Мари-Бернадетт Дюпюи - Возлюбленная кюре

– Посмотрим, – ответил он. – Признаться, мне не очень приятно видеть тебя рядом с мужем.

– Ты ревнуешь?

– Конечно! Кроме того, нужно вести себя осмотрительно, ты сама прекрасно понимаешь.

Расставанию предшествовал продолжительный поцелуй, и Матильда убежала. Ей хотелось плакать, она чувствовала себя влюбленной, как никогда. Шарваз проводил ее взглядом и направился к себе. На сердце у него было тяжело. «Почему ее мужу можно спать с ней в одной кровати, а мне – нет? Что, если мы убежим? Только так можно снова стать свободными…»

Прежде, за все время ношения сутаны, эта идея его не посещала, хотя романтические приключения случались, и довольно часто.

Пристроившись у стола из темной древесины, Анни Менье чистила картошку. В комнате ощущалась приятная прохлада. Анни только что подмела пол. Теперь здесь все было расставлено по местам и царила чистота.

На хозяина жаловаться не приходилось, да и он, со своей стороны, похоже, был доволен ее работой, хотя иногда упрекал в медлительности.

Сегодня утром кюре отправился в Мартон, оставив маленького Жерома де Салиньяка у нее на попечении.

– Я рада, мой мальчик, что тебя оставили со мной. Здесь я вижу меньше людей, чем в городе.

Восьмилетний Жером кивнул и еще ниже склонился над катехизисом[4].

– В городке знакомств я еще не завела, так что и поговорить особенно не с кем, – продолжала Анни. – А куда ушла твоя мать? Позавчера она сидела весь урок.

– К маме кто-то должен прийти, она вернулась домой.

Мальчик искоса посмотрел на служанку. Он робел, когда эта дородная женщина с непривычным выговором обращалась к нему, в особенности когда задавала вопросы. Он с большей радостью отправился бы играть во двор, на солнышко, но отец требовал от него послушания и дисциплинированности, поэтому он продолжал читать страницы, указанные кюре Роланом.

– Ты серьезный мальчик, пример многим, – заметила Анни с улыбкой. – И Эрнест в детстве был таким. Эрнест – это мой сын. Еще у меня есть дочка Эльвина. Я по ним скучаю. В Ангулеме мы виделись каждый день!

– Да, мадам, – пробормотал мальчик.

– Что ж, пора ставить тушиться рагу! Фасоль на завтра я уже замочила. Угодить моему господину нетрудно. Фасоль со шкварками или омлет с зеленью – и он доволен!

Анни тяжело вздохнула и отодвинула стул от стола. С каким удовольствием она прилегла бы вздремнуть! Пробило полдень, но все еще было очень жарко.

– В Сен-Жермен не очень-то много развлечений, – проговорила она вполголоса. – Хорошо, что можно перекинуться словом с мсье Ренаром. Такой приятный господин!

Анни испытывала большую симпатию к ризничему – единственному жителю местечка, с которым она успела познакомиться поближе, когда он заходил в пресбитерий. Раз или два она встречала на улице учителя, но мсье Данкур ограничивался приветственным жестом и разговоров не заводил. Алсид Ренар даже предположил, что у них с кюре весьма прохладные отношения.

К слову, даже если бы вдова Менье захотела посплетничать, это у нее вряд ли бы вышло. Сама она никого в округе не знала, а местные кумушки разговаривали на патуа, которого Анни почти не понимала.

– Господину кюре пора бы уже вернуться! – со вздохом сказала она. – А ты, малыш, закончил читать?

Жером, который уже успел заскучать, закрыл книгу.

– Да, мадам. А можно я поднимусь на чердак? Кюре разрешил.

– Делай, как знаешь. Только в мою комнату соваться не смей! Подожди-ка, я пойду с тобой и посмотрю, не натворишь ли ты там какой беды.

Карабкаться на чердак Анни не хотелось, но она опасалась, что мальчишка может открыть чердачное окно и вывалиться или испачкать костюмчик, что тоже плохо.

– Я полезу первой, а ты следом! – приказала вдова.

Она совсем запыхалась, пока добралась до чердака. Обвела пыльное помещение внимательным взглядом, но пол выглядел крепким, и ничего представляющего опасность ей на глаза не попалось. В одном углу на потертом покрывале были разложены прошлогодние грецкие орехи.

– С чем же ты будешь играть? – спросила она у мальчика.

– У меня шарики в кармане. Буду катать по полу.

– Что ж… К чердачному окну подходить не смей! Ты меня понял? Я спускаюсь, а ты будь хорошим мальчиком. Не хватало, чтобы твоя мать меня отругала.

Жером что-то пробормотал себе под нос. Стоило мальчику остаться в одиночестве, как он подбежал к дальней стене и встал на колени. В этом месте он обнаружил прогнившую доску и… щель, через которую отлично просматривалась спальня кюре Шарваза.

