуклый щит, и два копия, и шелом светозарный;Подле и пояс лежал разноцветный, который сей старецЧасто еще препоясывал, в бой мужегубный готовясьРать предводить: еще не сдавался он старости грустной.Нестор, привставши на локоть и голову с ложа поднявши,К сыну Атрея вещал и его вопрошал громогласно:«Кто ты? и что меж судами по ратному стану здесь ходишьВ сумраке ночи один, как покоятся все человеки?Друга ли ты или, может быть, меска сбежавшего ищешь?Что тебе нужно? Окликнись, а молча ко мне не ходи ты!»
Старцу немедля ответствовал пастырь мужей Агамемнон:«Нестор, почтеннейший старец, великая слава данаев!Ты Агамемнона видишь, которого Зевс промыслительБолее всех подвергнул трудам бесконечным, покудаВ персях моих остается дыханье и движутся ноги.Так я скитаюсь; на очи мои ниже ночью не сходитСладостный сон, и на думах лишь брань и напасти ахеян!Так за ахеян жестоко страшуся я: дух мой не в силахТвердость свою сохранять, но волнуется; сердце из персейВырваться хочет, и ноги мои подо мною трепещут!Если что делать намерен ты (сон и к тебе не приходит),Встань, о Нелид, и ко стражам ахейским дойдем и осмотрим.Может быть, все, удрученные скучным трудом и дремотой,Сну предалися они и о страже опасной забыли.Рати же гордых врагов недалеко; а мы и не знаем,В сумраке ночи они не хотят ли внезапно ударить».Сыну Атрея ответствовал Нестор, конник геренский:«Славою светлый Атрид, повелитель мужей Агамемнон!Замыслы Гектору, верно, не все промыслитель небесныйНыне исполнит, как гордый он ждет; и его удручит онГорем, я чаю, и большим, когда Ахиллес быстроногийХраброе сердце свое отвратит от несчастного гнева.Следовать рад я с тобою; пойдем, и других мы разбудимХрабрых вождей: Диомеда героя, царя Одиссея,C ними Аякса быстрого[Аякс быстрый – Аякс, сын Оилея. Сын Филея – Мегес.], также Филеева сына.Если б еще кто-нибудь поспешил и к собранию призвалИдоменея царя и подобного богу Аякса[Подобный богу Аякс – Аякс, сын Теламона.]:Их корабли на конце становища, отсюда не близко.Но Менелая, любезного мне и почтенного друга,Я укорю, хоть тебя и прогневаю: нет, не сокрою!Он почивает, тебя одного заставляет трудиться!Ныне он должен бы около храбрых и сам потрудиться,Должен бы всех их просить, настоит нестерпимая нужда!»
Нестору вновь отвечал повелитель мужей Агамемнон:«Старец, другою порой укорять я советую брата:Часто медлителен он и как будто к трудам неохотен, —Но не от праздности низкой или от незнания дела:Смотрит всегда на меня, моего начинания ждущий.Ныне же встал до меня и ко мне неожидан явился.Брата послал я просить предводителей, коих ты назвал.Но поспешим, и найдем, я надеюся, их мы у башни,Вместе с дружиной стражебною: там повелел я собраться».
Снова Атриду ответствовал Нестор, конник геренский:«Ежели так, из данаев никто на него не возропщет:Каждый послушает, если он что запретит иль прикажет».
Так говоря, одевал он перси широким хитоном;К белым ногам привязал прекрасного вида плесницы,После – кругом застегнул он двойной свой, широкопадущий,Пурпурный плащ, по котором струилась косматая волна;И, копье захватив, повершенное острою медью,Так устремился Нелид меж судов и меж кущей ахеян.Там сперва Одиссея, советами равного Зевсу,Поднял от сна восклицающий громко возница геренский.Скоро дошел до души Одиссеевой Несторов голос:Выступил он из-под кущи и так говорил воеводам:«Что меж судами одни по воинскому ходите стануВ сумраке ночи? какая пришла неизбежная нужда?»
Сыну Лаэрта ответствовал Нестор, конник геренский:«Сын благородный Лаэртов, герой Одиссей многоумный!Ты не ропщи: аргивянам жестокая нужда приходит!С нами иди, и других мы разбудим, с которыми должноНыне ж решить на совете, бежать ли нам или сражаться».
