Николь Фосселер - Шелк аравийской ночи
Ричард видел все это собственными глазами:
Удивительно, как может быть силен дух местности настолько скупой, что взгляду не за что зацепиться. Лишь ветер ласкает небеса, ужасающие своей безупречной красотой и роскошью безжалостного, ослепительного света, словно огнедышащего льва… Поверь, когда твое сознание приспособится к безмолвному путешествию по пустыне, возвращение в суету цивилизации станет настоящим мучением. Воздух городов покажется удушливым, а изнуренные, мертвенные лица их жителей напомнят картины Страшного суда… Паранджа, единственно допустимое кокетство в костюме женщин, скрывает грубую кожу, мясистые носы, широкие рты и толстые подбородки, очень выгодно выделяя глаза – в этой стране они почти всегда сияюще ясны…
Но Майя больше не могла довольствоваться письмами Ричарда или рассказами Джонатана о манящих далях, она хотела прочувствовать все это сама на себе. В ней пробудился гнев, рожденный беспомощностью и разочарованием, несправедливый и не разбирающий цели. Она торопливо нашла чистый лист бумаги, окунула перо в чернила и заскрипела им по бумаге.
Блэкхолл, 19 марта 1854
Дорогой Ричард!
Спасибо за письмо. Я в радостном нетерпении, спешу поделиться с тобой чудесной новостью: я обручена…
Она остановилась, перечеркнула последнюю часть предложения и написала:
…я выхожу замуж…
Перо в пальцах Майи оторвалось от бумаги и слегка наклонилось, пока она смотрела на эти три слова, невольно судорожно сглотнув. Ей так страстно хотелось вывести это на бумаге, и теперь написанная черным по белому фраза выглядела устрашающе окончательной, словно дорога в один конец. Но все равно как-то убого – по сравнению с тем, что писал ей Ричард.
Майя испуганно вздрогнула, когда в воскресной тишине дома хлопнула дверь и в саду послышались взволнованные голоса. Небрежно отброшенное перо оросило стол фонтанчиком мелких чернильных брызг, а Майя поспешила к окну. Она увидела Ральфа, как он большими шагами уходит по дорожке из гравия, ожесточенно жестикулируя и горячо споря с Джонатаном. Тот побежал за Ральфом, схватил его за плечи и встряхнул, а когда они остановились, начал что-то говорить, размеренно и успокаивающе размахивая руками. Ральф слушал его, уперев руки в бока, то качая, то кивая головой, потом провел рукой по волосам и глубоко вздохнул. Майя почувствовала, как все у нее внутри сжалось. Очевидно, между Ральфом и ее родителями произошла ссора, но она не могла выдумать ни единой причины отклонять его предложение. Она схватилась за ручку окна, но в комнату постучали. Хазель на пороге сделала реверанс:
– Мистер и миссис Гринвуд хотят вас видеть внизу, в салоне, мисс Майя.
Майя лишь измученно кивнула и последовала за ней, механически, как безвольная марионетка. С другой стороны коридора у полуоткрытой двери стояла Ангелина – ее, как и Майю, отправили наверх после похода в церковь. По испуганному, почти сочувственному виду младшей сестры Майя поняла, что та даже не подозревала, из-за чего в доме поднялся такой переполох. Но, как и сама Майя, она догадывалась, что в салоне сестру не ожидает ничего хорошего.
– Хазель… – шепотом начала Майя на лестнице.
Но горничная покачала головой, сделав каменное лицо, хотя ее взгляд оставался мягким.
– К сожалению, мне нельзя вам ничего говорить, мисс Майя.
Необычная для Блэкхолла формальность, с которой Хазель постучала костяшками пальцев в салон и объявила о появлении Майи, заставила ее почувствовать себя нежеланным гостем в чужом доме. Она переступила порог, глядя на восточный ковер под ногами, и сделала реверанс, прежде чем осторожно поднять глаза.
Ее мать прямо сидела в одном из кресел, повернувшись к двери, и рассматривала сложенные на коленях руки, а Джеральд Гринвуд, опершись о каминный карниз, жевал мундштук холодной трубки, глядя в потрескивающее пламя.
– Вы хотели поговорить со мной, – хрипло прервала Майя давящую тишину, куском свинца лежащую на груди и плечах и мешающую дышать.
Марта посмотрела на мужа, но он не выказал ни малейшего желания взять слово.
– Мистер… мистер Гарретт оказал нам честь, попросил твоей руки, – откашлявшись, начала она, неопределенно уставившись куда-то между своей расправленной на коленях юбкой и чайным столиком. Сердце у Майи екнуло от волнения, надежды и беспокойства.
