Т. И. Каминская - «Антика. 100 шедевров о любви» . Том 4

Песнь двадцать четвертая

ВЫКУП ГЕКТОРА

Сонм распущен; и народ по своим кораблям быстролетнымВесь рассеялся; каждый спешил укрепиться под сеньюПищей вечерней и сладостным сном. Но Пелид неутешныйПлакал, о друге еще вспоминая; к нему не касалсяВсе усмиряющий сон; по одру беспокойно метаясь,Он вспоминал Менетидово мужество, дух возвышенный;Сколько они подвизались, какие труды подымали,Боев с мужами ища и свирепость морей искушая;Все вспоминая в душе, проливал он горячие слезы.То на хребет он ложился, то на бок, то ниц обратяся,К ложу лицом припадал; напоследок бросивши ложе,Берегом моря бродил он, тоскующий. Там и ДенницуВстретил Пелид, озарившую пурпуром берег и море.Быстро тогда он запряг в колесницу коней быстроногих,Гектора, чтобы влачить, привязал позади колесницы;Трижды его обволок вкруг могилы любезного друга,И наконец успокоился в куще; а Гектора бросил,Ниц распростерши во прахе. Но Феб от него, покровитель,Феб и от мертвого вред отклонял; о герое и мертвомБог милосердовал: тело его золотым он эгидомВсе покрывал, да не будет истерзан, Пелидом влачимый.Так над божественным Гектором в гневе своем он ругался.Жалость объяла бессмертных, на оное с неба взиравших;Тело похитить зоркого Гермеса все убеждали;Всем то казалось угодным; но только не Гере богине,Ни Посейдону царю, ни блистательноокой Афине;Им, как и прежде, была ненавистною Троя святая,Старец Приам и народ, за вину Приамида Париса:Он богинь оскорбил, приходивших в дом его сельский;Честь он воздал одарившей его сладострастием вредным.Вестница утра, в двенадцатый раз восходила Денница;И средь сонма богов провещал Аполлон сребролукий:«Боги жестокие, неблагодарные! Гектор не вам лиНедра тельцов и овнов сожигал в благовонные жертвы?Вы ж не хотите и мертвое тело героя избавить;Видеть его не даете супруге, матери, сыну,Старцу отцу и гражданам, которые славного мужаПредали б скоро огню и последнею честью почтили!Вы Ахиллесу грабителю быть благосклонны решились,Мужу, который из мыслей изгнал справедливость, из сердцаВсякую жалость отверг и, как лев, о свирепствах лишь мыслит,Лев, и душой дерзновенной, и дикою силой стремимый,Только и рыщет, чтоб стадо найти и добычу похитить, —Так сей Пелид погубил всю жалость, и стыд потерял он,Стыд, для сынов человеческих столько полезный и вредный.Смертный иной и более милого сердцу теряет,Брата единоутробного или цветущего сына;Плачет о трате своей и печаль наконец утоляет:Дух терпеливый Судьбы даровали сынам человеков.Он же, богу подобного Гектора жизни лишивши,Мертвого вяжет к коням и у гроба любезного другаВ прахе волочит! Не славное он и не лучшее выбрал!Разве что нашу он месть на себя, и могучий, воздвигнет:Землю, землю немую неистовый муж оскорбляет!»Гневом пылая, ему отвечала державная Гера:«Слово твое совершилось бы, луком серебряным гордый,Если б равно Ахиллеса и Гектора сами вы чтили?Гектор – сын человека, сосцами жены он воспитан;Но Ахиллес – благородная отрасль: богиню ФетидуЯ взлелеяла, я возрастила и милой супругойМужу вручила Пелею, любезному всем нам, бессмертным.Все вы, бессмертные, были на браке; и ты ликовал тамС лирой в руках, нечестивых наперсник, всегда вероломный!»Ей обратился ответствовать тучегонитель Кронион:«Гера супруга! Не гневайся вовсе на жителей неба.Честь браноносцам не равная будет; однако и ГекторМежду сынов Илиона любезнейший был олимпийцам,Так же и мне! Никогда не небрег он о жертвах приятных;Жертвенник мой никогда не скудел в приношеньях обильныхТуков, вин, благовоний: сия бо нам честь подобает.Но похищенье оставим; возможности нет от ПелидаГектора славного тайно похитить: к Пелееву сынуМатерь Фетида приходит и ночью и днем непрестанно.Лучше Фетиду ко мне призови кто-нибудь из бессмертных;Мудрое слово богине реку, да Пелид быстроногийВыкуп возьмет от Приама и Гектора тело отпустит».Рек, – и как вихрь устремилась Ирида крылатая с вестью;Между священного Сама и грозноутесного ИмбраБросилась в черный понт; и под ней застонала пучина;Быстро в пучину Ирида, подобно свинцу, погрузилась,Ежели он, прикрепленный под рогом вола стенового,Мчится, коварный, рыбам прожорливым гибель несущий.Там в пещере глубокой находит Фетиду и с неюМногих богинь Океана. Она посреди их сидела,Плача об участи храброго сына, которому должноВ Трое холмистой погибнуть, далеко от милой отчизны.