Линдси Келк - Я люблю Лондон
– Да, – сказала я, так сжав айфон, что костяшки пальцев побелели. Я понятия не имела, кто такая Вера из библиотеки.
– Умерла, – объявила мать. – От рака.
Теперь я точно не узнаю, кто это такая.
– И Брайан из мясного магазина, – продолжила мать, глядя вверх, словно оттуда махала целая толпа неизвестных мне мертвецов, напоминая, что и они тоже сыграли в ящик. – Кто еще? Эйлин, но ты ее не знала. О! Ты мистера Уилсона помнишь?
Я покачала головой.
– Да помнишь ты! – настаивала мать. – Он каждый день проходил со своим псом мимо нашего дома.
– А-а-а-а, – театрально протянула я. – Тот Уилсон!
– Умер, – заявила мать. – Правда, не от рака. Что-то с поджелудочной.
– От рака поджелудочной, – прищелкнул пальцами отец. – Говорили так.
– Патрик Суэйзи, Стив Джобс и мистер Уилсон, который прогуливал пса мимо нашего дома, – меланхолично сказала я, глядя в окно. – Рак поджелудочной косит знаменитостей.
Вырвавшийся у папы смех тут же перешел в старательный кашель, но его заглушил поминальный список матери. Чтобы снять напряжение, я провела пальцем по экрану айфона и проверила сообщения. Ни единого. Ничего от Дженни насчет того, что она вылетает, ничего от Алекса с признанием в том, что он всю ночь не сомкнул глаз и рыдал в мою холодную подушку, а самое главное – ничего от Луизы с извинениями за то, что бросила меня на съедение родителям.
– А эта, с почты, родила второго ребенка, – продолжала мать. Список умерших подошел к концу, и мы приступили к списку родивших с уточнением того, законным ли был каждый ребенок. – А Брайони, с которой ты училась в школе, ждет третьего, представляешь? Правда, отцы у них разные. А у Луизы малютка Грейс. Такая красавица!
– Кстати, о Луизе… – Я подалась вперед и уперлась подбородком в мамино сиденье. – Где она?
– О, Луиза не смогла, у Грейс утром начались колики, – отмахнулась мать, будто то, что лучшая подруга меня бросила, было пустяком. – С появлением ребенка приоритеты меняются, Энджел, когда-нибудь сама узнаешь. Ты уже не центр вселенной. У Луизы муж и ребенок, отныне для нее они всегда на первом месте.
Этого было достаточно, чтобы я обиделась всерьез. В основном потому, что понимала – в чем-то мать права, но с другой стороны, Луиза могла препоручить упомянутого младенца папаше – все-таки сегодня суббота! – и приехать в Хитроу, как обещала. Откинувшись на своем сиденье, я снова уставилась в окно, бездумно разглядывая проносившиеся мимо машины. Странно было ехать не по той стороне дороги. Странно было не видеть желтых такси. Странно было слышать голоса родителей и «Радио 4». Странно было находиться в Англии. С каждой секундой приближения к дому я отдалялась от Нью-Йорка, словно и не было ничего. И в эту мысль я не желала даже углубляться.
* * *– Вошли и сразу ставим чайник, – как всегда, распорядилась мать, бросая сумку на стол, а отец, тоже как всегда, прошел в гостиную и включил телевизор.
Я стояла посреди кухни, прижимая к себе «Марка Джейкобса», и боролась с желанием заплакать. Это у меня было не как всегда, хотя и случалось временами. Не знаю, чего я ожидала от родительского дома, но здесь ничего не изменилось. Ни единой мелочи. Ярко-желтые настенные часы по-прежнему спешили на пять минут, начатая коробка английского чая традиционно стояла рядом с чайником, хотя металлическая чайница была пуста. Запасные ключи так и лежали в ядовито-розовой пепельнице, которую я сделала из «Фимо» в двенадцать лет. Солнце за окном светило прямо мне в глаза, намекая пошевеливаться.
– Ты там целый день стоять собралась? – спросила мать, наливая в чайник воду из пластикового фильтра. – Ты устала?
– Не особенно, – солгала я. На самом деле у меня совершенно не было сил, но это еще полбеды. Я страдала от невыносимой сенсорной перегрузки. Казалось, стоит мне войти в свою комнату и увидеть на стенах старые постеры с «Бойзоун», как крыша поедет окончательно. – Разве что прилягу на минуту.
– Ну, тогда послушаем твои новости. – Мать поставила чайник, села за стол и уставилась на меня с выжидательным видом. – Давай-ка сюда, посмотрим.
На секунду мне показалось, что она требует мой табель успеваемости, но потом я спохватилась, что речь идет о моем кольце по случаю помолвки. Потому что я обручена. С парнем. В Америке. Я вытянула руку, растопырив пальцы и вытаращив глаза.
– У меня нет с собой бинокля, Энджел, – вздохнула мать. – Подойди ближе.
