Эми Кауфман - Разбитые звезды
Она так мне надоела, что, провались она в какую-нибудь яму, я бы не стал ее оттуда вытаскивать. Но вот на нашем пути появляется поваленное дерево, и я протягиваю девушке руку, чтобы помочь через него перебраться. В первый раз она смотрит на руку таким опасливым взглядом, будто боится подхватить какую-нибудь кожную болезнь. Мисс Лару держится невозмутимо, словно для нее поход этот – не труднее прогулки по палубе. Но потом она несколько раз едва не падает и после уже осторожно берет меня за руку, всем своим видом показывая, как неохотно принимает помощь. Она до сих пор очень бледна, и я стараюсь идти поближе, чтобы подхватить ее, если она вздумает грохнуться в обморок.
Все, я сдаюсь.
– Хотите передохнуть?
Я украдкой смотрю, докатилось ли солнце до холма. Не хотелось бы бродить здесь после заката. И так тяжело тащить по зарослям эту капризную девчонку, а в темноте она точно переломает ноги.
Она обдумывает вопрос, потом кивает и отбрасывает с лица волосы.
– Куда мне сесть?
«Сесть?! О, конечно же, на этот мягкий диван, который я принес для вас в кармане, ваше величество. Как хорошо, что вы спросили!»
Я сжимаю зубы, чтобы не ляпнуть это вслух. Лицо мисс Лару мрачнеет: судя по всему, она заметила, что я едва сдерживаюсь. Но тут я вижу, в каком она состоянии: царапины у нее на шее до сих пор кровоточат, нос распух от удара об стену, губы обветренные и потрескавшиеся. Удивительно, что она все еще стойко держится. Такого я от девушки вроде нее не ожидал.
Вместо ответа снимаю куртку и стелю ее на корягу. Мисс Лару садится, аккуратно подобрав юбку, берет из моих рук флягу и, сделав маленький глоток, возвращает. Когда я жадно пью, она отводит взгляд.
Я шагаю по полянке и останавливаюсь, прислушиваясь: теперь в зарослях слышны стрекот и шорохи. Очень надеюсь, что мисс Лару каким-то чудом их не услышит…
У меня в голове потихоньку складывается картина этой планеты: раз здесь есть флора и фауна, значит, планета на последней стадии видоизменения. Но раз так, здесь должны быть на каждом шагу поселения колонистов, а в небе должны сновать космолеты и шаттлы. Так почему же я слышу лишь, как мелкая живность копошится в зарослях, как листва шелестит от ветра, как мисс Лару как можно незаметнее переводит дыхание?
Она вдруг поднимается на ноги без моей помощи, оставляя куртку лежать на бревне. Я жду, что она, ни слова не говоря, отправится обратно к капсуле, но нет, она жестом зовет меня следовать за собой в сторону холма. Когда она, стиснув зубы, в очередной раз перелезает через коряги в этих своих дурацких туфлях и держится за мою руку, я вынужден признать, что она крепче, чем кажется.
Меня успокаивает, что она может о себе позаботиться. Меня угнетала мысль, что с ней придется нянчиться день и ночь. Но как бы сильно девушка меня ни раздражала, нельзя забывать, что она оказалась вдали от дома и на мне лежит ответственность за то, чтобы она осталась целой и невредимой. Иногда мне кажется, что в жизни я только то и делаю, что оберегаю других людей…
Когда мы начинаем подъем на холм, девушка тяжело дышит, хотя притворяется, что у нее все в порядке. Но привалов устраивать больше нельзя, если хотим вернуться в капсулу засветло.
Мы взбираемся на холм; я беру ее за руки и тащу за собой, и она даже не протестует – настолько измотана.
Холм этот – крутой и неровный, с одной стороны он покрыт вязкой грязью, с другой – круто обрывается, переходя в каменистый утес. Мы стоим бок о бок на его вершине и смотрим на открывшийся вид.
Лучше бы я пришел сюда один…
Девушка громко ахает, дыхание ее учащается, и она всхлипывает в безмолвном горе. Мы стоим и смотрим, открыв рты от удивления и страха, и пытаемся осознать происходящее. Вряд ли кто-то видел нечто подобное.
Я решаюсь назвать ее по имени.
– Лилиан. Не смотрите, Лилиан, – мягко говорю я тихим голосом, будто обращаюсь не к ней, а к юнцу на поле сражения, пытаюсь заставить ее отвести взгляд, уйти отсюда. – Посмотрите на меня, не смотрите туда. Ну же.
Но она не отрывает взгляда от ужасного зрелища, и мы стоим вместе, застыв как каменные изваяния.
С неба, будто метеоритный дождь, летят горящие обломки. Но это только начало…
«Икар» падает. Словно огромный зверь, он кувыркается и крутится в небе, стонет и ревет, из последних сил борясь с притяжением. На несколько мгновений корабль, кажется, зависает, заслоняя собой одну из планетных лун, бледную в дневном небе. Что случится дальше – неизбежно, и я обнимаю мисс Лару за плечи.