Став пред Фетидой, вещала посланница Зевса: «Фетида!Зевс призывает тебя, непреложных советов строитель».Ей отвечая, рекла среброногая дочерь Нерея:«Что заповедует мне повелитель бессмертных? СтыжусяСветлым являться богам, угнетенная мрачной печалью!Но повинуюсь; и тщетен не будет глагол, им реченный».Так говоря, облеклася Фетида одеждой печали,Черным покровом, чернейшим из всех у нее одеяний.Так – устремилась; пред нею подобная ветрам ИридаБыстро пошла; расступалися окрест их волны морские.На берег вышед, богини к высокому бросились небу.Там обрели громовержца Кронида; пред ним воссиделиВсе, на совет собравшись, блаженные вечные боги.Cела Фетида близ Зевса отца: уступила Афина;Гера же чашу златую, прекрасную, подала в рукиИ утешала словами. Фетида, испив, возвратила.Слово меж оными начал отец и бессмертных и смертных:«Ты на Олимп, Фетида, пришла, и печальная сердцем;Знаю, скорбь неутешную в персях ты носишь, богиня;Но возвещу, для чего на Олимп я тебя призываю.Девять дней, как меж нами, бессмертными, распря восстала:Гектор герой и Пелид градоборец богов разделяют.Тело похитить склоняют бессмертные Гермеса бога;Я же, напротив, ту славу хочу даровать Ахиллесу,Нежность к тебе и почтение в сердце навек сохраняя.Шествуй к ахейскому стану и сыну, богиня, поведай:Все божества на него негодуют; но я от бессмертныхБолее всех огорчаюсь, что он в исступлении гневаГектора возле судов, не приемлющий выкупа, держит.Если страшится меня, да немедля отпустит он тело.Я ж посылаю Ириду к Приаму царю с повеленьемВ стан мирмидонский идти к искуплению милого сына.Несть и дары Ахиллесу, приятные сердцу героя».Так произнес, – и ему покорилась Фетида богиня;Быстро помчалась, с вершины Олимпа высокого бросясь.Скоро достигла Пелидова стана; и в куще находитСына, печально стенящего; многие в куще герояОкрест его суетились друзья и готовили завтрак;Ими закланный лежал на помосте овен густорунный.Подле печального сына воссела почтенная матерь;Тихо ласкала рукой, вопрошала и так говорила:«Милое чадо, почто ты себе, и стеня и тоскуя,Сердце крушишь; не помыслишь о пище, ниже о покое?Но приятно с женой опочить и любви насладиться.Жить же недолго тебе; пред тобою, любезнейший сын мой,Близко стоит неизбежная Смерть и суровая Участь.Выслушай слово; его я тебе возвещаю от Зевса:Боги, он рек, на тебя прогневляются; он же, владыка,Более всех негодует, что ты в исступлении гневаГектора возле судов, не приемлющий выкупа, держишь.Выдай его, Ахиллес, и за тело прими искупленье».Ей отвечая, вещал быстроногий Пелид знаменитый:«Пусть предстает предлагающий выкуп, – и тело получит,Если решительно так заповедует мне Олимпийский».Тою порою, как матерь и сын у судов мирмидонскихМногие между собою вещали крылатые речи,Зевс посылал Ириду к Приамовой Трое священной:«Шествуй, Ирида крылатая, холмы оставив Олимпа;Весть в Илионе святом возвести Дарданиду Приаму:Пусть к искуплению сына идет к кораблям он ахейским,Пусть и дары он несет, чтоб смягчить Ахиллесово сердце.Но да единый, никем не сопутствуем, шествует старец;Токмо глашатай старейший да будет при нем, чтобы правитьМесками в быстром возу и вспять из ахейского станаМертвого ввезть в Илион, убиенного сильным Пелидом.Помысл о смерти и страх да не взыдет на сердце Приаму:Старцу такого пошлем мы сопутника, Гермеса бога;Он поведет и проводит, пока не представит к Пелиду;И, когда приведет он Приама пред очи героя,Рук на него не подымет Пелид, ни других не допустит:Он ни безумен, ни нагл, ни обыкший к грехам нечестивец;Он завсегда милосердо молящего милует мужа».Рек, – и с небес устремилась подобная вихрям Ирида;К дому Приама сошла; и нашла там вопль и рыданье.Окрест отца все сыны, на дворе пред хоромами сидя,Токами слез обливали одежды; в средине их старец,Ризой покрытый, лежал, обвивающей все его тело;Выю и голову персть покрывала державного старца,Коею сам он себя, пресмыкаяся в прахе, осыпал.Дщери его и невестки, в домах своих сидя, рыдали,Тех поминая и многих, и сильных защитников царства,Кои уже под руками ахейскими предали души.Быстрая вестница Зевса, приближася тихо к Приаму,Голосом тихим (но трепет объял Дарданидовы члены)Так говорила: «Дерзай, Дарданид, и меня не страшися!Я для тебя не зловещая ныне схожу от Олимпа,Нет, но душой доброхотная вестница Зевса тебе я:Он о тебе, и далекий, душою болит и печется.