– Его нахальное требование, мягко говоря, застало нас врасплох. Хотя мы его ценим и глубоко уважаем и счастливы видеть в качестве гостя нашего дома. Несмотря на все предложенные им аргументы, мы, – она снова искоса посмотрела на слегка сгорбленную спину Джеральда, – мы тем не менее пришли к решению отклонить его просьбу.
– Вы сказали «нет»? – Майя не могла, вернее, не хотела поверить собственным ушам и в отчаянии переводила взгляд с матери на отца. – Почему?
– Обручение – не та договоренность, что заключают просто по настроению.
– Но мы любим друг друга! – перебила Майя. Уголки рта Марты дрогнули, но она не улыбнулась.
– Столь же малую роль здесь играет избыток чувств. Молодым людям часто кажется, что они нашли подходящую партию, но вам не хватает дальновидности, чтобы учесть существенные вещи. Нужно время, нужно убедиться, что фундамент достаточно прочен для продолжительных отношений. А у вас нет для этого никаких предпосылок.
– Но скоро война! – отчаянно крикнула Майя.
Ее мать согласно кивнула.
– Мы это прекрасно осознаем, Майя, и это тоже не причина для поспешной свадьбы. Скорее наоборот.
– Отец! – она умоляюще посмотрела на Джеральда, но он избегал смотреть ей в глаза. Он все крутил в руках трубку, то нажимая на головку и мундштук, то царапая ее ногтем.
– К тому же, – начал он, тихо покашляв и сделав сосредоточенный, напряженный вид, – следует принять во внимание и финансовую сторону. Нельзя сказать, что у мистера Гарретта скудное жалованье, но и щедрым его назвать сложно. На наш взгляд, этого никак не достаточно, чтобы обеспечить тебе подобающий уровень жизни.
Его голос звучал неловко и нерешительно, как будто за сухими словами скрывались невысказанные мысли и чувства.
– Но ведь это мое дело, – вскинулась Майя и вздрогнула, впервые в жизни увидев в глазах Джеральда свирепый блеск.
– Я не для того обучал тебя древнегреческому и латыни, – прогремел он, направив на нее мундштук трубки, – не для того позволил тебе заниматься арабским, чтобы ты таскала ведра в хижине в Гиндукуше или, как… как полковая жена, – он ударил кулаком по каминному карнизу, – таскалась за войском!
Джеральд откашлялся, словно эта неожиданная вспышка была неприятна ему самому, сунул руку в карман и снова принялся разглядывать трубку. Потом продолжил со своим обычным спокойствием:
– Пусть Ральф дослужится сначала до офицера. Тогда, я думаю, можно будет о чем-нибудь говорить, – закончил он, спровоцировав ледяной взгляд жены.
– Я вас не понимаю, – Майя переводила взгляд с отца на мать, больше не в силах сдерживать слезы, – вы так долго беспокоились, что не найдете мне мужа. Теперь на мне захотели жениться, но и это вас не устраивает.
– Он не тот, кто тебе нужен, Майя, – просто ответила Марта.
– Конечно, – с горьким смешком отозвалась дочь. Старые печали, с детских лет терзающие душу, снова дали о себе знать. – Но Ангелине он бы вполне подошел, правда?
Не дожидаясь ответа матери, она развернулась, рванула дверь и выбежала в холл, куда как раз заходили из сада Джонатан и Ральф.
– Ральф, – крикнула Майя и бросилась к нему в объятья, вцепилась в него, найдя крупицы утешения и понимая, что они все равно сейчас утекут сквозь пальцы.
– Майя, – тотчас прервал это мгновение голос матери, – держи себя в руках! Попрощайся с мистером Гарреттом как подобает и ступай к себе в комнату!
– Все будет хорошо, я обещаю, – прошептал ей на ухо Ральф, прежде чем они неохотно оторвались друг от друга, продолжая держаться за руки еще несколько коротких мгновений. Побледневший Ральф отпустил Майю, она кивнула, беспомощно расправила юбку и отправилась к лестнице. Она спиной чувствовала взгляды матери, отца, Ральфа и Джонатана и думала, что сломается под навалившейся на нее тяжестью. Каждый шаг давался ей с огромным трудом, ноги были словно отлиты из свинца, глаза застилали слезы. Майя боялась оглядываться, чтобы не повторить судьбы Орфея.
– Ральф, – услышала она дружелюбный голос отца, – у нас нет к тебе никакой личной неприязни…
В ушах зашумела кровь, заглушив часть разговора.
– Лучше в ближайшее время не… Пока все не успокоится… Твои вещи Джейкоб…
На лестничной площадке стояла побледневшая от ярости Ангелина с застывшими, словно из синего стекла, глазами – она увидела и услышала достаточно, чтобы обо всем догадаться.
– Так тебе и надо, – злобно прошипела она, – если бы ты уступила его мне, ничего этого бы не случилось! А теперь смотри, что ты наделала!