Я поставила сумку и неохотно подошла к старому деревянному столу. Те же подставки под тарелки, те же солонка и перечница, те же пластмассовые подсолнухи в вазочке. Не успела я присесть, как мать схватила меня за руку и дернула к себе. Тут же, словно любопытный подросток, подбежал и папа.
– О-о! – заворковал он. – Очень красивое.
– В самом деле, – удивленно сказала мать. – Безобразие, что он не попросил разрешения у твоего отца, но по крайней мере кольцо выбрано со вкусом.
– А отчего ему быть безвкусным? – не удержалась я. И зря.
– Ну кто знает, как американец представляет себе кольцо в знак помолвки. Ты могла остаться черт-те с чем на пальце, если только не сама выбирала. Скажи, ты сама выбирала?
В ее голосе слышалась чуть ли не надежда.
– Мама, я выхожу замуж не за Либераче[11], – сказала я. – Кольцо выбрал Алекс. Самостоятельно, без меня. И оно прекрасно. Я сама не могла бы выбрать лучше.
– Я и сказала, что кольцо хорошее, – оскорбилась мать и заправила седеющие светлые волосы за уши. – Могу ли я спросить, когда и где ты собралась устраивать свадьбу? Или ты сейчас скажешь, что вы уже поженились в Вегасе?
Приступ кашля – то еще удовольствие при послеполетной дурноте, но я справилась с собой и не прервала беседы, поспешив предварить остальные провокационные вопросы.
– Ну, когда это было, – заикаясь, ответила я. – Все будет скромно. Распишемся в муниципалитете, затем ужин, небольшая вечеринка, и все. Не надо нам заказывать собор Святого Павла или Святого Патрика.
– А где этот собор Святого Патрика?
– В Нью-Йорке. – Я пренебрежительно махнула рукой. – Я не хочу помпы. Веселый праздник со всеми, кого положено пригласить, и обильной выпи…
Видеть свои собственные гримасы на мамином лице было до жути странно. Конкретно эта мина означала, что она не в восторге.
– Обилием великолепных цветов, – с опозданием поправилась я.
– Ты хочешь сказать, что свадьбу вы устраиваете в пивной? В нью-йоркской пивнушке?
– Про пивную я ни слова не сказала!
Это было правдой.
– Но выйти замуж ты хочешь в Нью-Йорке?
– Не обязательно, – покривила я душой.
– Энджел! – Мама сделала такое же лицо, как я в мексиканском ресторанчике в Нью-Йорке, когда мне сказали, что у них нет гуакамоля.
– Мы еще ничего не решили. Да ты вроде и не числишься в черных списках авиакомпаний?
С секунду мать рассматривала свои ногти.
– Вот как?
Наконец она подняла на меня голубые глаза.
– Так, теперь давай об этом Алексе.
– Не надо делать вид, будто я только что притащила его домой из мусорного контейнера за супермаркетом, – сказала я. – Ты говорила с ним по телефону, видела фотографии. Я тебе все рассказывала. – Ну естественно, не все. – Я знаю его почти два года…
– А Марка ты знала почти десять лет, – перебила мать, жестом попросив меня замолчать. Хорошо, что я устала, не то я шлепнула бы ее по этой поднятой руке. – Пока твой Алекс не приехал, говорю тебе – будь осторожнее. Ты долго жила за границей, у тебя в голове все перевернуто, но теперь ты дома, и я хочу, чтобы ты очень тщательно все обдумала и не принимала поспешных решений.
– При чем тут поспешное? – сказала я, снова взявшись за кольцо. – Мама, тут не о чем волноваться. Алекс замечательный. Ты с ним познакомишься и благословишь тот день, когда я встретила этого мужчину.
– Скоро увидим! – Она сжала губы почти так же плотно, как отец. Очевидно, не только у нее проблема с тем, что я выхожу замуж за «американца». Хотя, если вспомнить, папа и от Марка был не в восторге. И вообще от любого человека с пенисом, который подходил к его дочурке ближе чем на пятнадцать футов. Папуля мой. – А почему вдруг Дженни тоже решила приехать погостить?
– Ей нужно сменить обстановку, – сказала я, подавив зевок. Закипавший чайник звучно забурлил. Папа без напоминания поднялся заварить чай, совсем как Алекс. Вот свидетельство подлинной и по-прежнему живой любви. – Один тип долго морочил ей голову, и… – Я осеклась, увидев, как губы матери превратились в ниточку. – И она ужасно хочет с тобой познакомиться, – договорила я, резко меняя тему, чтобы задобрить мать. – Как только я сказала, что еду домой повидаться с родными, она загорелась поехать со мной. И слышать не хотела, чтобы я отправилась без нее. Она от тебя вообще без ума.
– Без ума от меня? – Мать потрясла головой. – Вообще?
Я с улыбкой собрала волосы назад, стянула резинку с запястья и высоко закрепила хвост.