Рек он, – и быстро под кущу вступил Одиссей многоумный,Щит свой узорный за плечи закинул и следовал с ними.К сыну Тидея пошли и нашли Диомеда лежащимОдаль от сени, с оружием; около ратные другаСпали; столовьем их были щиты, у постелей их копьяПрямо стояли, вонзенные древками; медь их далекоВ мраке блистала, как молния Зевса. Герой в серединеСпал, и постелью была ему кожа вола стенового;Светлый, блестящий ковер лежал у него в изголовье.Близко пришедши, будил почивавшего Нестор почтенный,Трогая краем ноги, и в лицо укорял Диомеда:«Встань, Диомед! и что ты всю ночь почиваешь беспечно?Или забыл, что трояне, заняв возвышение поля,Близко стоят пред судами и узкое место нас делит?»
Так говорил; почивавший с постели стремительно вспрянулИ, обратяся к нему, произнес крылатые речи:«Слишком заботливый старец, трудов никогда ты не бросишь!Нет ли у нас и других, в ополчении младших данаев,Коим приличнее было б вождей нас будить по порядку,Ходя по стану ахейскому; неутомим ты, о старец!»Сыну Тидея ответствовал Нестор, конник геренский:«Так, Диомед, справедливо ты все и разумно вещаешь.Есть у меня и сыны непорочные, есть и народаМного подвластного: было б кому обходить и сзывать вас;Но жестокая нужда аргивских мужей постигает!Всем аргивянам теперь на мечном острии распростертаИли погибель позорная, или спасение[…на мечном острии распростерта или погибель… или спасение… – Пословица древних греков: «Будущая судьба колеблется, как на острие меча».] жизни!Но поспеши ты и сына Филеева с быстрым АяксомК нам призови: ты моложе меня и о мне сожалеешь».
Рек; Диомед, немедля покрывшийся львиною кожей,Рыжей, огромной, до пят доходящей, и дрот захвативши,Быстро пошел, разбудил воевод и привел их с собою.
Cкоро владыки ахеян достигнули собранных стражей,И не в дремоте они предводителей стражи застали:Бодро младые ахейцы, с оружием в дланях, сидели.Словно как псы у овчарни овец стерегут беспокойно,Сильного зверя зачуяв, который из гор, голодалый,Лесом идет; подымается шумная противу зверяПсов и людей стерегущих тревога, их сон пропадает. —Так пропадал на очах усладительный сон у ахеян,Стан охраняющих в грозную ночь: непрестанно на полеВзоры вперяли они, чтоб узнать, не идут ли трояне.
C радостью старец узрел их и, более дух ободряя,Весело к ним говорил, устремляя крылатые речи:«Так стерегитесь, любезные дети! никто и не думай,Стоя на страже, о сне: да не будем мы в радость враждебным»
Так говоря, перенесся за ров; и за ним устремилисьВсе скиптроносцы ахейские, сколько звано их к совету.С ними герой Мерион и Несторов сын знаменитыйСледовал: сами цари пригласили и их для совета.Вместе они, перешедшие ров, пред стеною изрытый,Сели на чистой поляне, на месте, свободном от труповВ сече убитых, отколь возвратился крушительный Гектор,Рать истреблявший данаев, доколе их ночь не покрыла;Там воеводы, сидящие, между собой говорили.Речь им полезную начал геренский воинственник Нестор:«Други! не может ли кто-либо сам на свое положитьсяСмелое сердце и ныне же к гордым троянам пробратьсяВ мраке ночном? не возьмет ли врага он, бродящего с краю;Или не может ли между троян разговора услышать,Как меж собою они полагают: решились ли твердоЗдесь оставаться далеко от города или обратноМнят от судов отступить, как уже одолели данаев.Если бы то он услышал и к нам невредим возвратился,О, великая слава была бы ему в поднебесной,Слава у всех человеков; ему и награда прекрасна!Сколько ни есть над судами ахейских начальников храбрых,Каждый из них наградит возвратившегось черной овцоюС агнцем сосущим, – награда, с которой ничто не сравнится;Будет всегда он участник и празднеств, и дружеских пиршеств»Рек, – и никто не ответствовал, все хранили молчанье.Первый меж них взговорил Диомед, воеватель могучий:«Нестор! меня побуждает душа и отважное сердцеВ стан враждебный войти, недалеко лежащий троянский.Но когда и другой кто со мною идти пожелает,Более бодрости мне и веселости более будет.Двум совокупно идущим, один пред другим вымышляет,Что для успеха полезно; один же хотя бы и мыслил, —Медленней дума его и слабее решительность духа».
