Сара Ларк - Рай на краю океана
– Мы ведь пробудем здесь всего пару дней, – сказала Илейн и улыбнулась.
Концерт Куры закончился триумфом. Ничего иного она и не ожидала. В целом, после Бленема она порхала от одного успеха к другому – причем Кура и Мариса относили это на счет своего музыкального умения, а Уильям считал, что в первую очередь все дело в славе Куры как заклинательницы духов. Он в каждом интервью растекался в сомнительных намеках, и Кура опасалась, что даже агентство в Англии Уильям успел познакомить с какими-то соответствующими историями. Впрочем, она не говорила с ним об этом. Ей было все равно, почему приходят люди. Главное, что они аплодируют и платят за вход. Кура наслаждалась вновь обретенной роскошной жизнью, ибо на этот раз она могла обеспечивать себя самостоятельно.
Марама и ее племя решили, что они просто не имеют права пропустить концерт Куры, и обогатили его постановкой двух собственных хака. Последнее произошло по настоятельной просьбе Уильяма. Марама расценила это как просьбу о прощении за игнорирование во время свадьбы и с удовольствием согласилась. Она была очень миролюбивым человеком и легко прощала. И когда теперь она присоединила свой высокий, словно парящий в облаках голос к сильному, насыщенному Куры, Уильям готов был нанять ее на все время турне.
И вообще, зал «Уайт Харт» в этот день выглядел гораздо экзотичнее, чем обычно. Тонга прибыл в Крайстчерч с половиной своего племени, чтобы почтить наследницу Киворд-Стейшн и одновременно попрощаться с ней, судя по всему, навсегда. При этом большинство маори почти не бросались в глаза. Практически все были одеты по западной моде, хотя зачастую сочетание выбранных вещей казалось довольно своеобразным. Впрочем, Тонга пришел в традиционном наряде и благодаря своим татуировкам – он был почти единственный из поколения, кому делали татуировки, – казался воинственным. Многие люди сначала приняли его за танцора. Однако когда он присоединился к публике, все встревоженно отодвинулись от него.
Кроме того, Тонга был единственным, кто хмурился, слушая выступление Куры. Он предпочел бы сохранить песни маори в первозданном виде, вместо того чтобы придавать им чужое звучание с помощью западных инструментов.
– Кура останется в Англии, – сказал он Ронго-Ронго, колдунье своего племени. – Она поет наши песни, но на нашем языке не говорит и никогда не говорила.
Ронго-Ронго пожала плечами.
– Она и на языке пакеха никогда не говорила. Она не принадлежит ни к одному из наших миров. Хорошо, что она ищет свой собственный мир.
Тонга бросил многозначительный взгляд на маленькую Глорию.
– Но она оставила Уорденам ребенка.
– Она оставила ребенка нам, – поправила Ронго. – Ребенок принадлежит земле Нгаи Таху. Какое же племя она в конце концов выберет…
Глория сидела с Джеком, который ради нее согласился прийти на выступление, во втором ряду. По собственному желанию мальчик и близко не подошел бы к концертному залу, где играла Кура-маро-тини.
– Я прекрасно понимаю, почему спятил тот парень в Бленеме, – заявил он матери. – Возможно, я потом тоже окажусь в лечебнице!
Гвинейра пояснила, что она не разделяет его опасений, но ни угрозы, ни обещания не могли убедить его. Однако потом Кура настояла, чтобы ее дочь непременно присутствовала, и Джек тут же передумал.
– Ведь Глория снова начнет плакать! Или, хуже того, она не будет плакать, и Куре вдруг придет в голову, что у нее талант, а значит, ее можно забрать в Англию. Нет, нет, раз так, я пойду с Глорией и буду за ней присматривать.
На этот раз Глория не плакала, но к музыке отнеслась без особого интереса; девочка почти все время играла со своей деревянной лошадкой, которую принес Джек. Когда Кура заклинала духов на сцене, она соскочила со стульчика и побежала по проходу назад, где с грозным выражением на лице стоял, прислонившись к стене, Тонга. Джек не пошел за маленькой девочкой, а стал наблюдать за ней краем глаза. Неудивительно, что Глория сбежала от этого мяуканья и предпочла поиграть с другими детьми. Он сам был рад, когда концерт закончился. Бок о бок с родителями – Джеймс с облегчением подмигнул ему – он вышел из зала и тут же снова подхватил Глорию.
Малышка была вместе с мальчиком-маори, чуть постарше ее, на котором, к удивлению Глории, не было ни брючек, ни рубашечки, а лишь традиционная набедренная повязка. Кроме того, мальчик был не только украшен типичными для ребенка маори из хорошей семьи амулетами и цепочками, у него уже были первые татуировки. Многих пакеха это отталкивало, однако Глории это совершенно не мешало.
Дети играли щепками.
– Деревня! – сказал мальчик, указывая на окруженное забором сооружение, к которому Глория только что добавила очередной «дом».
– Мараэ! – объявила Глория и показала на самый большой из «домов». Рядом с домом для собраний она запланировала кладовые и кухни. – Здесь патака, а здесь ханга, а здесь живу я!
Дом ее мечты стоял у озера, нарисованного мелом на полу.
– И я! – самоуверенно заявил мальчик. – Я вождь!
За спиной Гвинейры показался Тонга, с улыбкой слушавший разговор детей.
– Миссис Уорден… – Тонга отвесил учтивый поклон. Благодаря Хелен О’Киф, он получил солидное воспитание пакеха. – Кура-маро-тини произвела на нас огромное впечатление. Жаль, что она покидает нас. Но ведь у вас остается наследница… – Он указал на Глорию. – А это, кстати, мой наследник. Вирему, мой сын.
Хелен встала за спиной у обоих.
– Очень красивый мальчик, Тонга! – польстила она вождю.
Тонга кивнул и задумчиво поглядел на играющих детей.
– Красивая пара. Вы не находите, мисс Гвин?
Вирему как раз протянул Глории ракушку. За это Глория дала ему деревянную лошадку.
Гвинейра сверкнула глазами и перевела взгляд на вождя. Но потом взяла себя в руки и, насмешливо улыбнувшись, сказала:
– Это же дети.
Тонга улыбнулся в ответ.
Послесловие
В этом романе предпринята попытка как можно подробнее описать повседневную жизнь новозеландского шахтерского городка конца XIX века. Описания работы на руднике и почти невыносимые жизненные условия, в которых жили горняки, их потребность каждый вечер пытаться найти утешение в алкоголе и картины из жизни местного борделя как «второй родины» столь же исторически достоверны, как и часто циничная алчность владельцев рудников. Несмотря на это, «Рай на краю океана» можно лишь до определенной степени считать историческим романом. Проведены точные исследования социальной истории, однако многие места действия и исторически значимые события были изменены или являются выдумкой чистой воды. Так, в районе Греймута с 1864 года до наших дней находится около ста тридцати угольных шахт – частных, профсоюзных или государственных, – но ни одна из них не принадлежала семье Ламберт или Биллер, ни у одного из бывших управляющих рудников не было похожей семейной истории.
Впрочем, описанная трагедия на шахте в точности повторяет происшествие на руднике Бруннера в 1896 году – в том, что касается числа жертв, первых попыток проведения спасательных работ и причин несчастья. Единственное отличие от истинных событий заключается в том, что в этом романе выживают два человека. На самом деле все шестьдесят четыре шахтера погибли, существуют даже магнитофонные записи с воспоминаниями очевидцев. Если произвести соответствующие исследования, я могла бы назвать имена жертв и близких родственников покойных. Но с этической точки зрения, именно эта педантичная документация истории Новой Зеландии затрудняет для меня написание действительно исторического романа о Новой Зеландии – при этом под историческим романом я понимаю историю, в которой несколько выдуманных персонажей действуют на реальном, документально подтвержденном фоне в истинных местах действия. Действие не должно казаться надуманным, оно должно согласовываться с реальными событиями.
Новая Зеландия была открыта лишь в 1642 году голландским мореплавателем Абелем Янсзоном Тасманом, а в 1769 – частично картографирована капитаном Куком. Лишь с 1790 года в Новой Зеландии стали селиться белые; первые сорок лет, с повествовательно-технической точки зрения, появлялись материалы, касающиеся лишь приключенческих историй о китовом и тюленьем промысле. Настоящее заселение начинается примерно только с 1830 года. Поэтому история Новой Зеландии относительно коротка, но записана очень подробно. Практически в каждом маленьком городке есть архив, где можно прочесть имена первых поселенцев, названия их ферм, часто даже подробности их жизни.
С теоретической точки зрения, будучи автором, можно было бы «брать что хочешь» и вдохнуть новую жизнь в реальную историю. Однако с практической точки зрения, мы имеем здесь дело не с жившими в средние века людьми, следы которых теряются в ходе столетий, а с теми, часть потомков которых все еще живет в Новой Зеландии. Понятно, что они могут обидеться, если какой-то чужак возьмет их прадедушку или прабабушку и наделит вымышленным характером, – особенно если это столь малоприятные личности, как, к примеру, Сайдблоссомы.
