Если бы - Оксана Фокс

– Если честно, не очень, – кисло произнёс Андрей.

– Где Ян?

– Когда ты прилетела?

– Час назад.

– Ты уже решила, где остановиться? У нас освободился шикарный пентхаус...

– Андрей, хватит мне заговаривать зубы. Что происходит?

– Давай присядем. Как ты относишься к коньку?

– Пошел к черту! – не выдержав, огрызнулась Лина. – Я не собираюсь с тобой пить! Где мой муж, Старков?

– А я выпью. И тебе налью.

Андрей распахнул дверцы бара, замаскированные под медовое деревянное панно. Кисти крупно вздрагивали, лихорадочно отвинчивая пробку. Горлышко бутылки мелко выстукивало по краю бокала: толкаясь и прерываясь золотистая жидкость потекла по стеклу. Лина медленно опустилась на край кожаного дивана, над которым взбегал к солнцу каменный горный пейзаж, отливающий свинцом и суровостью, смутно припоминая в картине собственную руку.

– Не надо было приезжать, – вздохнул Старков. – Это ошибка, Василек.

– Но, я здесь.

– Да, ты здесь. И вынуждаешь меня нарушить слово.

– Какое слово? О чем ты говоришь?

– Тебе не нужно было приезжать... – Взмахом согнутой руки Старков отправил коньяк в горло.

– Андрей, где мой муж? – вскипела Лина.

– В больнице, – глядя в сторону произнес Старков. – Госпитализировали в прошлую среду.

– Что с ним?

Андрей не слышал, опустив плечи, он мотал головой, обращаясь, словно к себе:

– Там невыносимо. Все белое и зеленое. Эти люди – пациенты, такие беззащитные, зависимые и... Ян, среди них. Ты не должна была знать. Я никогда не нарушал данного ему слова. Ты вынудила нарушить. Впервые...

– Что я не должна знать? – проговорила Лина севшим голосом.

– У него... лейкоз.

Она попыталась расхохотаться, сказать, чтобы Старков перестал ломать комедию. Рот нервно дернулся, и не издал ни звука. Стеклянные бока заскользили из влажных пальцев. Андрей присел рядом, одной рукой обнял плечи, другой подхватил бокал и поднес к лицу:

– Выпей!

Алкогольные пары набились в ноздри и горло. Лина сделала глоток и, задыхаясь, закашлялась. Шаровая молния покатилась и взорвалась в желудке. Искрами брызнули слезы. Андрей держал бокал, заставляя выпить еще. Тяжело дыша, Лина слабо оттолкнула его руки. Он не настаивал. Влажно блеснув в рассеянном свете, серые глаза смотрели печально и сочувственно.

Лина отвернулась. Взгляд скользнул по кабинету Яна. Всё так живо было им: его воплощением вкуса и умеренности. Его энергия и могучая основательность в каждой детали. Захотелось завизжать. Нарушить эту гробовую тишину. С грохотом свалить со стола ноутбук, тяжёлые статуэтки; сорвать картины со стен и топтать, это все, топтать! Крушить!

Лина вскочила, приложила к пульсирующим вискам кулаки:

– Ты говоришь о... раке крови?

– Да. Хронический лимфоцитарный лейкоз.

– Вы скрывали это от меня?

– Да.

– Кто придумал?

– Ян.

Лина кивнула:

– Когда он узнал?

– Я не уверен. Думаю около семи лет назад. Последние четыре года у него была ремиссия. Он находился на поддерживающей терапии.

– Ремиссия?! Поддерживающая терапия?! – Она задрожала, слезы хлынули внезапно, как и накатила злость. – Ты все знал? Знал и не сказал мне?

– Лина умоляю, присядь. Обещаю, я расскажу все. – Андрей протянул руки, пытаясь снова обнять и усадить на диван, но она сделала шаг назад, с ненавистью бросив:

– Расскажешь, все? Ладно, давай! Я слушаю! Только смотри мне при этом в лицо!

– Не надо так, – хрипло проговорил Андрей. – Тебе не станет легче.

– Легче? – Лина недоуменно посмотрела в несчастные глаза. – Хорошо, – переведя дыхание, она резко втянула воздух: – Говори.

– Я узнал о болезни неделю назад. Только, когда Яна госпитализировали. Он выглядел очень плохо, похудел, стал носить очки. Все время ссылался на последствия, какого-то, гриппа перенесенного в путешествии. Но, ты, наверное, знаешь…

Лина стиснула ладонями чужие деревянные плечи. Из тумана неожиданно четко всплыл черный чемодан, который Ян возил за собой и никому не разрешал прикасаться; закрытые двери ванной комнаты, где он подолгу закрывался перед сном, когда они еще делили спальню; алое пятно крови, однажды замеченное на его зубной щетке и желтоватая бледность смуглой кожи по утрам; тепловой удар в Мадриде; усталость и вялость мужа в Дорчестере, синяки под глазами, потухший взгляд, и... очки...

Как?! Как можно быть, такой, чудовищно невнимательной идиоткой? Как можно умудриться проглядеть симптомы болезни? Симптомы рака крови… Лина зажмурилась и запрокинула лицо, по которому безостановочно бежали слезы. Как она могла отпустить его, так, надолго?!

– Во время совещания Ян потерял сознание, – глухо продолжал Андрей. – Его увезла скорая. А утром, из Лондона, прилетел этот бородатый – его лечащий врач. Ян разрешил мне присутствовать при разговоре. Так я узнал о болезни, и о ремиссии. Не знаю... я не уловил, в какой момент Ян перестал лечиться. – Лина закрыла рот ладонью. – Только понял, что при очередном обследовании, его показатели ухудшились. Полгода назад ему была назначена химиотерапия, но Ян отказался. А теперь она бесполезна. О том, что в течении болезни произошел рецидив и наступил бластный кризис, когда достичь ремиссии практически невозможно, мы узнали одновременно. – Андрей допил остатки коньяка из Лининого бокала и с грохотом поставил на журнальный стол:

– Три дня назад, Ян отказался от операции по трансплантации стволовых клеток и удалению селезенки.

– Что... это значит?

– Что процесс распространения аномальных клеток уже не остановить. – Лина неосознанно схватила Старкова за руку, не зная: хочет встряхнуть его или ударить. Он поднял голову:

– Хочешь знать, что это значит? В костной ткани, головном мозге и селезенке – везде, эти, мета... метастатические очаги. Через несколько дней они его доконают! – простонал Старков и уронил лицо в ладони.

Лина больше не плакала. Из темноты, далеко-далеко от сцены, на задворках театра, в последнем ряду, она наблюдала горе взрослого мужчины, смутно догадываясь, что оно для него значит. Дорогой костюм идеально сидел на широких чуть сутулых плечах, загорелую кисть опоясывал безупречный браслет часов "Ролекс" – из ограниченной коллекции – подарок Яна. Молодой и сильный мужчина, со скоростью ракеты, взлетевший в президентское кресло. Лина любила его в другой жизни, давно истёртой множеством подошв. Она не помнила его руки, утреннюю улыбку, вкус губ – ничего... Его слёзы не трогали.

Она протянула руку, механически погладила низко склоненную, аккуратно стриженую, голову. Внутри все помертвело и высохло. Реальностью стало только глухое