Рози Томас - Дверь в никуда
– Я собираюсь выставить его на продажу. – Зеленые створки ворот распахнулись, скрипнув при этом, как когда-то приветствовали Энни, возвращавшуюся из школы.
– Может быть, это и правильно, – сказал Филипп. – Дом стал слишком большим.
Они вошли, а Энни задержалась у входа. За своей спиной она слышала, как подъезжают другие автомобили, раздавались приглушенные, тихие голоса. Энни посмотрела надверной молоточек из латуни, который Тибби обычно тщательно начищала, на окна, слегка запыленные, и от того тусклые.
«Это же только дом» – пыталась утешить себя она. И все же он был чем-то больше. Для Тибби это была тщательно обустроенная респектабельная святыня, место поклонения той семейной жизни, которая уже давным-давно пришла в упадок. В конечном итоге, это было смыслом существования ее матери, и вот теперь дом должны будут продать, а новые владельцы будут смеяться над его старомодным убранством.
Мартин подождав ее у дверей, подошел к ней и взял под руку.
– Без Тибби это уже совсем другой дом, – сказал он, стараясь утешить жену.
– Знаю, – ответила она и спустя мгновение прошептала: – Как жаль! Для меня это такая потеря!
Они вошли в дом.
Энни делала то, что от нее ожидалось, то же, что в свое время делала ее мать. Она приветствовала старых друзей и обменивалась с ними печальными вежливыми улыбками, предлагала гостям холодные закуски, разливала по бокалам белое вино и передавала его желающим. А потом, когда наступило небольшое затишье, поднялась наверх в спальню матери.
Энни присела на краешек кровати, и ровная светлая поверхность покрывала сразу же захрустела под ней своей накрахмаленной тканью. Потом она встала, подошла к встроенному стенному шкафу, немного подождав, открыла зеркальные дверцы, посмотрела на одежду матери, аккуратно развешанную на вешалках, еле сдерживая слезы, глянула на туалетный столик, на старомодные стеклянные флакончики с любимыми духами Тибби, осторожно взяла в руки один из них…
И вот, пока Энни стояла и смотрела на материнскую комнату в ее голове все громче и громче, все настойчивей зазвучал голос. Сердце гулко забилось в груди.
СТИВ! СТИВ!
Она поставила флакон с духами на столик и решительно подошла к телефону, стоявшему на тумбочке рядом с кроватью Тибби. Энни набрала номер Стива, опять выслушала объявление автоответчика, и тепло от звуков голоса любимого снова разлилось по ее телу…
В этот раз она назвала свое имя и, подумав, добавила несколько слов.
Стив вернулся домой раньше, чем обычно. Он провел ленч с одним парнем из рекламной компании, которого он терпеть не мог, и теперь у него было отвратительное настроение. Поэтому, а также для того, чтобы как-то убить время он напился, и вот теперь он сидел в комнате, наблюдая, как от солнца остается один краешек, и день угасает, оставляя ему головную боль и мерзкий, металлический привкус во рту.
Квартира, где он сидел, выглядела голой и заброшенной. Он зашвырнул куртку на спинку дивана, встал и пошел в кухню, чтобы приготовить себе еще выпить. Затем, с полным стаканом виски в руке он вернулся, подошел к столу и нажал кнопку автоответчика.
И вдруг, в первую секунду, когда Стив услышал ее голос, он еще не был уверен в том, что это голос ему не послышался. Так уже ни раз случалось с ним в то время, когда он еще надеялся, что Энни ему позвонит, Но сейчас он уже не ждал от нее звонка. Энни, конечно, ушла навсегда. И вот, наконец!
Стив нажал на кнопку и перемотал пленку, чтобы прослушать еще раз. Голос Энни не исчез. Она была здесь, говорила с ним, ее голос звучал так невыносимо близко.
– Это Энни, – сказала она. Затем была пауза, и Стив увидел Энни совершенно отчетливо, вплоть до малейших черточек ее лица. Она торопливо заговорила.
– Я хочу увидеть тебя… Еще ведь не очень поздно, правда? Скажи, что не поздно…
И все.
Стив закрыл глаза. Холодное виски приятно жгло язык. Сделав глоток, Стив улыбнулся. Улыбка была вымученной, но он больше не колеблясь, уверенно набрал памятные ему цифры. Она оказалась дома. Как только он услышал знакомый голос, понял, что любит ее даже больше, чем раньше.
– Спасибо, что позвонил, – тихо сказала она.
– Что случилось, Энни?
– Моя мать умерла несколько дней назад.
– Поверь, мне так жаль.
Энни повернулась спиной к кухне и уперлась лбом в стену.
– Дело не в этом, – сказала она, – Стив, ведь ничего не окончилось, правда? То, как мы расстались…
– Да, – спокойно ответил он, – ничего не кончилось.
– Я хочу тебя снова увидеть… – Взгляд Стива упал на мокрые круги, оставленные стаканом на столе, на край неубранной кровати, видной в открытую дверь спальной.
– Я собираюсь уехать на несколько дней. Ты поедешь со мной? – Он даже на расстоянии почувствовал радость, охватившую Энни.
Без промедления она ответила:
– Да! О, да! Я поеду…
Мартин с мальчиками были в саду. Энни увидела их в окно, когда торопливо снимала с полки и запихивала в сумочку коробочки и баночки с косметикой. Она замерла у окна, и опущенные жалюзи отделяли ее от детей и мужа непреодолимым барьером. Ей было очень тяжело, во рту пересохло, сердце гулко колотилось в груди. Энни резко отвернулась, чтобы не видеть склоненные головы сыновей и сутулые плечи Мартина.
Она в тот же вечер сказала мужу, что разговаривала со Стивом. Дети уже спали, и весь дом затих, как будто в ожидании чего-то, что должно было сейчас произойти. Она говорила и знала, что эти слова уже не нужно смягчать. Мартин несколько мгновений сидел, склонив голову, потом посмотрел ей в лицо. Энни увидела, что он не удивился и не разозлился. Ей внезапно захотелось упасть перед ним, закрыть лицо его ладонями. Но она осталась неподвижной.
– Ты вернешься? – наконец спросил он ее. Энни ясно поняла, что в своем непреодолимом влечении к Стиву, она была поглощена только своей тоской. Весь ужас, вся двойственность ее положения с новой силой нахлынули на нее. Невозможно было думать о том, чтобы бросить детей и мужа и невозможно остаться и забыть Стива. Ничего уже нельзя было изменить.
«Господи, что я делаю?»
– Я не знаю. Да… Не знаю…
– Когда ты к нему пойдешь?
Она сказала, и Мартин отсутствующе кивнул.
– Если ты все-таки вернешься, мы будем тебя ждать. Я и дети.
У нее к горлу подступил комок, она что-то пробормотала в ответ, повернулась и выбежала из комнаты.
Утром она стала вынимать из шкафа свои вещи и складывать их в сумку. С мужем она больше ни о чем не говорила, и только одна мысль неотвязно звучала в ее голове: Что я делаю? Зачем я это делаю? И вот теперь, увидев через оконное стекло в саду до боли знакомые фигуры детей и мужа, она снова почувствовала, как отчаяние холодной дрожью пробегает по телу.
