Многогранники - Способина Наталья "Ledi Fiona"
Роман прикрыл глаза ладонью. Было стыдно и смешно, а еще очень приятно, что у них уже есть свое прошлое, пусть даже такое позорное.
— Надевай толстовку. Не май месяц, — строго произнесла Маша, и Роман подумал, что таким же тоном Маша порой разговаривает с Волковым. Как к этому относиться, он пока не решил.
Их родители тем временем вели весьма неприятную беседу, и Роман с Машей, не сговариваясь, решили не приближаться к линии фронта. Ирина Петровна стояла, сложив руки на груди, и выглядела такой непримиримой, что Роману стало искренне жаль отца.
Глядя на то, как отец засунул руки в карманы деловых брюк, чего категорически не разрешал делать Роману, если они выходили куда-то вместе, потому что это — моветон, Роман подумал, что дело все же не в них с Машей. Они стали катализатором, но и без этого их родителям было что сказать друг другу.
— Ты уверен, что остаться в Москве — хорошая идея? — подала голос Маша, также наблюдавшая за экспрессивной беседой взрослых.
— Я уверен в обратном, — со вздохом ответил Роман, думая, что отец еще не раз припомнит ему этот день.
Маша вдруг взяла его под локоть и прижалась щекой к его плечу, и Роман, несмотря на усталость, расправил плечи.
До финала этой истории было еще очень далеко, но ему хотелось верить, что финал этот будет счастливым.
Глава 30
Сможем смириться с собой и со всеми.
Пока Ляльке делали МРТ, Димка до крови обгрыз заусенец на большом пальце. А ведь казалось, что он отвык от этой привычки за последние годы. Бахилы раздражающе шуршали, стоило ему хоть чуть пошевелиться, подсохшая на джинсах грязь выглядела в больничном коридоре вызывающе, и Димка каждую минуту ждал, что его попытаются отсюда выдворить. Однако приветливая медсестра, несколько раз подходившая к нему, чтобы спросить, не нужно ли ему что-нибудь, ничего по поводу грязи не говорила.
Потом Ляльку без объяснений отвезли в просторную палату, где на столике стояли живые цветы. Димка обратился к медсестре с вопросом о результатах, но та только мило улыбнулась в ответ и сказала, что доктор все объяснит чуть позже. Лялька свернулась клубочком на кровати, а Димка подтащил к кровати стул и сел рядом. В висках ныло, и жутко хотелось пить.
— Ты чего-нибудь хочешь? — спросил Димка сестру.
Лялька молча покачала головой. Димка неловко подоткнул ей одеяло. У мамы это получалось намного лучше. Сглотнув, он посмотрел на Лялькину макушку. Сейчас отсутствие мамы чувствовалось особенно остро. Он понимал, что нужно что-то сказать, как-то расшевелить сестру, чтобы ее опять не утянуло в болото молчания и полной оторванности от реальности, но в его голове было пусто, а в груди ныло от сочувствия: ему самому хотя бы было уже пятнадцать, когда пропали родители.
Время тянулось медленно. Лялька дышала так тихо, что Димку несколько раз накрывало паникой. Вскоре пришла медсестра и прикатила на каталке какую-то медицинскую фиговину. С улыбкой пояснила, что доктор назначил Ляльке ингаляции и Димке нужно подписать разрешение на проведение процедур. И тут Димку прорвало. Он выпустил Лялькину ладонь, бросив сестре «сейчас вернусь», ухватил медсестру за локоть и потянул ее к выходу.
— Молодой человек… — Может быть, в ее голосе и не было кокетства, но Димке оно послышалось.
— На выход, — процедил он сквозь зубы и почти силой выпихнул медсестру из палаты.
— Что вы себе позволяете? — воскликнула та, вырывая руку из его хватки.
Никакого намека на кокетство в ее тоне больше не было.
— Мы здесь уже сорок пять минут, — стараясь говорить спокойно, произнес Димка. — Я до сих пор не видел врача. Мне никто не объяснил, что с моей сестрой.
— Врач объяснит, когда будет нужно. — Дружелюбием с ее стороны больше не пахло.
— Я не позволю проводить с ней какие-либо процедуры, пока не буду понимать, что они необходимы.
— Да неужели вы думаете…
Димка скрипнул зубами. Ему дико не хотелось привлекать дядю Лёву, но если так пойдет дальше…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})— Потому что каждая процедура — это статья дохода вашей клиники, — терпеливо пояснил он.