Выкупить Гектора тело тебе он велит, Олимпиец.Шествуй, неси и дары, чтоб смягчить Ахиллесово сердце;Но да никто из троян не сопутствует, шествуй один ты;Токмо глашатай старейший да будет с тобой, чтобы правитьМесками в быстром возу и вспять из ахейского станаМертвого ввезть в Илион, убиенного сильным Пелидом.Мысль же о смерти, ни страх тебе да не взыдет на сердце:Спутник такой за тобою последует, Гермес бессмертный;Гермес пойдет и проводит, пока не приблизит к Пелиду;И, когда он тебя представит пред очи героя,Рук на тебя не подымет Пелид, ни других не допустит:Он ни безумен, ни нагл, ни обыкший к грехам нечестивец;Он завсегда милосердо молящего милует мужа».Так говоря, отлетела подобная вихрям Ирида.Старец Приам повелел, чтоб немедля сыны снарядилиМуловый воз быстрокатный и короб к нему привязали.Сам же поспешно взошел в почивальню, терем душистый,Кедровый, с кровлей высокой, где много хранилось сокровищ;Призвал туда и Гекубу супругу и так говорил ей:«Бедная! мне олимпийская вестница Зевса явилась;Выкупить сына велела идти к кораблям мирмидонским;Несть и дары Ахиллесу, которые б сердце смягчили.Молви, супруга любезная, что ты о сем помышляешь?Сильно меня самого побуждает и сердце и думаНыне ж идти к кораблям и великому стану ахеян».Так говорил; зарыдала жена и ему отвечала:«Горе! погиб ли твой разум, которым в минувшее времяСлавился ты и у чуждых народов, и в собственном царстве?Хочешь один ты, старец, идти к кораблям мирмидонским?Мужу предстать перед очи, который и многих и сильныхНаших сынов умертвил? У тебя не железное ль сердце?В руки едва залучит, пред очами тебя лишь увидитСей кровопийца, неверный сей муж, милосерд он не будет;Он не уважит тебя! В отдалении лучше поплачем,В храмине сидя; такую, знать, долю суровая ПаркаВыпряла нашему сыну, как я несчастливца родила,Долю, чтоб псов он насытил, вдали от родных, пред очамиЛютого мужа, которого внутренность, если б могла я,Впившись в грудь, пожирать, отомстила б за то, что он сделалС сыном моим! Не как ратник бесчестный, мой Гектор убит им;Он за отечество, он за мужей и за жен илионскихБился, герой, ни о страхе в бою, ни о бегстве не мысля!»Cнова Гекубе ответствовал старец Приам боговидный:«Воле моей не противься, Гекуба, и в собственном домеПтицей зловещей не будь: отвратить меня не успеешь.Если бы дело такое внушал мне какой-либо смертныйЖрец, иль пророк илионский, или фимиамогадатель,Ложью почли бы мы то и с презрением, верно б, отвергли.Слышал богиню я сам, пред собою бессмертную видел;В стан я иду, и не тщетно мне будет вещание бога.Если ж назначил мне рок умереть пред судами ахеян,Рад! и пускай он меня, душегубец, зарежет, как скоро,Милого сына обнявши, рыданием сердце насыщу!»Так произнес, – и, поднявши красивые крыши ковчегов,Вынул из них Дарданион двенадцать покровов прекрасных,Хлен двенадцать простых и столько ж ковров драгоценных,Верхних плащей превосходных и тонких хитонов исподних;Злата, весами отвесивши, выложил десять талантов;Вынул четыре блюда и два светозарных тренога;Вынул и пышный сосуд, ему, как посланнику, древнийДар фракиян, драгоценность великая! даже и онойСтарец щадить не хотел: столь сильно пылал он душоюВыкупить милого сына. Но всех он троян приходившихГневный гонял от крыльца, и грозя и поносно ругая:«Прочь, проклятое племя презренное! Разве и домаМало печали у вас, что меня огорчать вы идете?Или вам радость, что старца Кронид поражает бедою,Гибелью сына храбрейшего? Скоро вы цену сей тратыСами узнаете; легче стократ, как не стало героя,Будете сами избиты ахеями! Я же, о боги,Прежде, нежели град разоренный и в прах обращенный —Трою святую – увижу, да скроюсь в обитель Аида!»Так говоря, прогонял их жезлом; от грозящего старцаВсе удалилися. Он же вскричал, сыновей порицая,Клита, Гелена, Париса, питомца богов Агафона,Паммона, Гиппофооя, Дейфоба вождя. Антифона,Храброго сына Полита и славного мужеством Дия;Грозно на сих сыновей и кричал и приказывал старец:«Живо, негодные дети, бесстыдники! Лучше бы всем вамВместо единого Гектора пасть пред судами ахеян!О, злополучный я смертный! имел я в Трое обширнойХрабрых сынов, и от них ни единого мне не осталось!Нет боговидиого Местора, нет конеборца Троила,Нет и тебя, мой Гектор, тебя, между смертными бога!Так, не смертного мужа казался он сыном, но бога!