Вера Кауи - Найди меня
– Я училась на медсестру, когда это ремесло было совсем не похоже на сегодняшнее, когда все отдано машинам. Тогда медсестра была непосредственно связана с пациентом, безотлучно находилась при нем целыми сутками. Я многого нагляделась, видела людей в их самых низменных проявлениях. Когда я завела свою детскую «ферму», мне пришлось познакомиться с еще более потрясающими типами человеческого поведения. Сегодня, когда я прикована к своей коляске, я читаю газеты, смотрю телевизор и убеждаюсь, что человеческая порода не изменилась. И никогда не изменится. Пока существуют люди на земле. И наблюдать за этим очень забавно. – Она улыбнулась. – А теперь, в честь нашей встречи… передай-ка мне этот колокольчик.
Когда Мэгги вошла в гостиную на Саут-стрит, Конни с облечением сказала:
– Слава Богу! Звонил Барт. Приедет вечером. С адресом. А ты где была?
– Навещала старого друга. Теперь хочу повидать еще одного.
– Но ты разве не слышала? Барт возвращается! Ты с утра на стенку лезла из-за того, что его нет, а теперь, когда он на пути сюда, собираешься уезжать. В чем дело?
– Мне надо кое с кем повидаться, прежде чем я встречусь с Бартом.
– Но, насколько я знаю, он как раз выслеживал персону, которую ты хотела видеть?
– Объясню потом.
– И когда же?
– Пока не знаю. Но завтра вечером у меня спектакль, так что долго ждать не заставлю. Я позвоню тебе.
– Надеюсь.
Мэгги попросила Конни вызвать такси и через двадцать минут уехала.
В половине пятого поезд, на котором ехала Мэгги, прибыл в Лидс. Такси дожидалось ее возле вокзала. У входа в здание она купила охапку цветов и села в машину, велев ехать в Йетли.
Со времени похорон Мэгги помнила, что могила Грейс Кендал и ее родителей находилась в старой части кладбища, у стены, под черным гранитом, на котором были выгравированы имена всех троих. Грейс Амелия Кендал. 1922–1982. Внизу было написано: «Их соединила смерть».
Как хорошо верить в такие вещи, подумала Мэгги. Многие считают смерть началом новой, настоящей жизни. Но я уверена, что наша земная жизнь – единственная и последняя, и все, что мы успеем в ней, с нами и пребудет, и никакой другой жизни в обмен на добродетельное поведение не последует.
Цветы Мэгги положила прямо на могильный камень. Она купила несколько букетов роз, гвоздик, ирисов, маргариток, тюльпанов, и их пестрота торжествовала над чернотой могильной плиты. В школе мисс Кендал всегда ставила цветы в вазочку на столе. Ее любимыми цветами были фрезии, но сейчас для них был не сезон.
Отступив на шаг назад, Мэгги чуть не упала, наткнувшись на старика, который стоял позади нее.
– Простите, я не видела вас.
– Да-да, вы задумались. – Он кивнул на могилу. – Вы, наверное, были ее ученицей?
Старик говорил с местным акцентом. Она вспомнила свое детство. Когда-то и она так говорила.
– Да.
– Хорошая она была, Грейс Кендал. Двух моих дочек учила.
Старик был очень почтенного возраста, почти такой же старый, как деревья над могилами, и такой же согнутый. Он был похож на садового гнома, побитого жизнью и утратившего свою яркость. Он тяжело опирался на резную палку. Выцветшие голубые глаза, огромные и круглые, как у совы, за толстыми стеклами очков, с добрым любопытством смотрели из-под козырька на Мэгги.
– Нечасто доводится видеть людей возле этой могилы, – сказал он. – Некому особо приходить – кто разъехался, а кто сам тут покоится неподалеку. – Он откашлялся. – Я пришел на женину могилу, но как прихожу сюда, обязательно заглядываю и на могилу Кендалов. И к другим захожу, кого знал. Да, Грейси Кендал была такой учительницей, каких теперь не встретишь. Настоящая. Да нынче и не уважают учителей-то – они ничем от других не отличаются. Их и от учеников не отличишь. Длинные волосы, джинсы. И школы все одинаковые. «Общедоступные»! Никакой дисциплины. Дети творят чего хотят… А вы родителей приехали навестить?
– Нет, их нет в живых.
– У меня почти все знакомые перемерли. И мне скоро сюда дорога. Ходить тяжело. Выбираюсь сюда раз в неделю, перед тем, как в церковь идти. В гору надо взбираться, мне не под силу. Приходится на автобусе ездить…
Мэгги поняла намек.
– Позвольте вас подвезти? У меня за воротами машина.
– Очень любезно с вашей стороны.
– А в какую церковь вы ходите?
– На Брауто-роуд. Это…
– … церковь конгрегации детей Господа.
– Вы знаете? – Его голос прозвучал удивленно и с ноткой подозрительности. Конгрегационная церковь не пользовалась доброй славой среди представителей других конфессий.
– Я в школе училась с одной девочкой, которая туда ходила. У нее родители были очень верующие.
– А как их звали?
– Их фамилия была Хорсфилд, – сказала Мэгги.
– Как, Альфред и Мэри?
У Мэгги засосало под ложечкой.
– Вы их знаете?
– Как не знать! Еще с тех пор, как Альфред присоединился к нашей церкви, до войны. Они там и с Мэри познакомились. Я у них и на свадьбе гулял, и на его похоронах был.
– Я и не знала, что он умер, – сказала Мэгги, нисколько не опечаленная этой новостью.
– Уж десять лет как помер. Рак.
– А миссис Хорсфилд?
– А, Мэри жива-здорова. Очень активно трудится в церкви, как всегда. Вера для нее все. Ни одной службы не пропускает. И сегодня придет.
Мэгги закашлялась.
– Я знавала их дочку, Мэри Маргарет.
– А, ну да, она училась тут почти тридцать лет на-зад. Девочка плохо кончила. Убежала как-то в субботу, когда должны была на работу идти, больше о ней не слыхали. Никто не знает, что с ней сталось. Но ежели вы с ней учились, вы это помните.
– Да. Я ее очень хорошо помню.
– Очень была неприятная история. Но – дурную траву с поля вон. Она все-таки была дитем греха.
– Но мне казалось, что ее родители были людьми богобоязненными.
– Ваша правда. Других таких и не сыскать. А ребенок дурной был. Мэри эта самая, Маргарет. Она ведь не их дочка-то.
Они двигались к воротам черепашьим шагом, Мэгги приноравливалась к походке своего спутника, едва тащившего ноги. Но на этих словах она остановилась как вкопанная.
– То есть как не их дочка?
– Неродная. Найденыш.
Старик заметил, как сильно поразили ее его слова, и, посмотрев на нее, удовлетворенно хмыкнул.
– Удивились, да? Это держалось в строгой тайне. Об этом знали только члены нашей общины. Девочку нашли на ступеньках церкви. Альфред Хорсфилд и нашел, когда шел открывать церковь в воскресное утро. Крохотная она была, дней десяти от роду. Мы так и не узнали, кто ее родители. Понятно, кто-то издалека, не из наших мест. Кто-нибудь из этого отребья, что в больших городах обретается, в Лидсе или Брэдфорде.
– Но зачем же Хорсфилды ее взяли? Они ведь не очень молоды были, как я помню? – проговорила Мэгги, стараясь не выдать своего волнения.
