Мелани Гидеон - Жена-22
Зажав подушку под мышкой, я забираюсь в автобус. Пока никто меня не заметил, я торопливо прочесываю глазами толпу, радуясь, что у меня есть возможность проследить за сыном в его среде обитания.
Я замечаю его в середине автобуса, рядом с Брианой. Ее голова лежит на его плече, он обнимает девочку рукой. Это ошеломляющее зрелище, и сразу по двум причинам. Одна – я впервые вижу своего сына в позе, подразумевающей интимность, и он выглядит пугающе естественным и пугающе взрослым. Вторая – я знаю, что он притворяется. Он старается выдать себя за гетеросексуала, и это разрывает мне сердце.
– Педро, тут твоя мамаша.
Можно ли представить что-нибудь более унизительное, чем эти четыре слова?
– Педро забыл свою малютку, – подает голос кто-то из глубины автобуса.
Оказывается, можно.
– Я передам это Питеру, – говорит мисс Вард, учительница английского, которая сидит в нескольких рядах от того места, где стою я.
Я вцепляюсь в подушку мертвой хваткой.
– Все нормально. Просто отдайте ее мне, – говорит она.
Я отдаю ей подушку, но продолжаю стоять, как будто пригвожденная к месту. Я не могу оторвать взгляд от Брианы. Знаю, я не должна чувствовать угрозы, но я чувствую. За последний год из застенчивой девочки с брекетами она превратилась в очень красивую молодую девушку в обтягивающих джинсах и топике. Неужели Уильям был прав? И я так боюсь потерять Питера, что вижу соперницу в двенадцатилетней девочке?
– Вам пора идти, миссис Бакл, – говорит мисс Вард.
Да, мне нужно уйти, пока “Педро, тут твоя мамаша” не превратилось в “Педро, твоя мамаша расхныкалась, потому что не может расстаться с тобой даже на двадцать четыре часа”. Питер забился в кресло и, скрестив руки на груди, смотрит в окно. Я возвращаюсь в машину и утыкаюсь головой в руль. Автобус трогается, я включаю диск Сьюзан Бойл (песня Wild Horses всегда придает мне решительности и отваги) и звоню Недре.
– У Питера появилась “борода” [27] ! – кричу я. Недре не надо объяснять, что речь не идет о волосах на лице.
– “Борода”? Тем лучше для него! Это практически обряд посвящения. Если, конечно, он действительно гей.
Недра, как и Уильям, еще не определилась по вопросу сексуальной ориентации Питера.
– То есть это нормально? – спрашиваю я.
– Во всяком случае, ничего ненормального тут нет. Он еще маленький и сам не может в себе разобраться.
– И к тому же унижен. Только что я поставила его в дурацкое положение на виду у всего класса. А я собиралась попросить его помочь мне покрасить волосы, но теперь он меня возненавидит, и мне придется делать это самой, и я все испорчу.
– А почему ты не идешь к Лайзе?
– Пытаюсь сократить расходы.
– Элис, прекрати паниковать. Все наладится. У этой “бороды” есть имя?
– Бриана.
– Господи, терпеть не могу это имя. Оно такое…
– Американское, я знаю. Но она милая девочка. И очень хорошенькая, – виновато говорю я. – Они дружат уже несколько лет.
– А она знает, что она – “борода”?
Я вспоминаю, как они прижимались друг к другу. Ее глаза были полузакрыты.
– Вряд ли.
– Если только она не лесбиянка, а он – не ее “борода”. Может, у них такое взаимное соглашение. Как у Тома и Кэти [28] .
– Да, как у Томкэт! – говорю я.
Мне ненавистна мысль, что Бриану обманывают. Это почти так же грустно, как то, что Питер прикидывается гетеросексуалом.
– Никто не называет их Томкэт.
– КэтТом?
Тишина.
– Недра?
– Я покупаю тебе еще одну подписку на журнал “Пипл”, и на сей раз, будь добра, изволь его читать.
27
– Как мило с вашей стороны разрешить мне пожить у вас, пока я не устроюсь! – кричит Кэролайн Килборн.
Я стою в дверях, не в силах замаскировать свой шок. Я ожидала увидеть юную версию Банни: элегантно одетую и причесанную блондинку. Вместо этого передо мной сияет веснушками девица с ослепительно рыжими волосами, наспех собранными в конский хвост. На ней черная обтягивающая юбка и свободная блузка, открывающая загорелые руки.
– Вы, очевидно, меня не помните? – говорит она. – Вы говорили мне, что я похожа на куклу. На Тряпичную Энни.
– Я говорила?
– Ну да, когда мне было десять.
Я сокрушенно качаю головой.
– Я так сказала? Боже мой, как бестактно. Прошу прощения!
Она пожимает плечами.
– Да мне было все равно. Это был ваш дебют в Блю-Хилл, и уж наверное вам было не до меня.
