Мелани Гидеон - Жена-22
– Хочешь потрогать? Все трогают, давай и ты.
Я кладу ладонь на ее живот.
– Ну, где ты, где ты, где ты? – шепчу я. – Привет, малыш. Ты пока сам не знаешь, какой удачный выбор ты сделал.
Шонда усаживает меня на диванчик рядом с собой.
– Так когда тебе стукнет сорок пять? – спрашивает она.
Все “Жужелицы”, кроме меня, уже перешагнули возраст, когда умерли их матери. Я – последняя. Очевидно, в их планы не входит оставить без внимания мой переломный год.
– Четвертого сентября, – я оглядываю стол. – Ну, как вам томатный сок? – Перед каждой из них стоит стакан.
– Попробуй, – Тита двигает ко мне стакан. – И я принесла тебе лумпии. Напомни, чтобы я тебе отдала.
Лумпии – филиппинская версия эгг-роллов. Я их обожаю. Когда мы встречаемся с Титой, она всегда приносит мне несколько штук.
Я отпиваю глоток и закашливаюсь. В сок добавлена водка.
– Еще даже не полдень!
– Вообще-то уже 12:35, – замечает Шонда, встряхивая фляжку. Она машет официантке и показывает на свой стакан: – Она будет то же самое.
– Нет, она не будет. Ей надо через час быть на работе, – протестую я.
– Тем более, – говорит Шонда.
– У меня безалкогольный, – вздыхает Пэт.
– Итак, – говорит Тита.
– Итак, – повторяю я.
– Итак, мы собрались здесь, чтобы подготовить тебя к тому, что тебя ждет, – говорит Тита.
– Я знаю, что меня ждет, и знаю, что уже поздно. Я не буду носить бикини этим летом. И следующим. И еще через год.
– Элис, мы серьезно, – говорит Шонда.
– Я почти сошла с ума в тот год, когда мне исполнилось столько лет, сколько было моей матери, когда она умерла, – говорит Пэт. – У меня была депрессия. Я неделями не могла заставить себя вылезти из постели. Пришлось просить золовку, чтобы присмотрела за детьми.
– У меня нет депрессии, – возражаю я.
– Что ж, это хорошо, – говорит Пэт.
– Я бросила работу для “Ланком”, – начинает Шонда, – и стала распространять продукцию “Док тора Хаушка”. Можешь себе представить?
Меня, вразнос торгующую органической косметикой? Моей главной точкой был магазин “Здоровая еда”. Ты когда-нибудь пыталась припарковаться возле “Здоровой еды” в Беркли после девяти утра? И не пытайся.
– Я не собираюсь бросать свою работу, – говорю я. – И даже если бы я захотела, это невозможно: Уильяма только что понизили в должности.
“Жужелицы” обмениваются встревоженными взглядами: “вот-видишь-я-тебе-говорила”.
– Все нормально. Он занимается самоанализом. Переоценка ценностей, середина жизни и все такое, – объясняю я.
– Элис, – мягко говорит Тита. – Дело в том, что ты можешь начать вести себя странно. Делать что-то, чего ты в обычное время не стала бы делать. Похоже на правду? Ничего такого с тобой не происходит?
– Нет, – не соглашаюсь я. – Все как всегда. Все в порядке. Кроме того, что у Зои нарушение пищевого поведения, а Питер – гей, только он еще об этом не знает. И я участвую в социологическом исследовании об удовлетворенности браком.
Что все “Жужелицы” твердо знают, что остается невысказанным вслух, что не нуждается ни в каких объяснениях, так это то, что никто никогда не будет любить нас, как наши матери. Да, мы будем любимы – нашими отцами, друзьями, братьями и сестрами, дядями и тетями, бабушками-дедушками, супругами – и детьми, если мы решим их заиметь, – но никогда больше мы не станем объектом безграничной и всепрощающей “что-бы-ты-ни-сделала-я-никогда-тебя-не-брошу” материнской любви.
Мы пытались дать друг другу такую любовь. И когда это не удалось, мы предложили друг другу плечи, чтобы на них опереться, руки, чтобы за них держаться, и уши, чтобы в них шептать. А когда и это не удалось, остались лумпии, образцы водостойкой туши, ссылки на полезные статьи и, да, сдобренный водкой томатный сок.
Но важнее всего легкость, оттого что нам не надо притворяться, будто мы исцелились. Мир хочет, чтобы ты шла вперед. Миру нужно , чтобы ты шла вперед. Но “Жужелицы”, в отличие от мира, понимали: где-то на заднем плане всегда звучит саундтрек утраты. Иногда его не слышно, а иногда он вдруг взрывается до максимальной громкости – и оглушает.
– Начни-ка с самого начала, дорогая, и расскажи нам все, – говорит Тита.
