Бог Войны - Рина Кент
— Ты звучишь слишком роботизировано, когда так говоришь. Неудивительно, что ты Железный Человек, — ее губы слегка надуты. — Ты когда-нибудь считал какие-либо воспоминания счастливыми?
— Много. Хотя большинство из них социально неприемлемы.
— Назови два своих самых счастливых воспоминания.
— Когда папа усадил меня и сказал, что я родился другим и у меня нет причин стыдиться этого. На самом деле я должен гордиться этим также, как и он гордится мной.
Широкая улыбка трогает ее губы.
— Я люблю твоего папу.
— Он женат.
— А я замужем. Вытащи голову из канавы, дружище.
— Я не твой дружище. Я твой муж.
Она закатывает глаза.
— Какое второе счастливое воспоминание?
— Тот день, когда мы поженились.
Она замирает, ее полные губы приоткрываются. Внезапно она становится похожа на забытую Богиню. Нет. Скорее на падшего ангела со сломанными крыльями. Потребность доломать их, чтобы она никогда не улетела, пульсирует под моей кожей, как болезненное, постоянное желание.
— Ха-ха, очень смешно, — она неловко смеется.
— Я не шутил.
— Н-но почему? — она прикусывает нижнюю губу, затем отпускает ее красную и распухшую.
— Потому что ты стала моей собственностью. Официально.
— О, — на ее лице отражается явное разочарование. — Это имеет смысл.
Ее движения становятся вялыми, когда она рассеянно прикасается к некоторым скульптурам и семейным фотографиям, расставленным повсюду.
Бабушка, мама и тетя Астрид слишком драматизируют со всеми этими фотографиями, которые заставляют нас каждый раз делать.
Ава сжимает в руках фотографию, на которой сидят дедушка и бабушка, он держит ее руку у себя на коленях. Папа и дядя Леви стоят с его стороны, а мама и тетя Астрид со стороны бабушки. Глин обнимает дедушку сзади за шею. Лэн ухмыляется, хватая Брэна за плечо, а я прижимаюсь к Крею головой. Это фото было сделано около пяти лет назад в День Рождения бабушки, который мы провели здесь.
— Зачем ты привез меня на остров? — спрашивает моя жена после долгого молчания.
— Я подумал, что тебе не помешал бы перерыв. В Париже ты упомянула, что хочешь устроить нормальный отпуск, где я не буду работать.
— Почему именно здесь? — спросила она.
— Потому что здесь никто не сможет нам помешать. Я приезжаю сюда, когда хочу спокойно подумать.
Она пристально смотрит на меня.
— Ты летишь восемь часов, чтобы спокойно подумать?
— Если понадобится.
— И ты привез меня сюда? Уверен, что это мудрое решение, мистер Кинг?
— Не заставляй меня жалеть о нем.
— Ничего не обещаю, — она улыбается, ставя рамку с фотографией на стол. — Я хочу пойти на пляж.
— Уверена, что не хочешь сначала отдохнуть?
— Я поспала в самолете. Все в порядке.
Скорее, она почти не спала. В остальное время она была не в себе. Как физически, так и морально.
Но если она думает, что спала, ей же лучше.
Сэм и Хендерсон посмотрели бы на меня с неодобрением, а в случае с Хендерсоном он бы умолял меня, наконец, последовать рекомендациям доктора Блейн, пока не стало слишком поздно.
Но я буду настаивать на своем до самого конца.
Я присоединяюсь к ней во время короткой прогулки к пляжу. День близится к вечеру, и солнце начало опускаться за горизонт, окрашивая небо в желто-оранжевый цвет.
Моя жена снимает туфли и топает по белому песку, затем опускает пальцы ног в воду нефритового цвета.
Она бросает обувь на землю, вздыхая.
— Так захватывающе.
— Действительно, захватывающе, — говорю я, а мои глаза сосредоточены на мягких чертах ее лица. Исходящее от нее очарование пробивает мои стены и оставляет в них трещины, которые гораздо более смертельны, чем все предыдущие.
— Вода все еще теплая, — она взбалтывает ее пальцами ног, затем с ухмылкой поворачивает голову в мою сторону, прежде чем забрызгать мои брюки. — Упс. Я просто хотела, чтобы ты сам почувствовал воду.
— Ава…
Она приседает и зачерпывает руками воду, а затем со смехом выплескивает ее мне на грудь.
— И рубашку тоже на тот случай, если она начнет ревновать. Ну, что скажешь, вода теплая?
Я вскидываю руку в ее сторону, но она в последнюю секунду уворачивается, и из ее горла вырывается визг, когда она бежит по пляжу. Ее белокурые пряди развеваются от дуновения ветерка, когда волны мягко разбиваются о берег.
Через несколько секунд я уже бегу за ней по пятам. Вначале просто быстро и стремительно иду, но потом скидываю туфли и бегу за ней трусцой.
Моя жена оглядывается, и из нее вырывается еще один испуганный визг.
Она ускоряет шаг, убегая так быстро, как только позволяют ее ноги.
Мой природный охотничий инстинкт вырывается на поверхность, окутанный раскаленным дымом. Я догоняю ее в мгновение ока, но затем сбавляю скорость и выравниваю дыхание.
Если я буду слишком возбужден, я действительно могу повредить эту фарфоровую кожу и разрушить ее хрупкое существование.
Больше, чем ты уже разрушил?
Голос, который раньше был тише, каким-то образом стал громче за последние пару недель.
Он становилось все звонче с каждой ее мягкой улыбкой и ростом ее гребаного доверия. Он сотрясал меня каждый раз, когда она обращалась ко мне за поддержкой, каждый раз, когда смотрела на меня своими огромными глазами, в которых таились тщетные надежды наивной женщины.
Может быть, ей нужно на собственном горьком опыте понять, что ей не следует мне доверять.
Не тогда, когда даже я себе не доверяю.
— Боже мой! Перестань преследовать меня. Это жутко! — она смеется и взвизгивает, но продолжает бежать.
Как добыча.
Моя добыча.
— Илай, прекрати… — ее слова заканчиваются вздохом, когда я хватаю ее за талию и поднимаю с песка, а затем опускаю обратно.
Моя грудь прижимается к ее спине, когда она дышит так тяжело, что хрипит с каждым вдохом.
Я прижимаюсь губами к ее уху, наслаждаясь дрожью, сотрясающей все ее тело.
— Хочешь знать, почему это жутко, миссис Кинг? Потому что ты вела себя как добыча перед хищником. Если не хочешь быть съеденной, не убегай.
Она оборачивается, на ее щеках разливается румянец, волосы растрепаны ветром, а губы приобрели темный оттенок ее любимого цвета.
Разрушенная красота всегда была самой притягательной.
И самой соблазнительной.
— На самом деле, это захватывающе, когда за тобой гонятся. Мне даже немного понравилось, — шепчет она, затем прижимается ко мне. — И судя по твоей эрекции, тебе это тоже понравилось.
И тут Ава, у которой гордости больше, чем у монархии, опускается на колени, теребя пальцами мой ремень.
— Что ты делаешь? — спрашиваю я.
— Протягиваю тебе