– Конечно, – соглашаюсь я, содрогаясь и пытаясь выкинуть из головы навязчивые картины того дня.
Кэролайн улыбается, раскачиваясь на каблуках.
– Это было классное шоу. Все мои друзья и я были в восторге.
Ее друзья, третьеклассники.
– Вы бегаете? – она показывает на грязные кроссовки, которые валяются в кадке, где нет ничего, кроме грязи, потому что я вечно забываю полить то, что посадила.
– Хм, немного, – отвечаю я, имея в виду, что двадцать лет назад я по-настоящему бегала, а сейчас только пробегаюсь трусцой, ну хорошо, хожу быстрым шагом, ну ладно, подхожу к компьютеру и считаю это своей ежедневной нагрузкой в 10 000 шагов.
– Я тоже, – говорит Кэролайн.
Через пятнадцать минут мы отправляемся на пробежку.
Еще через пять минут Кэролайн Килборн интересуется, не страдаю ли я астмой.
Еще через пять секунд я говорю ей, что свистящие звуки, которые я издаю, вызваны аллергией – только что цвела акация, и, видимо, ей лучше побежать вперед, потому что я не хочу портить ее первую пробежку в Калифорнии.
После того как Кэролайн исчезает из виду, я наступаю на сосновую шишку, подворачиваю ногу и падаю на кучу листьев, успевая быстренько помолиться: “Пожалуйста, пусть на меня не наедет машина”.
Можно было не волноваться. На меня не наезжает машина. Происходит нечто гораздо худшее. Рядом останавливается автомобиль, и приятный пожилой джентльмен спрашивает, не подвезти ли меня домой. Вообще-то я не очень хорошо понимаю, что именно он говорит, потому что у меня на голове наушники, и я безуспешно пытаюсь жестами отказаться от его услуг, ну, как обычно после падения говорят “все хорошо, я в порядке”, когда видно, что вовсе не в порядке. Я принимаю его предложение.
Добравшись до дома, я прикладываю к лодыжке лед и бреду наверх, но по дороге заглядываю в комнату Зои. Я вижу ее последнее приобретение из винтажного магазина одежды, кринолин 1950-х годов, небрежно переброшенный через спинку кресла, вспоминаю полосатые клеши, которые у меня были в выпускном классе, и думаю, почему же у меня никогда не хватало смелости одеваться, как Зои – в единственные в своем роде вещи, каких нет больше ни у кого в школе, ибо моя дочь убеждена: следовать модным тенденциям – все равно что в магазине отвечать “пластиковый” (а не “бумажный”) на вопрос, в какой пакет упаковать ваши покупки.
Я открываю дверь ее гардеробной и, перебирая платья четвертого размера, гадаю, что же происходит в ее душе, в ее жизни, почему она мне ничего не рассказывает, как она в пятнадцать лет может быть такой хладнокровной, это противоестественно, это даже пугает – это что, мой желтый кардиган?
Мне приходится встать на цыпочки, чтобы до него дотянуться, но, когда я беру его, на меня сверху падает коробка “Хостесс Капкейкс”, коробка “Динг-Донг” и коробка “Йоделс” [29] , а также три сложенные, пахнущие луком шерстяные кофточки. Нельзя покупать винтажные свитера: из шерсти невозможно вывести запах. Я могла бы сказать об этом Зои – если бы она спросила.
– Упс. – В дверях стоит Кэролайн.
– Дверь была открыта, – говорю я.
– Конечно, – говорит Кэролайн.
– Я искала свой свитер, – говорю я, пытаясь осмыслить тот факт, что Зои прячет в шкафу коробки со сладостями.
– Давайте я помогу вам положить все на место.
Кэролайн опускается на колени возле коробок и хмурит брови.
– Ваша Зои – перфекционистка? Очень многие девочки в ее возрасте этим отличаются. В таком случае, наверное, она бы разложила их по алфавиту? Сначала “Динг-Донг”, потом “Капкейкс”, а напоследок “Йоделс”. На всякий случай разложим по алфавиту.
– У нее нарушение пищевого поведения [30] , – ужасаюсь я. – Как я могла этого не заметить!
– Ого, – говорит Кэролайн, спокойно складывая коробки. – Не торопитесь. Я бы не стала делать такой вывод.
– У моей дочери в шкафу сотня шоколадных кексов.
– Ну, это уже преувеличение.
– Сколько в каждой коробке?
– Десять. Но все коробки уже открыты. Может, у нее такой бизнес. Может, она продает их в школе, – говорит Кэролайн. – А может, ей просто хочется сладкого.
Я представляю Зои, набивающую рот сладкими трубочками, когда все уже уснули. Ну что ж, это лучше, чем если бы они с Джудом… когда все уснули… Господи, помоги мне, о чем я только думаю!
– Ты не понимаешь. Зои не ест вредной еды.