Храбрых Арей истребил, а бесстыдники эти остались,Эти лжецы, плясуны, знаменитые лишь в хороводах,Эти презренные хищники коз и агнцев народных!Долго ли будете вы снаряжать колесницу и в коробСкоро ли вложите все, чтобы мог я немедленно ехать?»Так говорил, – и сыны, устрашася угрозы отцовой,Бросились быстро и вывезли муловый воз легкокатный,Новый, красивый; и короб глубокий на нем привязали;Сняли с гвоздя блестящий ярем, приспособленный к мулам,Буковый, с бляхою сверху и с кольцами, слаженный хитро;Привязь яремную вместе с ярмом девятилоктевуюВынесли, ловко ярмо положили на гладкое дышлоВ самом конце и на крюк поперечный кольцо наложили;Трижды бляху ярма обмотали кругом; напоследокПрочее все обвязали, концы же узла подогнули.После, нося из покоев, на муловый воз легкокатный,Весь уложили за голову Гектора выкуп бесценный,Мулов в него запрягли возовозных, дебелокопытных,Некогда в дар подведенных владыке Приаму от мизов.Но к колеснице Приамовой вывели коней, которыхCам он с отменной заботой лелеял у тесаных яслей;Их в колесницу впрягали пред домом высоковершиннымВестник и царь, обращая в уме их мудрые думы.Тою порою приходит Гекуба, печальная сердцем;В правой руке царица вина, веселящего сердце,Кубок несла золотой, чтоб супруг, не возлив, не уехал;Стала она пред конями и так говорила Приаму:«Зевсу возлей, мой супруг, и молись, чтобы дал всемогущийВ дом от врагов возвратиться, когда уже смелое сердцеСтарца тебя, против воли моей, к кораблям устремляет.Так, помолися, Приам, чернотучному Кронову сыну,Богу, который от Иды на всю призирает Троаду.Птицы проси, быстрокрылого вестника, мощью своеюПервой из птиц и любезнейшей всех самому громовержцу;С правой страны чтоб слетела, и сам бы ее ты увидя,С верой в нее отошел к кораблям быстроконных данаев.Если ж тебе не пошлет своего посла громовержец,Буду тебя, мой супруг, убеждать и советом и просьбойВ стан не ходить к мирмидонянам, как ты ни твердо решился».Ей немедля ответствовал старец Приам боговидный:«Я твоего не отрину совета разумного: благоДлани к владыке богов воздевать, да помилует нас он».Рек, – и прислужнице ключнице дал повеление старецНа руки чистой воды возлиять; и прислужница быстроС блюдом в руках и с кувшином воды пред владыку предстала.Старец, руки омывши, кубок принял от супруги,Стал посредине двора и молился, вино возливая,На небо взор возводя; и, возвысивши голос, воскликнул:«Зевс, наш отец, обладающий с Иды, славнейший, сильнейший!Дай мне прийти к Ахиллесу угодным и жалостным сердцу;Птицу пошли, быстролетного вестника, мощью своеюПервую в птицах, любимую более всех и тобою;С правой страны ниспошли; да сходящую сам я увидя,С верой в нее отойду к кораблям конеборным данаев!»Так умолял, – и услышал его промыслитель Кронион;Быстро орла ниспослал, между вещих вернейшую птицу,Темного, коего смертные черным ловцом называют.Словно огромная дверь почивальни высоковершиннойВ доме богатого мужа, замком утвержденная крепким,Крылья орла таковы распростерлись, когда он явился,Вправе над Троею быстро парящий. Они лишь узрели,В радость пришли, расцвело упованием каждого сердце.С живостью старец взошел в колесницу свою и немедляКоней погнал от преддверья и гулких навесов крылечных.Мески пошли впереди под повозкой четыреколесной(Ими Идей управлял, благомысленный вестник); а сзадиБорзые кони, которых бичом Дарданид престарелыйГнал через город; его провожали все близкие сердцу,Плача по нем неутешно, как будто на смерть отходящем.Скоро, из замка спустяся, они очутилися в поле;Все провожавшие их возвратились печальные в Трою,Дети и сродники. Сами ж они не сокрылись от Зевса:В поле увидел он их и исполнился милости к старцу;И к любезному сыну, к Гермесу, так возгласил он:«Сын мой, Гермес! Тебе от богов наипаче приятноВ дружбу вступать с человеком; ты внемлешь, кому пожелаешь.Шествуй и Трои царя к кораблям быстролетным ахеянТак проводи, да никто не узрит и никто не узнаетСтарца в ахейских дружинах, доколе к Пелиду не придет».Так произнес, – и ему повинуется Гермес посланник:Под ноги вяжет прекрасную обувь, плесницы златые,Вечные; бога они и над влажною носят водою,И над землей беспредельною, быстро, с дыханием ветра;Жезл берет он, которым у смертных, по воле всесильной,Сном смыкает он очи или отверзает у спящих;Жезл сей прияв, устремляется аргоубийца могучий.