Так говорил, – и идти с ним хотящие многие встали:Оба Аякса хотят, нестрашимые слуги Арея;Хочет герой Мерион, Фразимед беспредельно желает;Хочет и светлый Атрид Менелай, знаменитый копейщик;Хочет и царь Одиссей во враждебные сонмы проникнуть, —Смелый: всегда у него на опасности сердце дерзало.Но меж них возгласил повелитель мужей Агамемнон:«Отрасль Тидея, любезнейший мне Диомед благородный!Спутника сам для себя избирай, и кого пожелаешь;Кто из представших, как мыслишь, отважнейший: многие жаждут.Но, из почтения тайного, лучшего к делу не брось тыИ не выбери худшего, страху души уступая;Нет, на род не взирай ты, хотя б и державнейший был он».
Так Агамемнон вещал, за царя Менелая страшася.К ним же вновь говорил Диомед, воеватель бесстрашный:«Ежели мне самому избрать вы друга велите,Как я любимца богов, Одиссея героя забуду?Сердце его, как ничье, предприимчиво; дух благородныйТверд и в трудах и в бедах; и любим он Палладой Афиной!Если сопутник мой он, из огня мы горящего обаК вам возвратимся: так в нем обилен на вымыслы разум».
Но ему возразил Одиссей, знаменитый страдалец:«Слишком меня не хвали, не хули, Диомед благородный, —Знающим всё говоришь ты царям и героям ахейским.Лучше пойдем мы! Ночь убегает, и близко Денница;Звезды ушли уж далеко; более двух уже долейНочь совершила[…более двух уже долей ночь совершила… – Греки разделяли ночь на три части и время определяли по звездам.], и только что третия доля осталась».
Так говоря, покрывалися оба оружием страшным.Несторов сын, Фразимед воинственный, дал ДиомедуМедяный нож двулезвенный (свой при судах он оставил),Отдал и щит; на главу же героя из кожи воловойШлем он надел, но без гребня, без блях, называемый плоским,Коим чело у себя покрывает цветущая младость.Вождь Мерион предложил Одиссею и лук и колчан свой,Отдал и меч; на главу же надел Лаэртида герояШлем из кожи; внутри перепутанный часто ремнями,Крепко натянут он был, а снаружи по шлему торчалиБелые вепря клыки, и сюда и туда воздымаясьВ стройных, красивых рядах; в середине же полстью подбит он.Шлем сей – древле из стен Элеона похитил Автолик,Там Горменида Аминтора дом крепкозданный разрушив;В Скандии ж отдал его Киферийскому Амфидамасу;Амфидамас подарил, как гостинец приязненный. Молу;Мол, наконец, Мериону вручил его, храброму сыну;Ныне сей шлем знаменитый главу осенил Одиссея.
Так Одиссей с Диомедом, покрывшись оружием страшным,Оба пустилися, там же оставив старейшин ахейских;Доброе знаменье храбрым немедля послала Афина —Цаплю на правой руке от дороги; они не видалиПтицы сквозь сумраки ночи, но слышали звонкие крики.Птицей обрадован был Одиссей и взмолился Афине:«Глас мой услышь, громовержцем рожденная! Ты, о богиня,Мне соприсущна во всяком труде: от тебя не скрываюДум я моих; но теперь благосклонною будь мне, Афина!Дай нам к ахейским судам возвратиться покрытыми славой,Сделав великое дело, на долгое горе троянам!»
И взмолился второй, Диомед, воеватель могучий:«Ныне услышь и меня, необорная дщерь Эгиоха!Спутницей будь мне, какою была ты герою ТидеюК Фивам, куда он с посольством ходил от народов аргивских;Возле Асоповых вод аргивян меднолатных оставив,Мирные вести отец мой кадмеянам нес браноноснымВ град, но, из града идущий, деяния, страшные слуху,Cделал, с тобой: благосклонная ты предстояла Тидею.Так ты по мне поборай и меня сохрани, о богиня!В жертву тебе принесу я широкочелистую краву,Юную, выя которой еще не склонялась под иго;В жертву ее принесу я, с рогами, облитыми златом».