Дверь в палату бесшумно открылась, и на пороге появилась Лялька. В выданной здесь ночной рубашке в мелкий фиолетовый цветочек она выглядела лет на десять.
— Дима, — негромко сказала она, — не нервничай, ладно?
Не веря своим ушам, Димка бросился к ней и подхватил на руки, наплевав на то, что на него смотрят медсестра, пожилая женщина, мывшая неподалеку полы, еще кто-то, высунувшийся из соседней палаты посмотреть на назревающие разборки.
— Лялька, — счастливо прошептал он. — Лялька!
— Не нервничай, — повторила Лялька, очень серьезно глядя на него сверху вниз, и попыталась пригладить ему волосы. — Вдруг опять мигрень? Нас же тогда домой не отпустят.
Димка поставил ее на пол и кивнул:
— Я не буду. Обещаю.
Когда он обернулся к медсестре, той уже и след простыл.
— Ляль, ты пока побудь в палате. Я с врачом переговорю.
Лялька медленно кивнула и попросила:
— Спроси у него, когда домой можно, хорошо?
— Ага.
Димка завел Ляльку в палату и, только убедившись, что она легла на кровать, пошел на поиски врача. Оставлять сестру одну не хотелось до дрожи в животе. Казалось, что она снова может пропасть. Поэтому, дойдя до лестницы, он малодушно вернулся к палате и остановился у двери. Женщина, мывшая пол, добралась до этой части коридора, и Димка собрался было вернуться в палату, чтобы не мешать, как та вдруг обратилась к нему:
— Ну что ты расшумелся? Веронику зря обидел.
— Извините, — смутился Димка и зачем-то начал оправдываться: — Мы здесь уже долго, а мне до сих пор не сказали, что с ней.
— А ты ей кто? Кавалер? — усмехнулась старушка. Впрочем, по-доброму.
— Брат я ей, — неожиданно для самого себя вполне мирно пояснил Димка.
— Ну вот и подожди, брат. Родители подъедут, Марат Валерьевич все и объяснит, чтобы по десять раз язык не бить.
— Не подъедут они, — ответил Димка и вдруг почувствовал, что жутко устал. Будто в нем внезапно кончился заряд. Прислонившись спиной к стене, он съехал вниз и уселся на еще не вымытый пол. — Они пропали без вести три года назад. А дядя наш в другом городе и вернется только через неделю.
Он и сам не знал, зачем все это рассказывает. Просто вдруг стало так тошно, что держать лицо не осталось никаких сил. Женщина долго молчала, а потом отставила швабру, стащила резиновые перчатки и, подойдя к Димке, потрепала его по торчащим в разные стороны волосам:
— Ну ничего, — сказала она и добавила совершенно бессмысленную фразу, которую Димка слышал раз сто за последние три года: — Наладится все. Вот сейчас Вероника за Маратом Валерьевичем сходит, он все тебе расскажет. Он доктор толковый. Лишнего не назначит. Не тревожься за девочку. Ну-ну, будет уже. Хватит.
Димка не сразу понял, почему она говорит последние слова, и, только шмыгнув носом так, что стало слышно во всем коридоре, обнаружил, что снова плачет. В который раз за сегодняшний день. Прижав к глазам кулаки, он постарался успокоиться. Нельзя же. Крестовский просил Ляльку не пугать. Но ничего не получалось: слезы текли и текли, и остановиться Димка не мог.
Старушка куда-то ушла и вернулась со стопкой одноразовых бумажных полотенец.
Димка кивнул в знак благодарности и принялся утираться, но слезы никак не желали останавливаться. Женщина склонилась над ним и гладила его по волосам, что-то приговаривая ласковым тоном, а он бормотал:
— Вы только Ляльке не говорите, что я тут раскис… Я сейчас успокоюсь…
Сколько он так рыдал, Димка не знал. Медсестра успела вернуться, приведя с собой невысокого моложавого мужчину в зеленом медицинском костюме.
— Мальчику что-нибудь давали? — услышал Димка.
— Не назначали, — по-деловому ответила медсестра.
— Марат Валерьевич! — старушка кивнула куда-то в сторону, и доктор отошел с ней.
Димка про себя удивился тому, что доктор с такой готовностью ушел за уборщицей.