Анни вынимала тарелки из буфета, когда взгляд ее задержался на початой бутылке вен-кюи.

«Чудно́, вчера я его не видела, – сказала она себе. – Если я выпью чарочку, кюре не обеднеет, верно ведь?»

Она щедро плеснула вина в стакан, пригубила и щелкнула языком. Напиток был отличный, но, пожалуй, все-таки слишком сладкий. Она поспешно убрала бутылку в буфет и ополоснула стакан, думая о том, кто мог преподнести кюре такой изысканный подарок.

– Жаль, что обычно хозяин довольствуется пикетом, вот и мне приходится! – вслух пожаловалась она.

С улицы послышался звонкий смех. Служанка кюре застыла на месте. Не иначе как мадам де Салиньяк! Анни осторожно подошла к окну. Кюре Шарваз и супруга доктора беседовали в нескольких метрах от пресбитерия.

Покручивая ручку зонтика, молодая женщина внимательно слушала речи священника, чьи густые черные волосы блестели на солнце.

«О чем эта парочка может так долго говорить? С виду они прекрасно ладят…» – подумала заинтригованная Анни.

Минуту спустя, не прекращая беседы, кюре с гостьей стали подниматься по лестнице. Анни поспешила обратно к мойке, встроенной в стену, рядом с которой на специальном выступе стояло ведро с водой. «Вот несчастье! Нужно идти к колодцу!» – вздохнула она, обнаружив, что воды осталось совсем мало.

Матильда первой вошла в дом. На ее щеках играл румянец, губы мечтательно улыбались.

– Где мой сын? – спросила она.

– Играет на чердаке, мадам, – сухо ответила Анни. – Бедный мальчик совсем заскучал.

– Вы не должны были позволять ему это! – вскричал кюре, сердито глядя на нее.

Послышался топот маленьких ног. Через мгновение Жером был уже в комнате. Он бросился к матери и прижался к ней.

– Анни, я от вас такого не ожидал! Отпустить мальчика на чердак… – продолжал Шарваз. – Я запрещаю ученикам выходить из комнаты, и Жерому это прекрасно известно!

– Малыш сказал, что вы ему позволили. Откуда же я могла знать… И вообще, он не мой воспитанник, а ваш! Я не нанималась присматривать за восьмилетним ребенком! – возразила вдова, ведь выслушивать несправедливые упреки ей было вдвойне обидно. – Могли бы сходить в Мартон и завтра!

Такого кюре не ожидал. Взгляд его преисполнился презрения. До этого он закрывал глаза на леность служанки, старался лишний раз не смотреть на ее расплывшиеся массивные формы. Но теперь он ощущал к ней буквально отвращение.

– Вижу, мы поменялись ролями, – иронично заметил он. – С каких это пор прислуге дозволено упрекать хозяина? Беру вас в свидетели, мадам де Салиньяк! Ваша служанка вас критикует?

– Сюзанна знает свое место, можете поверить, – ответила Матильда. – Но мне пора… Оставляю вас улаживать ваши дела. Муж наверняка не сядет обедать, пока мы с Жеромом не вернемся. Не забудьте, в субботу мы ждем вас к ужину! Будет запеченная ножка ягненка и яблочный тарт.

С этими словами она обняла сына за плечи, и они вышли.

После настоящего пиршества гости Салиньяков перешли в гостиную, чтобы традиционно сыграть партию в лото. В черном платье и белом фартучке, с новой наколкой на собранных в пучок волосах Сюзанна расставляла на подносе бокалы и графины с коньяком для мужчин и ликерами для дам.

«Хорошо живется на свете этим буржуа! – негодовала она в душе. – А я со всеми этими посиделками и в полночь еще спать не лягу!»

И она обвела гостей сердитым взглядом. Господин мэр, улыбаясь, что-то нашептывал на ушко жене – зеленоглазой брюнетке, чья фигура уже начала понемногу расплываться. Колен де Салиньяк, удобно расположившись в кресле, раскуривал сигару. И даже господин Данкур почтил дом своим присутствием, что случалось редко. Но явился он без жены.

«Решил держать молодую жену подальше от этих людей, и правильно! – подумала служанка. – Каких только сквернословий тут не услышишь! Мсье любит вставить крепкое словцо, когда сильно навеселе! Но нашего кюре это не смущает. Как может священник спокойно это слушать?»

Матильда не ломала себе голову над такими мелочами. Она была занята раздачей игровых карточек. Как и положено хозяйке дома, она заботилась об удобстве своих гостей и расточала улыбки, причем ее маленькие зубки соперничали по белизне с жемчужинами у нее на шее. Сегодня она была в платье с глубоким вырезом, обнажавшим очаровательную ложбинку между грудями. С разрешения мужа она решила обойтись без клочка кружев, которым обычно прикрывала декольте, и ее белоснежная кожа в свете керосиновых ламп сияла, словно перламутр.