Скоро он к граду троян и к зыбям Геллеспонта принесся;Полем пошел, благородному юноше видом подобный,Первой брадой опушенному, коего младость прелестна.Путники вскоре, проехав великую Ила могилу,Коней и месков своих удержали, чтобы напоить ихВ светлой реке; тогда уже сумрак спускался на землю.Тут, оглянувшися, Гермеса вестник Идей прозорливыйБлизко увидел, и так возгласил к Дарданиду владыке:«Взглянь, Дарданид! осторожного разума требует дело:Мужа я вижу; и мнится мне, нас он убить умышляет!Должно бежать; на конях мы ускачем; или, подошедши,Ноги ему мы обнимем и будем молить о пощаде!»Рек он, – и старцево сердце смутилося; он ужаснулся;Дыбом власы у него поднялися на сгорбленном теле;Он цепенея стоял. Эриуний приближился к старцу,Ласково за руку взял и вещал, вопрошая Приама:«Близко ль, далеко ль, отец, направляешь ты коней и месков,В час усладительной ночи, как смертные все почивают?Иль не страшишься убийствами дышащих, гордых данаев,Кои так близко стоят, неприязненны вам и свирепы?Если тебя кто увидит под быстрыми мраками ночи,Столько сокровищ везущего, что твое мужество будет?Сам ты не молод, и старец такой же тебя провожает.Как защитишься от первого, кто лишь обидеть захочет?Я ж не тебя оскорблю, но готов от тебя и другогоСам отразить; моему ты родителю, старец, подобен!»Гермесу бодро ответствовал старец Приам боговидный:«Все справедливо, любезнейший сын мой, что ты говоришь мне;Но еще и меня хранит покровительной дланьюБог, который дает мне такого сопутника встретить,Счастья примету, тебя, красотою и образом дивный,Редким умом одаренный; блаженных родителей сын ты!»Вновь Дарданиду вещал благодетельный Гермес посланник:«Истинно все и разумно ты, старец почтенный, вещаешь.Но скажи мне еще, и сущую правду поведай:Ты высылаешь куда-либо столько богатств драгоценныхК чуждым народам, дабы хоть они у тебя уцелели?Верно, объятые страхом, уже покидаете все вы Трою святую?Таков знаменитый защитник погибнул,Сын твой! В сражениях был он не ниже героев ахейских!»Гермесу быстро воскликнул старец Приам боговидный:«Кто ты таков, от кого происходишь ты, юноша добрый,Так мне прекрасно напомнивший смерть злополучного сына?»Старцу ответствовал вновь благодетельный Гермес посланник:«Ты испытуешь меня, вопрошая о Гекторе дивном.Часто, часто я сам на боях, прославляющих мужа,Гектора видел, и даже в тот день, как, к судам отразивши,Он побеждал аргивян, истребляя крушительной медью.Стоя вдали, удивлялись мы Гектору; с вами сражаться.Нам Ахиллес запрещал, на царя Агамемнона гневный.Я Ахиллесов служитель, в одном корабле с ним приплывший;Родом и я мирмидонец; родитель мой храбрый Поликтор;Муж и богатый и старец, как ты, совершенно маститый.Шесть у Поликтора в доме сынов, а седьмой пред тобою;Жребий меж братьев упал на меня, чтоб идти с Ахиллесом.Ныне осматривать поле пришел от судов я: заутраБоем на город пойдут быстроокие мужи ахейцы.Все негодуют они на долгую праздность; не могутБранного пыла мужей обуздать воеводы ахеян».Гермесу паки ответствовал старец Приам боговидный:«Ежели подлинно ты Ахиллеса Пелида служитель,Друг, не сокрой от меня, умоляю, поведай мне правду:Сын мой еще ль при судах иль уже Ахиллес быстроногийТело его рассеченное псам разметал мирмидонским?»Cтарцу ответствовал вновь благодетельный Гермес посланник:«Старец, ни псы не терзали, ни птицы его не касались;Он и поныне лежит у судов Ахиллеса, под кущей,Все, как и был, невредимый: двенадцатый день, как лежит онМертвый, – но тело не тлеет, к нему не касаются червя,Быстрые черви, которые падших в бою пожирают.Правда, его ежедневно, с восходом Денницы священной,Он беспощадно волочит вкруг гроба любезного друга;Но мертвец невредим; изумишься ты сам, как увидишь:Свеж он лежит, как росою умытый; нет следа от крови,Члена не видно нечистого; язвы кругом затворились,Сколько их ни было: много суровая медь нанесла их.Так милосердуют боги о сыне твоем знаменитом,Даже и мертвом: любезен он сердцу богов олимпийских».Рек он, – и старец, исполняся радости, быстро воскликнул:«Благо, мой сын, приносить небожителям должные дани!Гектор, – о если бы жил он! – всегда в благоденственном домеПомнил бессмертных богов, на великом Олимпе живущих;Боги за то и по смертной кончине его помянули.Но преклонися, прими от меня ты прекрасный сей кубокИ, охраняя меня, проводи, под покровом бессмертных,В стан мирмидонский, пока не приду к Ахиллесовой куще».