Так говорили, молясь; и вняла им Паллада Афина.Кончив герои мольбу громовержца великого дщери,Оба пустились, как львы дерзновенные, в сумраке ночи,Полем убийства, по трупам, по сбруям и токам кровавым.
Тою порой и троянским сынам Приамид не позволилCну предаваться; собрал для совета мужей знаменитых,Всех в ополченье троянском вождей и советников мудрых.Собранным вместе мужам, предлагал он совет им полезный:«Кто среди вас за награду великую мне обещаетСлавное дело свершить? А награда богатая будет:Дам колесницу тому и яремных коней гордовыйныхДвух, превосходнейших всех при судах быстролетных данайских,Кто между вами дерзнет (а покрылся б он светлою славой!)В сумраке ночи к ахейскому стану дойти и разведать:Так ли ахеян суда, как и прежде, опасно стрегомы[Так ли ахеян суда, как и прежде, опасно стрегомы… – сторожат ли ахейцы суда так же бдительно, с опаской.];Или, уже укрощенные силою нашей, ахейцыМежду собой совещают о бегстве и нынешней ночьюСтражи держать не желают, трудом изнуренные тяжким».
Так говорил; но молчанье глубокое все сохраняли.Был меж троянами некто Долон, троянца Эвмеда,Вестника, сын, богатый и златом, богатый и медью;Сын, меж пятью дочерями, единственный в доме отцовском,Видом своим человек непригожий, но быстрый ногами.Он предводителю Гектору так говорил, приступивши:«Гектор, меня побуждает душа и отважное сердцеВ сумраке ночи к судам аргивян подойти и разведать.Но, Приамид, обнадежь, подыми, твой скиптр и клянися,Тех превосходных коней и блестящую ту колесницуДать непременно, какие могучего носят Пелида.Я не напрасный тебе, не обманчивый ведомец буду:Стан от конца до конца я пройду, и к судам доступлю я,К самым судам Агамемнона; верно, ахеян владыкиТам совет совещают, бежать ли им или сражаться».
Рек он, – и Гектор поднял свой скипетр и клялся Долону:«Сам Эгиох мне свидетель, супруг громовержущий Геры!Муж в Илионе другой на Пелидовых коней не сядет:Ты лишь единый, клянуся я, оными славиться будешь».
Рек он – и суетно клялся, но сердце разжег у троянца.Быстро и лук свой кривой, и колчан он за плечи забросил,Сверху покрылся кожей косматого волка седого;Шлем же хор o вый надел и острым копьем ополчился.Так от троянского стана пошел он к судам; но троянцуВспять не прийти от судов, чтобы Гектору вести доставить.Он, за собой лишь оставил толпы и коней и народа,Резво дорогой пошел. Подходящего скоро приметилЦарь Одиссей и сопутнику так говорил, Диомеду:«Верно, сей муж, Диомед, из троянского стана подходит!Он, но еще не уверен я, наших судов соглядатай;Или подходит, чтоб чей-либо труп из убитых ограбить.Но позволим сначала немного ему по долинеНас миновать, а потом устремимся и верно изловим,Быстро напав; но когда, убегающий, нас упредит он,Помни, от стана его к кораблям отбивай непрестанно,Пикой грозя, чтобы он не успел убежать к Илиону».
