Кристина Брук - Без ума от графа
– Итак, ты считаешь меня лучше всех, кого знаешь? Лестно это слышать! А что сказали бы приятели, если бы услышали твой комплимент?
Еле заметная улыбка затаилась в уголках рта брата. Он не поддался на уловку уйти от обсуждаемой темы. Помолчав, пристально взглянул на сестру, словно пытаясь прочесть ее мысли.
– Так что же ты тогда делала, дорогая сестренка?
– Не твоего ума дела, милый братец.
– Ясно, иного ответа я не ожидал.
– Ты весьма сообразителен, братец.
– Но я могу рассказать обо всем Монфору, – заявил Ксавье, угрожающе понизив голос.
– Нет, ты этого не сделаешь, – сказала Розамунда.
С детства они договорились поддерживать друг друга, поставив взаимную верность выше долга перед кем-нибудь из родственников.
Ласково улыбнувшись брату, Розамунда поднялась.
– А теперь, дорогой братец, поскольку допрос окончен, я пойду спать.
На следующее утро Розамунда проснулась поздно. Спала она не крепко, сну мешало переполнявшее ее сердце возбуждение. Даже утром ее не покидало радостное настроение, хотя оно смешивалось со смутным внутренним томлением, причин которого она не могла понять.
После нескольких минут сладкой утренней дремоты она наконец стряхнула с себя остатки сна.
Гриффин, летний домик, незабываемая ночь.
Перевернувшись на живот, она спрятала голову в подуш-ку, вызывая в воображении наиболее приятные картины свидания.
Отголоски пережитых чувств звучали в ее душе, они были мучительно сладостны в своей смутной неопределенности. Однако восстановить их ей никак не удавалось.
Теперь она поняла, из-за чего вокруг всего этого такой шум; если не все, то по крайней мере кое-что. Надо было заставить Гриффина показать ей все остальное.
Радостное предвкушение охватило ее, она не сомневалась, что преуспеет в остальном. Конечно, они должны вести себя более осторожно, чем накануне ночью.
– Доброе утро, соня! – В спальню вошла Сесили. – Ты готова совершить сегодня поход по магазинам?
– Да, конечно. Я совсем забыла об этом! – воскликнула Розамунда, сладко потягиваясь. Полученное обещание купить для свадьбы новые наряды в тот же миг вытеснило из ее головы дивные воспоминания и мечты.
– Я буду готова через минуту.
Следом за Сесили в спальню вошла Офелия, постукивая когтями о пол. Тяжело вздохнув, собака легла на ковер и положила голову на лапы. Поглядывая то на Сесили, то на Розамунду, она безмолвно принимала участие в их беседе.
Сесили утверждала, что Офелия прекрасно понимает английский, хотя ее родным языком был датский. По-видимому, собака, посчитав разговор двух девушек легкомысленным и неинтересным, закрыла глаза и заснула, похрапывая и рыча во сне.
Розамунда вскочила с постели и, погладив по голове Офелию, прошла к тазику с водой для умывания.
– Прежде всего, по-моему, нам надо составить список того, что мы собираемся купить, – весело и озорно улыбнулась Сесили. – На Бонд-стрит есть модистка, которая продает нижнее белье своим клиенткам в задней комнате мастерской.
– Я даже спрашивать не буду, откуда тебе это известно, – столь же весело отозвалась Розамунда, умывая лицо холодной водой.
– А что тут такого? Мне сообщила об этом Джейн. После замужества она стала бесценным источником информации, особенно когда рядом с ней нет Константина. Ты же знаешь, как она любит поболтать.
– Он замечательный муж, но, по-моему, безнравственный, – с усмешкой заметила Розамунда.
– О да, он умеет доставить удовольствие женщине, ты не находишь? Только, это между нами, он иногда слишком усердствует.
– В таком случае Джейн крупно повезло, что он полюбил ее.
– Что это? – удивленно воскликнула Сесили. – Откуда это письмо на каминной полке? А-а, судя по печати, это любовное послание от твоего гиганта.
– Письмо? – Обернувшись, Розамунда увидела, как Сесили берет письмо с камина.
Радостное возбуждение овладело ею, когда она взяла его из рук кузины. Но, прочитав письмо до конца, она безвольно опустила руки. От былой радости не осталось и следа. Розамунда машинально скомкала лист и уронила его на пол.
– Что с тобой, Розамунда? – испугалась Сесили. – Что случилось?
Она грустно покачала головой.
– Розамунда? – Сесили подняла письмо и начала расправлять скомканный лист.
– Это от Гриффина. Он уехал, – ответила Розамунда. Голос ее дрогнул от боли и волнения.
