Измена. Закрывая гештальты - Дора Шабанн
Но мама знает как надо.
То, что она мне организовала и доставку, и информационное сопровождение, несмотря на собственный внутренний протест — высший пилотаж вообще.
Да, было больно, горько, страшно и обидно, но сейчас ясно — к лучшему. Надо было пройти этой дорогой позора, оборвать и убить в себе все живучие ростки губительного чувства, перечеркнуть не самым приличным (но очень приятным) способом возможность вернуть все назад, чтобы понять через полгода — все прах и тлен. Пыль под моими ногами более достойна внимания, чем Сеня.
Из-за этой дурацкой несчастной первой любви в жизни моей произошло столько занимательного. И поступила куда хотела, и за границу учиться поехала, и матери счастливую личную жизнь организовала. Случайно.
Глядя в телефон, где в мессенджере висело 5 непрочитанных от Кирилла и одно от Кота, я выбирала — с кого начать.
Ну, разумнее с брата, конечно.
Кот: «Лер, маме несколько нехорошо. Встретим тебя мы с Кириллом Андреевичем»
О, интрига.
Лера: «Что с мамой?»
Братишка откликается сразу:
Кот: «Да тут опять баб Алена звонила, и отец приезжал. Они с Глебом несколько не сошлись во мнениях. Мать на нервах и с давлением слегла. Все в панике носятся вокруг. Жопа полная»
Да, отец знает, как испортить маме жизнь. Как будто это она виновата, что он остался без средств. И без самоуважения.
Лера: «И что там у вас сейчас?»
Кот: «Цирк. Отец меня уговаривал на маму повлиять. Чтобы она в Питер вернулась. Или хоть квартиру Новгородскую продала. Она сказала, что квартира наша с тобой. Жди — будет тебя обрабатывать теперь»
А, так вот к чему эти пропущенные от него. Обидно.
Почему мужчины, которым ты веришь, так часто и сильно тебя разочаровывают? Обижают? Предают?
Ведь вроде бы для себя приняла, что для отца ничего не значишь, но больно все равно.
Очень больно.
Хотя живя здесь, в солнечном свете, окруженная иной культурой и философией, я узнала и поняла много интересного. Про себя. Про людей. Про мир.
И решила: буду счастливой. Несмотря ни на что.
Наплевав на чужое мнение, собственный горький и болезненный опыт, обстоятельства, которые, кажется, категорически против… нас.
И если он все еще…
— Лер, ты уже в порту? Все нормально с документами? С багажом? Все по плану? — в этом весь Кирилл.
Всегда озадачивает меня массой вопросов, а пока я подробно отвечаю, заваливает комплиментами, новостями и собственной радостью.
Но так здорово садиться в самолет услышав:
— Жду тебя, вредная зазнайка. Девочка моя, часы до встречи считаю. Неужели, уже завтра увижу? Скучаю дико.
Пусть все хором твердят, что он бабник и гуляка, что поматросит и бросит. Пусть. Он честно ждал меня четыре месяца. Думаю, что месяц счастья я заслужила?
А там –уж как жизнь повернется.
Я хочу быть счастливой!
— И я буду! — решительно говорю себе, выходя из зоны досмотра в родном «Пулково».
Первое, что я вижу — огромный букет алых, почти бордовых роз. Маме такие ведрами возили. От Сергея Владимировича.
За букетом внезапно обнаруживается Арсений.
«Какой сюрприз, бл*», — говорит Кот, когда мама не слышит.
Кстати, а вот и он — стоит в стороне и снимает на телефон внезапную встречу. И не предупредил ведь, паршивец.
Сеня шагает ко мне, протягивает букет. А то, что у меня в руках сумка и чемодан его не смущает.
Молодец какой, да.
Но тут рядом возникает Кирилл и перехватывает мои вещи. Легкий поцелуй в висок бодрит.
Но не так, как внезапное от Сени:
— Да, я виноват, но этот… бабник, бл*дун, как ты могла?
Какие речи, а?
— Ох, Арсений, а не пошел бы ты туда, куда хотел — в счастливое будущее, где не будет ни меня, ни моей матери-ведьмы?
— Лер, я прошу прощения. Я был не прав, я все понял. Пожалуйста, вернись! Он же бросит тебя, как только наиграется…
Ну, я его уже бросала, так что теперь, и правда, его очередь.
— Откровенность — лучшее оружие, — говорит моя мать-ведьма, поэтому я абсолютно искренне улыбаюсь и не скрываю ничего:
— Так, я и не жду чего-то серьезного, вечного, крепкого. «Навсегда», как мечтала с тобой. С Кириллом я здесь и сейчас: счастливая, окружённая вниманием и заботой. А потом, через пару месяцев, когда ему наскучит эта зефирная романтика и он умчится от меня на своём байке, я не удивлюсь. Я уже сейчас это знаю. Да, поплачу, но это не будет шоком, ударом и страшной болью. Как с тобой…
Равнодушно киваю и, наплевав на букет, прохожу мимо.
Эту дверь я закрыла.
По дороге домой Костя и Кирилл делятся новостями и планами на новогодние каникулы. Так здорово и весело. Удивительное ощущение семьи.
В доме, где сейчас живет мама и вьющиеся вокруг нее мужики, светло, тепло и очень вкусно пахнет.
— Леруша! Вернулась, моя крошка, — обнимает меня мама, уже выразительно кругленькая.
Такая родная, такая близкая, важная и нужная. До слез.
Мы потом поплачем с ней вечером.
— Обязательно пошушукаемся и поплачем, — шепчет мама на ухо улыбаясь.
Она светится, а вокруг нее счастье.
— Девочки, руки мыть и за стол. Все готово, — из кухни появляется мамин новый муж.
— Добрый день, поздравляю еще раз, — улыбаюсь Глебу, потому что мама моя рядом с ним сияет. Пусть живет.
И он отвечает чуть покровительственной улыбкой, будто знает что-то важное про меня:
— Лера, с возвращением. Ждали.
Не помню такого чудесного празднования Нового года, честно.
Среди огней десятка гирлянд, аромата хвои и мандаринов, среди конфет, шашлыка и сотни больших и маленьких подарков проходит невероятно счастливая неделя. И Кир. Он все время рядом и я действительно чувствую себя нужной, важной, самой-самой. Кирилл, не скрываясь, всем демонстрирует, что он тут не просто так, поэтому я понимаю, что, возможно, мне и правда выпадет целый месяц счастья. С ним. В Новгороде.
А потом я улечу в Китай до лета, и он сможет больше ни в чем себе не отказывать. И жить, как привык.
А я выдержу, справлюсь. Я уже знаю, что за все в жизни надо платить.
— Я бы прошла через весь ужас развода снова, если бы это было обязательным условием обретения Глеба и всего того счастья, что он мне подарил, — улыбнулась мама, когда мы с ней подводили итоги года перед Рождеством, в тишине и спокойствии готовя пряники, пока мужчины умчались