Так сговоряся, они у дороги, меж грудами трупов,Оба припали, а он мимо их пробежал, безрассудный.Но, лишь прошел он настолько, как борозды нивы бывают,Мулами вспаханной (долее мулы волов тяжконогихМогут плуг составной волочить по глубокому пару),Бросились гнаться герои, – и стал он, топот услышав.Чаял он в сердце своем, что друзья из троянского станаКликать обратно его, по велению Гектора, гнались.Но, лишь предстали они на полет копия или меньше,Лица врагов он узнал и проворные ноги направилК бегству, и быстро они за бегущим пустились в погоню.Cловно как два острозубые пса, приобыкшие к ловле,Серну иль зайца подняв, постоянно упорные гонятМестом лесистым, а он пред гонящими, визгая, скачет, —Так Диомед и рушитель градов Одиссеи илионцаПолем, отрезав от войск, постоянно упорные гнали.Но, как готов уже был он с ахейскою стражей смеситься,Прямо к судам устремляяся, – ревность вдохнула АфинаСыну Тидея, да в рати никто не успеет хвалитьсяСлавой, что ранил он прежде, а сам да не явится после.Бросясь с копьем занесенным, вскричал Диомед на троянца:«Стой иль настигну тебя я копьем! и напрасно, надеюсь,Будешь от рук ты моих избегать неминуемой смерти!»
Рек он – и ринул копье, и с намереньем мимо прокинул:Быстро над правым плечом пролетевши, блестящее жалом,В землю воткнулось копье, и троянец стал, цепенея:Губы его затряслися, и зубы во рту застучали;С ужаса бледный стоял он, а те, задыхаясь, предстали,Оба схватили его – и Долон, прослезяся, воскликнул:«О, пощадите! я выкуп вам дам, у меня изобильноЗлата и меди в дому и красивых изделий железа.C радостью даст вам из них неисчислимый выкуп отец мой,Если узнает, что жив я у вас на судах мореходных».
Но ему на ответ говорил Одиссей многоумный:«Будь спокоен и думы о смерти отринь ты от сердца.Лучше ответствуй ты мне, но скажи совершенную правду:Что к кораблям аргивян от троянского стана бредешь тыВ темную ночь и один, как покоятся все человеки?Грабить ли хочешь ты мертвых, лежащих на битвенном поле?Или ты Гектором послан, дабы пред судами ахеянВсе рассмотреть? или собственным сердцем к сему побужден ты?»
Бледный Долон отвечал, и под ним трепетали колена:«Гектор, на горе, меня в искушение ввел против воли;Он Ахиллеса великого коней мне твердокопытыхКлялся отдать и его колесницу, блестящую медью.Мне ж приказал он – под быстролетящими мраками ночиК вашему стану враждебному близко дойти и разведать,Так ли суда аргивян, как и прежде, опасно стрегомыИли, уже укрощенные ратною нашею силой,Вы совещаетесь в домы бежать и во время ночноеСтражи держать не хотите, трудом изнуренные тяжким».
Тихо осклабясь, к нему говорил Одиссей многоумный:«О! даров не ничтожных душа у тебя возжелала:Коней Пелида героя! Жестоки, троянец, те кони;Их укротить и править для каждого смертного мужаТрудно, кроме Ахиллеса, бессмертной матери сына!Но ответствуй еще и скажи совершенную правду:Где, отправляясь, оставил ты Гектора, сил воеводу?Где у него боевые доспехи, быстрые кони?Где ополченья другие троянские, стражи и станы?Как меж собою они полагают: решились ли твердоЗдесь оставаться, далеко от города, или обратноМнят от судов отступить, как уже одолели ахеян?»
Вновь отвечал Одиссею Долон, соглядатай троянский:«Храбрый, охотно тебе совершенную правду скажу я:Гектор, когда уходил я, остался с мужами совета,С ними советуясь подле могилы почтенного Ила,Одаль от шума; но стражей, герой, о каких вопрошаешь,Нет особливых, чтоб стан охраняли или сторожили».Сколько же в стане огней, у огнищ их, которым лишь нужда,Бодрствуют ночью трояне, один убеждая другогоБыть осторожным; а все дальноземцы, союзники Трои,Спят беззаботно и стражу троянам одним оставляют:Нет у людей сих близко ни жен, ни детей их любезных».
Снова Долона выспрашивал царь Одиссей многоумный:«Как же союзники – вместе с рядами троян конеборных,Или особо спят? расскажи мне, знать я желаю».