Вновь Дарданиду ответствовал Гермес, посланник Зевеса:«Младость мою соблазняешь ты, старец, но я не склонюсяДара, какой предлагаешь мне, тайно принять от Пелида.Я уважаю Пелида и сердцем страшусь от герояДар похищать, чтобы после меня беда не постигла;Но с тобою сопутствовать рад я землею и морем;Рад я тебя проводить и до славного Аргоса града;И с таким путеводцем к тебе не приблизится смертный».Рек, и на царских коней в колесницу вскочил Эриуний;Быстро и бич и бразды захватил в могучие руки;Коням и мескам вдохнул необычную рьяность и силу,И когда принеслися ко рву и стене корабельной,Где незадолго над вечерей стражи ахеян трудились, —Всех их в сон погрузил благодетельный аргоубийца;Башни запор отодвинул, врата растворил и ПриамаВвез внутрь стены и за ним с дорогими дарами повозку.Но лишь предстали они к Ахиллесовой куще великой(Кущу царю своему мирмидонцы построили в станеКрепко из бревен еловых и сверху искусно покрылиМшистым, густым камышом, по влажному лугу набравши;Около кущи устроили двор властелину широкий,Весь оградя частоколом; ворота его запиралисьТолстым засовом еловым; трое ахеян вдвигали,Трое с трудом отымали огромный замок сей воротныйСильных мужей; но Пелид и один отымал его быстро) —Те благодетельный Гермес отверз перед старцем ворота,Ввез дары знаменитые славному сыну Пелея,Спрянул на дол с колесницы и так провещал к Дарданиду:«Бог пред тобою, о старец, бессмертный, с Олимпа нисшедший,Гермес: отец мой меня тебе ниспослал путеводцем.Я совершил и к Олимпу обратно иду; всенародноЯ не явлюсь Ахиллеса очам: не достойно бы былоБогу бессмертному видимо чествовать смертного мужа.Ты же иди и, вошед, обыми Ахиллесу колена;Именем старца родителя, матери многопочтенной,Именем сына моли, чтобы тронуть высокую душу».Так возгласивши, к Олимпу великому быстро вознессяГермес. Приам, с колесницы стремительно прянув на землю,Там оставляет Идея, дабы он стоял, охраняяКоней и месков; а сам устремляется прямо в обитель,Где Ахиллес находился божественный. Там ПелейонаСтарец увидел; друзья в отдаленье сидели; но двое,Отрасль Арея Алким и смиритель коней Автомедон,Близко стоя, служили; недавно он вечерю кончил,Пищи вкусив и питья, и пред ним еще стол оставался.Старец, никем не примеченный, входит в покой и, ПелидуВ ноги упав, обымает колена и руки целует, —Страшные руки, детей у него погубившие многих!Так, если муж, преступлением тяжким покрытый в отчизне,Мужа убивший, бежит и к другому народу приходит,К сильному в дом, – с изумлением все на пришельца взирают, —Так изумился Пелид, боговидного старца увидев;Так изумилися все, и один на другого смотрели.Старец же речи такие вещал, умоляя героя:«Вспомни отца своего, Ахиллес, бессмертным подобный,Старца, такого ж, как я, на пороге старости скорбной!Может быть, в самый сей миг и его, окруживши, соседиРатью теснят, и некому старца от горя избавить.Но, по крайней он мере, что жив ты, и зная и слыша,Сердце тобой веселит и вседневно льстится надеждойМилого сына узреть, возвратившегось в дом из-под Трои.Я же, несчастнейший смертный, сынов возрастил браноносныхВ Трое святой, и из них ни единого мне не осталось!Я пятьдесят их имел при нашествии рати ахейской:Их девятнадцать братьев от матери было единой;Прочих родили другие любезные жены в чертогах;Многим Арей истребитель сломил им несчастным колена.Сын оставался один, защищал он и град наш, и граждан;Ты умертвил и его, за отчизну сражавшегось храбро,Гектора! Я для него прихожу к кораблям мирмидонским;Выкупить тело его приношу драгоценный я выкуп.Храбрый! почти ты богов! над моим злополучием сжалься,Вспомнив Пелея отца: несравненно я жалче Пелея!Я испытую, чего на земле не испытывал смертный:Мужа, убийцы детей моих, руки к устам прижимаю!»Так говоря, возбудил об отце в нем плачевные думы;За руку старца он взяв, от себя отклонил его тихо.Оба они вспоминая: Приам – знаменитого сына,Горестно плакал, у ног Ахиллесовых в прахе простертый;Царь Ахиллес, то отца вспоминая, то друга Патрокла,Плакал, и горестный стон их кругом раздавался по дому.Но когда насладился Пелид благородный слезамиИ желание плакать от сердца его отступило, —Быстро восстал он и за руку старца простертого поднял,Тронут глубоко и белой главой, и брадой его белой;Начал к нему говорить, устремляя крылатые речи:«Ах, злополучный! много ты горестей сердцем изведал!