Глава 12
«…Как идут твои дела в Лондоне, дорогой брат? Рисуешься перед всеми в обществе? Мне хорошо известно, что задумал мой драгоценный опекун лорд Девер: продать меня по максимально высокой цене. – Ужасный старый черт!
Должно быть, именно этим вызвана неожиданная настойчивость леди Уоррингтон. Она хочет женить на мне своего сына, как тебе это нравится? Во время нашего путешествия по Шотландии она лелеяла этот замысел и готовилась его выполнить! Уоррингтон, бедный робкий юноша, не способен обидеть даже мухи. Перечить своей матери – у него даже в мыслях этого нет. И к чему это привело, к тому, что мне надо немедленно уезжать отсюда.
Я скучаю по Пендон-Плейс, по тебе, по морю, даже по нашим свиньям в хлеву, хотя не уверена, что перечислила все в правильном порядке, может, кое-что надо поменять местами.
Мне не хватает прогулок с мисс Пегги, ее глупой болтовни. У меня нет больше сил терпеть ни Бат, ни семейство Уоррингтон.
Обещай, что не будешь сердиться, дружище. Когда получишь это письмо, я буду уже дома.
Твоя и т. п. Жаклин Девер».
– Он пишет, что ему надо срочно уехать по семейным делам. Он даже не сообщил мне, что случилось.
Розамунда посмотрела на Монфора так, словно искала поддержки и утешения.
– Я не пользуюсь его доверием. Он неоткровенен со мной – видимо, для него я по-прежнему чужой человек. – Как ни старалась Розамунда выглядеть спокойной, ей не удалось скрыть ни своей обиды, ни горечи разочарования.
Гриффин оставил ее. Опять оставил. И это после их сближения, которое, как ей казалось, разрушило между ними стену непонимания и отчуждения. Ее сознание отказывалось принять его отъезд. В своей краткой записке он ни единым словом не выразил своей привязанности к ней, не успокоил, не утешил. Итак, все ее попытки заставить его вести себя галантно, ухаживать за ней окончились крахом.
Но хуже всего было то, что он не доверял ей, не поделился с ней тем, какая беда погнала его так поспешно обратно домой, в Корнуолл. Это было мучительнее всего, она даже не ожидала, что его недоверие до такой степени огорчит ее.
Она надеялась, почти поверила в то, что они достигли взаимопонимания, ведь он признался в том, что она ему небезразлична.
Но несмотря ни на что, он не доверял ей.
Почему он не мог ей поверить, ведь, собираясь за него замуж, она верила ему. Ему предстояло стать ее супругом, а она, как любящая жена, будет всегда рядом с ним и в счастье, и в горе.
Монфор пристально смотрел на Розамунду. Трудно было скрыть от его пытливого взгляда свое разочарование.
– Больше всего мне хочется быть ему верной женой, – промолвила она. – Как вы думаете, неужели я ошиблась, поставив свои условия? Может быть, мне стоило выйти за него замуж побыстрее – так, как он хотел?
«Я ведь могла быть рядом с ним, если бы не моя гордость».
Монфор нахмурился.
– Ну что ж, если мое опекунство имеет столь малый вес, то больше я не вмешиваюсь в твои дела.
Даже столь слабая поддержка согрела сердце Розамунды. Герцог не любил бросаться словами, ему также были чужды любые демонстративные поступки. Его холодная, лишенная родственной теплоты поддержка укрепила мужество Розамунды больше, чем если бы он принялся обнимать и утешать ее.
– Что ты намерена делать? – спросил герцог.
Вопрос прозвучал совершенно неожиданно, но не застал Розамунду врасплох.
– Наверно, я должна последовать за ним? Мне кажется, это самое разумное, что можно предпринять в сложившейся ситуации.
– Я не могу сидеть в Лондоне и ждать его возвращения.
– Какие слова, какая риторика, – невозмутимым тоном заметил Монфор. – Я почти шокирован, но одобряю твое намерение.
Он снова пристально посмотрел на нее, играя писчим пером между пальцами. Помолчав, он не спеша начал говорить:
– Я не из тех людей, кто любит льстить; во всяком случае, меня трудно обвинить в этом грехе. Может быть, поэтому ты с большим доверием отнесешься к тому, что я сейчас тебе скажу. Природа наградила тебя красотой, и в этом нет твоей заслуги. Хотя для некоторых женщин красота – это проклятие.
Розамунда тут же вспомнила свою мать, которая с отчаянием смотрела на увядающую с годами красоту. Монфор продолжал, тщательно взвешивая каждое слово.
– Но ты, Розамунда, обладаешь такими качествами, которые намного ценнее смазливого лица и стройной фигуры. Ты благоразумна, воспитанна, добра, у тебя твердый характер и живой ум. Думаю, Трегарт не настолько глуп, как кажется: как будущий муж, вероятно, он смог все это разглядеть и оценить по достоинству.