Снова ему отвечал Долон, соглядатай троянский:«Все расскажу я тебе, говоря совершенную правду:К морю кариян ряды и стрельцов криволуких пеонов,Там же лелегов дружины, кавконов и славных пеласгов;Около Фимбры ликийцы стоят и гордые мизы,Рать фригиян колесничников, рать конеборцев меонян.Но почто вам, герои, расспрашивать порознь о каждом?Если желаете оба в троянское войско проникнуть,Вот новопришлые, с краю, от всех особливо, фракийцы;С ними и царь их Рез, воинственный сын Эйонея.Видел я Резовых коней, прекраснейших коней, огромных;Снега белее они и в ристании быстры, как ветер.Златом, сребром у него изукрашена вся колесница.Сам под доспехом златым, поразительным, дивным для взора,Царь сей пришел, под доспехом, который не нам, человекамСмертным, прилично носить, но бессмертным богам олимпийским.Ныне – ведите меня вы к своим кораблям быстролетным,Или свяжите и в узах оставьте на месте, доколеВы не придете обратно и в том не уверитесь сами,Правду ли я вам, герои, рассказывал или неправду».
Грозно взглянув на него, взговорил Диомед непреклонный«Нет, о спасенье, Долон, невзирая на добрые вести,Дум не влагай себе в сердце, как впал уже в руки ты наши.Если тебе мы свободу дадим и обратно отпустим,Верно, ты снова придешь к кораблям мореходным ахеян,Тайно осматривать их или явно с нами сражаться.Но когда уже дух под моею рукою испустишь,Более ты не возможешь погибелен быть аргивянам».
Рек, – и как тот, у него подбородок рукою дрожащейТронув, хотел умолять, Диомед замахнул и по выеОстрым ножом поразил и рассек ее крепкие жилы:Быстро, еще с говорящего, в прах голова соскочила.Шлем хорёвый они с головы соглядатая сняли,Волчью кожу, разрывчатый лук и огромную пику.Все же то вместе Афине, добычи дарующей, в жертвуПоднял горe Одиссей и молящийся громко воскликнул:«Радуйся жертвой, Афина! к тебе мы всегда на ОлимпеК первой взываем, бессмертных моля! Но еще, о богиня,Нас предводи ты к мужам и к коням, на ночлеги фракиян!»
Так произнес – и поднятое всё на зеленой мирикеЦарь Одиссей положил и означил приметою видной,Вкруг наломавши тростей и ветвей полнорослых мирики,Чтобы его не минуть им, идущим под сумраком ночи.Сами пустились вперед, чрез тела и кровавые токи.Cкоро достигли идущие крайнего стана фракиян.Воины спали, трудом утомленные; все их доспехиПышные, подле же их, в три ряда в благолепном устройствеСложены были, и пара коней перед каждым стояла.Рез посреди почивал, и его быстроногие кониПодле стояли, привязаны к задней скобе колесницы.Первый его усмотрев. Одиссей указал Диомеду:«Вот сей муж, Диомед, и вот те самые кони,Кони фракийские, коих означил Долон умерщвленный.Но начинай, окажи ты ужасную силу: не времяC острым оружием праздно стоять. Иль отвязывай коней,Или мужей побивай ты; а я постараюсь об конях».
Рек он, – и сыну Тидееву крепость вдохнула Афина:Начал рубить он кругом; поднялися ужасные стоныВоев, мечом поражаемых, кровью земля закраснела.Словно как лев, на стадо бесстражное коз или агницНочью набредши и гибель замысля, бросается быстрый, —Так на фракийских мужей Диомед бросался могучий;Он их двенадцать убил. Между тем Одиссей хитроумныйКаждого мужа, который мечом Диомеда зарублен,За ногу сзади схватив, выволакивал быстро из ряду,С мыслию той на душе, чтоб фракийские бурные кониВышли спокойно за ним и невольно не дрогнули б сердцем,Прямо идя по убитым, еще не привычные к трупам.Но Тидид наконец до царя приступает, могучий;Реза третьегонадесять сладостной жизни лишил он.Царь тяжело застонал: у него сновидением грознымНочью стоял над главой – Диомед, по совету Афины.Тою порой Одиссей отвязывал Резовых коней;Вместе уздами связал и из ратного толпища вывел,Луком своим поражая, бича же блестящего в рукуОн захватить не помыслил с узорной царя колесницы.Свистнул потом Одиссей, подавая знак Диомеду.Тот же стоял и думал, что еще смелого сделать:Взяв ли царя колесницу, с оружием в ней драгоценным,Быстро за дышло увлечь, либо вынести, вверх приподнявши,Или еще ему более душ у фракиян исторгнуть?Думы герою сии обращавшему в сердце, АфинаБлизко предстала и так провещала Тидееву сыну:«Вспомни уже об отшествии, сын благородный Тидея!Время к судам возвратиться, да к ним не придешь ты бегущий,Если троянских мужей небожитель враждебный пробудит».