Как ты решился, один, при судах мирмидонских явиться.Мужу пред очи, который сынов у тебя знаменитыхМногих повергнул? В груди твоей, старец, железное сердце!Но успокойся, воссядь, Дарданион; и как мы ни грустны,Скроем в сердца и заставим безмолвствовать горести наши.Сердца крушительный плач ни к чему человеку не служит:Боги судили всесильные нам, человекам несчастным,Жить на земле в огорчениях: боги одни беспечальны.Две глубокие урны лежат перед прагом Зевеса,Полны даров: счастливых одна и несчастных другая.Смертный, которому их посылает, смесивши, Кронион,В жизни своей переменно и горесть находит и радость;Тот же, кому он несчастных пошлет, – поношению предан;Нужда, грызущая сердце, везде пег земле его гонит;Бродит несчастный, отринут бессмертными, смертными презрен.Так и Пелея – дарами осыпали светлыми богиС юности нежной; украшенный выше сынов земнородныхСчастьем, богатством, владыка могучий мужей мирмидонских,Смертный, супругой богиню приял от руки он бессмертных.Бог и ему ниспослал злополучие: он не имеетВ доме своем поколения, сына, наследника царства.Cын у Пелея один, кратковечный; но я и донынеСтарца его не покою; а здесь, от отчизны далеко,Здесь я в Троаде сижу и тебя и твоих огорчаю.Сам ты, о старец, мы слышали, здесь благоденствовал прежде.Сколько народов вмещали обитель Макарова, Лесбос,Фригия, край плодоносный, а здесь – Геллеспонт бесконечный:Ты среди всех, говорят, и богатством блистал и сынами.Но, как беду на тебя ниспослали небесные боги,Около Трои твоей неумолкная брань и убийство.Будь терпелив и печалью себя не круши беспрерывной:Ты ничего не успеешь, о сыне печаляся; плачемМертвого ты не подымешь, но горе свое лишь умножишь!»Сыну Пелея ответствовал старец Приам боговидный:«Нет, не сяду я, Зевсов любимец, доколе мой ГекторВ куще лежит, погребенью не преданный! Дай же скорее,Дай сим очам его видеть! а сам ты прими искупленье:Мы принесли драгоценное. О, насладись им и счастливВ край возвратися родимый, когда ты еще позволяешьСтарцу мне бедному жить и солнца сияние видеть!»Грозно взглянув на него, говорил Ахиллес быстроногий!«Старец, не гневай меня! Разумею и сам я, что должноСына тебе возвратить: от Зевса мне весть приносилаМатерь моя среброногая, нимфа морская Фетида.Чувствую, что и тебя (от меня ты, Приам, не сокроешь)Сильная бога рука провела к кораблям мирмидонским;Нет, не осмелился б смертный, и младостью пылкой цветущий,В стан наш вступить: ни от стражей недремлющих он бы не скрылся,Ни засовов легко б на воротах моих не отдвинул.Смолкни ж, и более мне не волнуй ты болящего сердца;Или страшись, да тебя, невзирая, что ты и молитель,В куще моей я не брошу и Зевсов завет не нарушу».Так говорил; устрашился Приам и, покорный, умолкнул.Сын же Пелеев, как лев, из обители бросился к двери:Но не один, за царем устремилися два из клевретов,Сильный Алким и герой Автомедон, которых меж друговБолее всех Пелейон почитал, по Патрокле умершем.Быстро они от ярма отрешили и коней и месков;В кущу ввели и глашатая старцева; там посадившиМужа на стуле, поспешно с красивого царского возаСобрали весь многоценный за голову Гектора выкуп;Две лишь оставили ризы и тонкий хитон хитротканый,С мыслью, чтоб тело покрытое в дом отпустить от Пелида.Он же, вызвав рабынь, повелел и омыть, и мастямиТело намазать, но тайно, чтоб сына Приам не увидел:Он опасался, чтоб гневом не вспыхнул отец огорченный,Сына узрев, и чтоб сам он тогда не подвигнулся духомСтарца убить и нарушить священные Зевса заветы.Тело рабыни омыли, умаслили мастью душистой,В новый одели хитон и покрыли прекрасною ризой;Сам Ахиллес и поднял, и на одр положил Приамида, —Но друзья совокупно на блещущий воз положили.Он же тогда возопил, именуя любезного друга:«Храбрый Патрокл! не ропщи на меня ты, ежели слышишьВ мрачном Аиде, что я знаменитого Гектора телоВыдал отцу: не презренными он заплатил мне дарами;В жертву тебе и от них принесу я достойную долю».Так произнес – и под сень возвратился Пелид благородный;Сел на изящно украшенных креслах, оставленных прежде,Против Приама стоявших, и слово к нему обратил он:«Сын твой тебе возвращен, как желал ты, божественный старец;Убран лежит на одре. С восходом Зари возвращаясь,Сам ты увидишь его; но теперь мы о пище воспомним.Пищи забыть не могла и несчастная матерь Ниоба,Матерь, которая разом двенадцать детей потеряла,Милых шесть дочерей и шесть сыновей расцветавших.