Корабль рушится на наших глазах: он опускается все ниже, и от него отваливаются части. Он падает под углом, летя к горной гряде за равнинами. Во все стороны разлетаются огромные обломки, а один бок разламывается – корабль больше не в силах противостоять силе притяжения. Словно метеоры, с неба летят горящие осколки поменьше. Оцепенев от ужаса, я вдруг понимаю, что это спасательные капсулы. Капсулы, которые не сумели отсоединиться от корабля. Капсулы, в которых не было мисс Лару, которая бы отсоединила их.
«Икар» камнем падает в горы и пропадает из виду. Больше он никогда не воспарит.
Мгновенно воцаряется тишина. Из-за горных склонов клубится густой черный дым, и мы безмолвно смотрим на это немыслимое зрелище.
– Вам и раньше приходилось выживать?
– Да.
– Но в таком положении вы ни разу не были?
– Если вы спрашиваете, была ли у меня раньше неопытная спутница, то нет, ни разу.
– Я спрашиваю, знали ли вы, куда попали.
– Я не думал об этом.
– О чем же вы думали, майор?
– Пытался предугадать, где приземлится спасательный отряд, и туда добраться.
– И все?
– А что еще?
– Об этом мы вас и спрашиваем.
Глава 6. Лилиан
Он берет меня за запястье и уводит со склона. Я чувствую крепкую хватку его руки: грубые и горячие пальцы впиваются в кожу. Кажется, я закрыла глаза. Но закрыты они или нет, перед ними застыла одна картина: падающий «Икар», огненная река в небе, вздымающиеся клубы дыма и пара. Не вижу ничего вокруг – только это. Майор мог бы столкнуть меня с утеса, а я бы даже не заметила, пока не ударилась бы о землю.
Я тащусь за ним, а ноги подворачиваются, каблуки скользят по неровной земле, увязают в грязи. Почему девушки не одеваются для подобных случаев? Наверняка походные ботинки отлично смотрятся с вечерним платьем.
У меня вдруг вырывается невольный смешок, и майор на секунду оборачивается, но потом снова сжимает мою руку.
– Еще чуть-чуть, мисс Лару. Вы держитесь молодцом.
Не держусь я никаким молодцом. Я все равно что тряпичная кукла. Посмотрите, с ней в комплекте идут туфли под цвет платья. Скелет продается отдельно.
Понятия не имею, где мы и далеко ли еще до капсулы. Ветка бьет меня по лицу, и я снова закрываю глаза… И снова вижу корабль.
Между деревьями прорываются лучи закатного солнца, и перед закрытыми глазами то мелькает тень, то их слепит нестерпимо яркий свет, который сквозь сомкнутые веки кажется красным. Сколько же времени мы провели на том склоне?
Корабль моего отца лежит в руинах. Я видела, как он падает с неба. А сколько людей погибло вместе с ним? Скольким капсулам не удалось отсоединиться?
Все, не могу больше идти. Майор едва не вырывает мне руку, пытаясь поднять на ноги; в голове проносится мысль, что потом рука будет сильно болеть. Он снова тянет, и сквозь сомкнутые губы у меня вырывается стон. Майор, наконец, понимает, что не сможет тащить меня через лес.
Он отпускает руку, и я как подкошенная валюсь на землю, едва успев подставить локти, не то уткнулась бы лицом в грязь, перемешанную с пожухлой листвой. Она пахнет кофе, кожей и мусором; совсем не похоже на сладкий запах грунта в голографических садах Коринфа.
Я потратила столько сил, стараясь пройти через все это хоть с каким-то достоинством. Хотела, чтобы майор думал, что я справляюсь.
Несколько секунд я тяжело дышу. От моего дыхания листья и пыль разлетаются в стороны. Когда майор садится рядом со мной на корточки, я невольно отшатываюсь.
– Лилиан.
От его мягкого голоса я впадаю в ступор больше, чем от резкого тона. Поднимаю голову и встречаюсь с ним взглядом. Карие глаза совсем близко. На его лице, как и на моем, будто остался неизгладимый след от увиденного зрелища.
– Пойдемте. Скоро стемнеет. Я хочу дойти до капсулы, пока еще светло. Вы держитесь молодцом, продержитесь еще – осталось совсем немного.
Уж лучше бы он вел себя как идиот. Неприязнь выдержать куда легче, чем жалость.
– Не могу… – выдыхаю я, и в эту секунду внутри что-то надрывается – то, что сдерживало меня крепкими холодными тисками. – Не могу, майор. Не буду! Мне здесь не место!
Он поднимает брови, и с лица его пропадает мрачное выражение. Когда оно расслабляется, в его чертах сквозит необычная теплота. И в моем замутненном горем и отрицанием сознании мелькает мысль, что эта его теплота раздражает меня больше всего. Но вот он открывает рот, и этой теплоты как не бывало.