Так изрекла, – и постигнул он голос богини вещавшей,Быстро вскочил на коня. Одиссей обоих погонял ихЛуком, и кони летели к судам мореходным ахеян.
Тою порой соглядал не беспечно и Феб сребролукий.Он усмотрел, что Афина сопутствует сыну Тидея,И, негодуя, в великое войско троян устремился.Там пробудил он фракиян советника Гиппокоона,Резова родича храброго; с ложа он спрянул и, бледный,Видя лишь место пустое, где быстрые кони стояли,Вкруг на побоище свежем фракиян трепещущих видя,Громко взрыдал и по имени кликал любезного друга.Крик по троянскому воинству, страшная встала тревога;Быстро сбежались толпы и делам изумлялись ужасным,Кои враги совершили и к черным судам возвратились.
Те же, когда принеслись, где убит соглядатай троянский,Бурных коней удержал Одиссей, бессмертным любезный;Но Тидид, соскочив и кровавые взявши корысти,В руки подал Одиссею и изнова прянул на коней.Тот их ударил; но кони покорные сами летелиК сеням ахейским: туда их несло и желание сердца.
Нестор, их топот услышавши первый, вещал меж царями:«Друга любезные, воинств ахейских вожди и владыки!Правду я или неправду, но выскажу, сердце велит мне;Коней, стремительно скачущих, топот мне слух поражает.Если бы сын то Лаэрта и сын дерзновенный ТидеяТак неожиданно гнали троянских коней звуконогих!Но трепещу я, о други мои, не они ль пострадали,Воины наши храбрейшие; в стане, встревоженном ими!»
Не была старцем кончена речь, как явились герои;С коней на дол соскочили, и сонм аргивян восхищенныйИх привечал и руками, и сладкими окрест словами.Первый стал их расспрашивать Нестор, конник геренский:«Как, Одиссей знаменитый, великая слава ахеян,Как вы коней сих добыли? Отважно ли оба прониклиВ войско троянское? или вам бог даровал их представший?Солнца лучам светозарным они совершенно подобны!Я завсегда обращаюсь с троянами; праздно, надеюсь,Я не стою пред судами, хотя и седой уже воин;Но таких я коней не видал, не приметил доныне!Бог, без сомнения, в встречу явившийся, вам даровал их:Вас обоих одинаково любит как Зевс громовержец,Так и Зевесова дочь, светлоокая дева Паллада!»
Сыну Нелея ответствовал царь Одиссей многоумный:«Сын знаменитый Нелея, великая слава ахеян!Богу, когда соизволит, и лучших, чем видите, коней,Верно, легко даровать: божества беспредельно могущи!Эти ж, старец почтенный, вновь пришлые в стане троянскомКони фракийцев; у них и царя Диомед наш могучийCмерти предал, и двенадцать сподвижников, всё знаменитых!Но тринадцатый нами убит, при судах, соглядатай,Коего высмотреть ночью великое воинство нашеНыне же Гектор послал и другие сановники Трои».
Так говорящий, за ров перегнал он коней звуконогих,Радостно-гордый, толпой окруженный веселых данаев.Скоро герои, пришед к Диомедовой куще красивой,Коней ремнями искусно разрезанных узд привязалиК конским яслям, где и другие царя ДиомедаБурные кони стояли, питаяся сладкой пшеницей.Но Лаэртид на корабль доспех Долонов кровавыйВзнес, пока не устроится жертва Палладе богине.Сами же тою порой, погрузившися в волны морские,Пот и прах смывали на голенях, вые и бедрах;И когда уже всё от жестокого пота морскоюВлагой очистили тело и сердце свое освежили,Оба еще омывались в красивоотесанных мойнах.Так омывшись они, умащенные светлым елеем,Сели с друзьями за пир; и из чаши великой Афине,Полными кубками, сладостней меда вино возливали.
Песнь одиннадцатая