Юношей Феб поразил из блестящего лука стрелами,Мстящий Ниобе, а дев – Артемида, гордая луком.Мать их дерзала равняться с румяноланитою Летой:Лета двоих, говорила, а я многочисленных матерь!Двое сии у гордившейся матери всех погубили.Девять дней валялися трупы; и не было мужаГробу предать их: в камень людей превратил громовержец.Мертвых в десятый день погребли милосердые боги.Плачем по них истомяся, и мать вспомянула о пище.Ныне та мать на скалах, на пустынных горах Сипилийских,Где, повествуют, богини покоиться любят в пещерах,Нимфы, которые часто у вод Ахелоевых пляшут, —Там, от богов превращенная в камень, страдает Ниоба.Так, божественный старец, и мы помыслим о пище.Время тебе остается оплакать любезного сына,В Трою привезши; там для тебя многослезен он будет».Рек – и, стремительно встав, Ахиллес белорунную, овцуСам закалает; друзья, обнажив и опрятав, как должно,В мелкие части искусно дробят, прободают рожнами,Ловко пекут на огне и готовые части снимают.Хлеб между тем принесши, поставил на стол АвтомедонВ пышных корзинах; но брашно делил Ахиллес благородный.Оба к предложенным яствам питательным руки простерли.И когда питием и пищей насытили сердце,Долго Приам Дарданид удивлялся царю Ахиллесу,Виду его и величеству: бога, казалось, он видит.Царь Ахиллес удивлялся равно Дарданиду Приаму,Смотря на образ почтенный и слушая старцевы речи.Оба они наслаждались, один на другого взирая;Но наконец возгласил к Ахиллесу божественный старец:«Дай мне теперь опочить, Зевесов любимец! позволь мнеСном животворным хоть несколько в доме твоем насладиться.Ибо еще ни на миг у меня не смыкалися очиС дня, как несчастный мой сын под твоими руками погибнул;С оного дня лишь стенал и несчетные скорби терпел я,Часто в оградах дворовых по сметищам смрадным валяясь.Ныне лишь яствы вкусил и вина пурпурового нынеПринял в гортань; но до этой поры ничего не вкушал я».Так говорил; Ахиллес приказал и друзьям и рабынямСтлать на крыльце две постели и снизу хорошие полстиБросить пурпурные, сверху ковры разостлать дорогиеИ шерстяные плащи положить, чтобы старцам одеться.Вышли рабыни из дому с пылающим светочем в дланях;Скоро они, поспешившие, два уготовали ложа.И Приаму шутя говорил Ахиллес благородный:«Спи у меня на дворе, пришелец любезный, да в дом мойВдруг не придет кто-нибудь из данаев, которые частоВместе совет совещать в мою собираются кущу.Если тебя здесь кто-либо в пору ночную увидит,Верно, царя известит, предводителя воинств Атрида;И тогда замедление в выкупе мертвого встретишь.Слово еще, Дарданид; объяснися, скажи откровенно:Сколько желаешь ты дней погребать знаменитого сына?Столько я дней удержуся от битв, удержу и дружины».Сыну Пелея ответствовал старец Приам боговидный:«Ежели мне ты позволишь почтить погребением сына —Сим для меня, Ахиллес, величайшую милость окажешь.Мы, как ты знаешь, в стенах заключенные; лес издалекаДолжно с гор добывать; а трояне повергнуты в ужас.Девять бы дней мне желалось оплакивать Гектора в доме;Гробу в десятый предать и пир похоронный устроить;В первый-на-десять мертвому в память насыпать могилу;Но в двенадцатый день ополчимся, когда неизбежно».Старцу ответствовал вновь быстроногий Пелид благородный:«Будет и то свершено, как желаешь ты, старец почтенный.Брань прекращаю на столько я времени, сколько ты просишь».Так произнес Ахиллес – и Приамову правую рукуЛасково сжал, чтобы сердце его совершенно спокоить.Так отпустил; и они на переднем крыльце опочили,Вестник и царь, обращая в уме своем мудрые думы.Но Ахиллес почивал в глубине крепкостворчатой кущи,И при нем Брисеида, румяноланитая дева.Все, и бессмертные боги, и коннодоспешные мужи,Спали целую ночь, усмиренные сном благодатным.Гермеса токмо заботного сон не осиливал сладкий,Думы в уме обращавшего, как Дарданида ПриамаВывесть из стана, привратным незримого стражам священным.Став над главою Приамовой, так возгласил Эриуний:«Ты не радишь об опасности, старец, и так беззаботноСпишь у враждебных мужей, пощаженный Пелеевым сыном!Многие дал ты дары, чтобы выкупить мертвого сына;Но за живого тебя троекратной ценою заплатятДети твои, у тебя остающиеся, если узнаетЦарь Атрейон о тебе и ахейцы другие узнают».Так провещал; ужаснулся Приам и глашатая поднял.Гермес мгновенно запряг им и коней, и месков яремных;Сам через стан их быстро прогн