34
37. А потом наступил день, когда, стоя перед входом в отель “Чарльз”, он вынул наушники из моего Walkman и подключил к своему Walkman , и в первый раз у нас получилось что-то вроде настоящего разговора. Это выглядело примерно так:
Песня 1: De La Soul, Ha Ha Hey : Я – белый мужчина, который любит смягченный хип-хоп. Изредка, если я как следует выпью, я даже танцую.
Песня 2: Til Tuesday, Voices Carry : Будет лучше, если мы никому не будем рассказывать об этих пробежках.
Песня 3: Nena, 99 Luftballons : Когда мне было тринадцать, я целых три недели был панком. Ничего, а?
Песня 4: The Police, Don’t Stand So Close to Me : Встань ближе ко мне.
Песня 5: Fine Young Cannibals, Good Thing : Ты.
Песня 6: Men Without Hats, The Safety Dance : Исчезла.
Песня 7: The Knack, My Sharona : Ты заставляешь мое сердце биться. Мое сердце биться.
Песня 8: Journey, Faithfully : Определение, которое больше мне не подходит.
35
От: Жена-22 <[email protected]>
Тема: Друзья
Дата: 4 июня, 4:31
Кому: Исследователь-101 <[email protected]>
Мне кажется, нам пора стать друзьями. Как насчет Фейсбука? Я торчу на нем целый день, и мне нравится его мгновенность. Правда ведь, будет так здорово поболтать? Если мы создадим себе новые страницы и поместим в друзья только друг друга, мы сохраним анонимность. Единственное условие – нужно использовать настоящее имя, поэтому я создала страницу под именем Люси Певенси. Вы ведь знаете Люси Певенси – “ Лев, колдунья и платяной шкаф ”? Девочка, которая прошла сквозь шкаф и оказалась в Нарнии? Дети все время ругаются, что когда я онлайн, то полностью отключаюсь от внешнего мира, так что псевдоним мне странным образом подходит. Что скажете?
Всего наилучшего,
Жена-22
От: Исследователь-101 <[email protected]>
Тема: Друзья
Дата: 4 июня, 6:22
Кому: Жена-22 <[email protected]>
Дорогая Жена-22,
обычно я не поддерживаю связь с респондентами через Фейсбук с очевидной целью сохранить анонимность. Но, похоже, вы нашли выход. Кстати, примите к сведению: я не люблю Фейсбук и обычно не пользуюсь чатом. Общение короткими залпами представляется мне как утомительным, так и отвлекающим. Как приключилось, если верить Эн-пи-ар, сегодня с одной девочкой: она на ходу набирала сообщение и упала в открытый люк. Фейсбук – тоже своего рода люк, нечто вроде кроличьей норы, но я еще подумаю о целесообразности его использования, и мы вернемся к этому вопросу.
Искренне ваш,
Исследователь-101
От: Жена-22 <[email protected]>
Тема: Друзья
Дата: 4 июня, 6:26
Кому: Исследователь-101 <[email protected]>
А что не так с кроличьими норами? Некоторые из нас очень даже к ним неравнодушны. Шагал верил, что картина – окно, через которое человек может улететь в другой мир. Это вам больше по душе? Жена-22
От: Исследователь-101 <[email protected]>
Тема: Друзья
Дата: 4 июня, 6:27
Кому: Жена-22 <[email protected]>
О, да. Откуда вы знаете? Исследователь-101
36
Итак, какие у тебя планы? – спрашиваю я.
– Не знаю. А у тебя? – спрашивает Уильям. – У тебя все готово для вечеринки? Что мы должны принести?
– Баранину. Недра прислала мне рецепт. Мясо маринуется со вчерашнего вечера. Мне надо съездить в “Хоум Депо” – хочу купить лимонной мяты, лимонной вербены и еще одной лимонной травки – как ее? Из Таиланда?
– Лимонник. А почему все лимонное?
– Лимон – природное мочегонное средство.
– Не знал.
– Неужели?
Мы разговариваем осторожно и вежливо, как незнакомцы, случайно столкнувшиеся в гостях: “Откуда вы знаете хозяйку? А вы откуда? Мне нравятся собаки корги. Ой, и мне тоже!”
Я понимаю, что отчужденность частично объясняется тем, что Уильям скрывает свое фиаско с сиалисом. А я скрываю, что знаю его секрет. Ну и вдобавок ко всему я рассказываю совершенно чужому человеку об интимных деталях нашего брака (правда, похоже, Уильям тоже рассказывает совершенно чужим людям об интимных деталях нашего брака). Но я не могу целиком отнести все, что происходит, на счет моего опроса или понижения Уильяма. Дистанция между нами увеличивалась в течение многих лет. В рабочие дни мы общаемся в основном с помощью эсэмэс, и обычно наши диалоги почти одинаковы:
