Барбара Картленд - Парижские соблазны
– Да поможет вам бог, – тихо проговорил месье Ворт, когда Гардения уже догоняла тетушку.
Она не могла себе объяснить, почему последние слова месье Ворта в некоторой степени испортили хорошее настроение, царившее в душе Гардении с того момента, как она надела новое платье. Теперь будущее пугало ее. Возможно, приемы не будут такими уж веселыми. Возможно, не так уж легко, как кажется, будет угодить тете Лили, делать то, что от нее та потребует. Что-то угнетало ее, и она ощущала грусть вместо радостного возбуждения.
В машине тетя Лили откинулась на подушки и прикрыла глаза.
– На самом деле мы никуда не собираемся, – сказала она, – просто я знала, что он никогда не отстанет и мы не сможем отвязаться, пока я не сошлюсь на какую-нибудь встречу. Жан Ворт верит, что весь мир вращается вокруг его Дома моды. Он не очень ошибается, но покупка одежды такая утомительная штука.
– Какой же он молодец, что так быстро сшил мне платье, – заметила Гардения.
– Он никогда не может устоять против чего-то нового: нового лица, нового приема, нового состязания – вот образ его мышления, – объяснила герцогиня. – А теперь сядь прямо, Гардения, и оглядись. Ты должна запоминать всех, кто в это время дня прогуливается по Елисейским Полям. Мы поедем медленно, и я хочу, чтобы они увидели тебя.
Герцогиня наклонилась к торчащей сбоку от сиденья переговорной трубке и по-французски приказала шоферу ехать медленнее. По всей видимости, тот давно привык к подобным приказам. Машина поползла вдоль тротуара, да так медленно, что прохожим не составляло труда идти вровень с ней. Герцогиня опустила стекло, и вскоре Гардении стало казаться, что она знает всех.
Дамы в летних платьях и с кружевными зонтиками сидели под деревьями и разговаривали с мужчинами, одетыми в брюки с заутюженными «стрелками» – их ввел в моду король Эдуард – и щеголявшими широкими атласными галстуками, которые были заколоты булавками со сверкающими на солнце драгоценными камнями.
Гардения заметила, что все обращают внимание на тетушку, а кто-то даже машет ей, совершенно явно приглашая ее присоединиться к ним.
– Им интересно знать, кто ты, – сказала герцогиня Гардении. – Новое лицо в Париже – всегда событие, но сейчас я не намерена удовлетворять их любопытство. Они наперегонки бросятся ко мне в гости завтра вечером.
– У вас приемы каждый вечер? – спросила Гардения, вспоминая, что ей рассказала экономка.
– Нет, не каждый, – покачала головой герцогиня. – В начале недели большинство уезжает, поэтому ни по понедельникам, ни по вторникам меня в городе нет, а по средам, четвергам и субботам я всегда рада видеть своих друзей.
– А как насчет сегодня? – поинтересовалась Гардения.
– Сегодня я устраиваю ужин для узкого круга, – ответила герцогиня, – потом мы отправимся к «Максиму». Но ты, моя дорогая девочка, с нами не поедешь. Ты ляжешь спать. «Максим» – неподобающее место для юной девушки.
– Как жаль! – воскликнула Гардения. – Я много слышала о «Максиме». Там весело, да и в «Веселой вдове» поют песню об этом ресторане.
– Полагаю, даже в «Веселой вдове» они ясно дали понять, что это не место для девушки.
– Естественно, я не видела оперетту, – сказала Гардения, – но в газетах печатали ноты, и мама наигрывала музыку оттуда на пианино. Вы помните, как замечательно она играла?
– А ты играешь? – спросила герцогиня.
– Немного, – ответила Гардения, – но не так хорошо, как мама. Хотите, я поиграю вам?
– Как-нибудь, когда мы будем одни, – поспешно проговорила герцогиня. – В Париже, в противоположность Англии, не интересуются любительскими концертами после ужина.
– Я не настолько самонадеянна, чтобы считать себя способной играть для ваших друзей, – возразила Гардения. – Просто мама говорила, что моя игра очень успокаивала ее, когда ее мучила головная боль, да и папе нравилось.
– Я когда-нибудь обязательно разрешу тебе поиграть для меня, – заверила ее герцогиня тоном, который ясно дал понять Гардении, что тетушку это совершенно не интересует.
– А кто придет на ужин? – поинтересовалась Гардения.
– Увидишь, – несколько уклончиво проговорила герцогиня, – а сейчас я собираюсь прилечь. Я почти всегда стараюсь отдыхать после чая. Ах, вспомнила: ты же не обедала! Какая я невнимательная! Я сама всегда обхожусь без обеда – берегу фигуру. Боюсь, я полнею. Да, месье Ворт очень сурово отчитал меня за это. Но тебе худеть не надо, ты, детка моя, должно быть, голодна. Прости меня! Я скажу слугам, чтобы в другой раз, когда я сижу на диете, они обязательно приносили бы тебе что-нибудь поесть.
– Все в порядке, – успокоила ее Гардения. – Я не привыкла много есть, но мне бы хотелось выпить чаю, если можно.
– Конечно, – ответила герцогиня, степенно вошла в дом и величественно повелела мажордому подать чай в будуар. – И впредь сервируйте обед для мадемуазель Уидон, – добавила. – Вам ясно? Полный обед. Не понимаю, почему никто не позаботился об этом до нашего отъезда.
Она не стала дожидаться извинений от мажордома и прошествовала наверх в комнату, находившуюся за ее спальней.
Гардения слышала разговоры о дамских будуарах, но никогда их не видела. Будуар тетушки был украшен купидонами: на шторах вышитые летящие купидоны целились друг в друга своими стрелами, деревянные карнизы с лепниной имели тот же мотив, картины, все кисти великих мастеров, изображали купидонов с Венерой в разной степени обнаженности.
– Как красиво! – воскликнула Гардения, чувствуя, что слишком часто употребляет это наречие, однако она не могла найти подходящего слова, чтобы описать комнату.
Тетушка не ответила, и Гардения увидела, что та сидит за изумительным инкрустированным золотом и атласным деревом секретером и что-то пишет. Стараясь не беспокоить ее, девушка присела на один из обитых шелковым штофом диванов, и тут в комнату вошел лакей с массивным серебряным подносом и поставил его на столик рядом с креслом. Она с удовольствием окинула взглядом серебряный заварной чайничек, большой чайник с кипятком, чайницу, кувшинчики со сливками и с молоком, но самое большое впечатление на нее произвели блюда с закусками. На одном лежали крохотные треугольные бутерброды с крессом, огурцами, медом, джемом и «Лакомством джентльмена» [5] , на другом – свернутые в рулетики ломтики хлеба, намазанные сливочным маслом и начиненные фуа-гра и спаржей, а на третьем – пирожные из пропитанного мадерой бисквита, вишни и других сочных фруктов, а также сладкие французские пирожки с кофейным кремом и орехами.
Гардения не решилась приступать к еде без разрешения тетушки и истекала слюной к тому моменту, когда герцогиня промазала конверт клеем с помощью специальной губки, хранившейся в золотой, украшенной драгоценными камнями коробочке, запечатала его и протянула лакею.
– Немедленно отправьте его в посольство Великобритании, – сказала она.
Лакей взял письмо обтянутой перчаткой рукой и склонил голову, покрытую напудренным париком.
– Слушаюсь, ваша светлость.
– Немедленно, – повторила герцогиня. – Оно не должно задерживаться.
– Слушаюсь, ваша светлость.
Гардения догадалась, кому адресовано письмо.
– Это господину Каннингэму? – несколько озабоченно спросила она.
Герцогиня кивнула.
– Я же сказала тебе, девочка моя, что сама отвечу на приглашение, – пояснила она. – И запомни: впредь ты не должна принимать никаких приглашений, не посоветовавшись со мной. Это очень важно, понимаешь?
– Да, тетя Лили, – ответила Гардения. – Но мне кажется, что он не имел в виду ничего плохого, когда приглашал меня.
– Разве? – поинтересовалась герцогиня. – Ладно, выпей-ка чаю. Тебе нравится чай с молоком и сахаром? Бери, ешь что хочешь, ты, наверное, изголодалась. Я всегда пью настоящий английский чай, и мне постоянно приходится учить этих французских поваров заваривать чай так, как я хочу! Ну а я ничего есть не буду. Стоит мне проглотить хоть один кусочек – и я сразу же прибавлю в весе.
Как только Гардения поела, герцогиня отправила ее наверх отдохнуть. Уже не чувствуя себя уставшей, девушка встала перед зеркалом и долгое время любовалась своим отражением. Неожиданно ей на память пришли слова месье Ворта. Что он имел в виду? Неужели Париж такой безнравственный город, что, по его словам, может испортить ее? Маловероятно, если за ней будет следить тетушка!
Гардения была разочарована, что ей не разрешили поехать с господином Каннингэмом на прогулку в Булонский лес. Как было бы приятно сидеть на высоком сиденье черно-желтого дог-карта и чувствовать, как стремительно бегут сильные лошади. Но он же предупредил, что увидится с ней завтра, а это значит, что в субботу вечером он придет в гости к тетушке.
Сегодня вечером, подумала Гардения, он, и, возможно, лорд Харткорт, и другие красивые молодые люди поедут к «Максиму». А вот ей поехать не разрешили, и это несправедливо. Она стала напевать мелодию из «Веселой вдовы» и вдруг забеспокоилась, а захватила ли она с собой ноты. Даже если и нет, успокоила себя девушка, она все равно помнит мелодию наизусть. В салоне стоит пианино. Можно спуститься вниз и попробовать подобрать мелодию. Здесь, в Париже, эта песенка так к месту. Тетушка спит, но окна ее спальни выходят на другую сторону дома, поэтому музыка не будет ей слышна, да и играть она станет очень тихо.
