Валентина Мельникова - Стихийное бедствие
Но Артур и сам видел то, чего не успела сказать Ксения. Навстречу солдатам поднялась женщина…
— Анюта! — вскрикнул он и испуганно посмотрел на Ксению. — Там Анюта…
Его слова заглушили автоматные очереди, которые раздались с утеса одновременно с криком Богуша:
— Ложись! Анюта, ложись!
Девушка упала среди камней, но «беркуты» тоже повалились наземь. Автоматы били не переставая, что-то громко и отчаянно кричали люди. И Ксения никак не могла понять, кто в кого стреляет и почему упала Анюта? Неужто ее убили?
Стрельба прекратилась столь же мгновенно, как и началась. «Беркуты» неподвижно лежали на камнях. Сверху Ксении были видны лишь отдельные части их тел. Черная униформа хорошо выделялась между выбеленных солнцем камней.
— Вероятно, они не ожидали, что их встретят огнем, поэтому и полегли так бездарно, — высказал свое соображение писатель.
Но Ксения догадывалась об этом и без его комментариев. Ее больше волновала судьба девушки.
Она видела, как с утеса спустилась группа вооруженных мужчин. Там были Костин и Максим. Они направились к неподвижному телу девушки.
Спецназовцы занялись «беркутами». Стаскивали за ноги в одно место. Но двоих подхватили под руки, отвели в сторону и усадили на песок под охрану крепких ребят в камуфляже. Максим и Костин склонились над Анютой.
Все-таки сверху неважно наблюдать за тем, что происходит внизу. К тому же схватка закончилась, и пришла пора начинать съемку. Она и так проворонила несколько интересных моментов. Особенно появление Анюты из-за камней. Это было впечатляюще. Тоненькая женская фигурка с прижатыми к груди руками. И торжествующая солдатня, бегущая к ней по камням.
— Все! Мое терпение лопнуло! — Ксения решительно скомандовала:
— Идем вниз, а то чует мое сердце, про нас даже и не вспомнят.
Костин и Максим действительно не обратили на них никакого внимания. Совсем еще молодой фельдшер, боец спецназа, стоял перед Анютой на коленях, но его широкая спина не позволяла разглядеть, что он делает.
— Что с ней? — сунулась Ксения.
Костин поднял голову:
— В обмороке. Смотрите, что у нее было в руках… — Он кивнул на гранаты, которые держал в руках один из бойцов спецназа. — Мы едва разжали ей пальцы.
— Она хотела взорвать себя? — Ксения с недоумением посмотрела на Максима:
— Это что, правда? Но зачем?
— Ты что, не видела, в каком она была положении? — довольно сухо заметил он. — «Беркуты» — не те ребята, что читают международные конвенции о гуманном обращении с пленными. Главное, что она была с оружием в руках… А таких они не щадят, будь то женщина или мужчина.
— Но Анюта успела рассказать, что здесь произошло? — встрял в разговор Ташковский.
— Пытаемся привести в чувство, — ответил Костин. — У нее сильнейшее нервное потрясение. Ведь она уже готова была умереть. Но можно чуть не умереть и оттого, что безнадега слишком быстро превращается в надежду.
— Бедная девочка, — покачал головой писатель, — ей сильно досталось. Ее трудно узнать.
Максим подложил руку под голову девушки и обтер ей лицо куском бинта. Конечно, Ксения прекрасно все понимала, но все-таки ей очень не понравилось, что именно Максим проявляет столь нежную заботу. Несмотря на сетования Ташковского, нельзя было не отметить, что девушка весьма и весьма недурна собой и по возрасту больше подходит Максиму, чем Костину. Хотя последний выглядел более озабоченным и встревоженным, чем ее возлюбленный, но все же…
Максим что-то тихо сказал фельдшеру. Тот поднес к носу Анюты ватку, вероятно с нашатырным спиртом. Она чихнула и открыла глаза. Тогда Максим поднялся на ноги, а его место быстро занял Костин.
— Эта девушка подарила тебе галстук? — быстро и сквозь зубы спросила Ксения, когда Максим подошел к ней.
— Галстук? — удивился Максим. — Какой галстук? — И, вспомнив, с еще большим удивлением уставился на Ксению. — Ты что, вздумала меня ревновать?
— Очень нужно! — вскинулась она. — Но ты так нежно что-то ворковал ей на ушко.
— Ксения. — Максим неожиданно строго посмотрел на нее. — Девушка — в сильнейшем шоке!
Ты представляешь, что она пережила за те несколько секунд, пока эти мерзавцы бежали к ней?!
— Но откуда ты ее знаешь? — Ксения произнесла это таким отвратительным тоном! Прежде она такого за собой не замечала. И ей стало стыдно. Но кто-то, столь же отвратительный, как и голос, как и подозрения, что копошились у нее в душе, продолжал в том же духе. — Ты не смог бы пройти мимо такой красотки.
— Ксения, — Максим покачал головой, — похоже, у тебя от жары расплавились мозги. Я не думал, что ты вздумаешь выяснять отношения. Что случилось? Ты выбрала не совсем подходящее время.
— Прости. — Ксения быстро взяла его за руку. — Я — просто дура. Веду себя как истеричная баба. Но я ведь баба и есть. И мои бабские инстинкты заставили обо всем забыть. Прости, ради бога.
Он ничего не ответил. Лишь улыбнулся. Но так, что ей захотелось вдруг броситься ему на шею и чтобы никого вокруг… Но действительность никак не хотела их отпускать.
Спецназовцы перекликались между собой, обыскивая убитых «беркутов». Анюта едва слышно что-то рассказывала Костину и Ташковскому. Верьясов окликнул Максима, и он, отпустив руку Ксении, еще раз посмотрел на нее. Но теперь ей почему-то захотелось заплакать. Она проследила взглядом, как он подходит к Верьясову.
Сергей, приставив дуло автомата к виску одного из оставшихся в живых «беркутов», что-то сердито говорил второму, здоровому детине лет тридцати пяти, заросшему бородой. Судя по высокомерному взгляду и интонациям, с какими тот отвечал Верьясову, пленный был офицером, а может, и командиром этого отряда. Максим перехватил бородача за шиворот. Тот злобно сверкнул глазами и что-то громко выкрикнул на родном языке.
— Ах ты, сволочь! — выругался Верьясов и нажал на спусковой крючок. Раздался одиночный выстрел.
Голова пленного дернулась, он свалился под ноги Верьясову. Кровь брызнула на бородача, и он выкрикнул уже по-русски:
— Русские суки! Резал вас и буду резать! И ублюдков ваших, и баб! А тебя, Чингис, брошу к голодным шакалам… Кишки развешу по заборам, кровью умоетесь!
— Пока ты кровью умываешься! — устало ответил Сергей и пнул убитого им солдата в бок. — Видел, что бывает с теми, кто меня не слушает и запирается? Еще раз гавкнешь, юшкой захлебнешься и в жратву шакалам достанешься или вон тем птичкам. — И он ткнул стволом автомата в небо, где кружилась стая почуявших поживу стервятников.
— Сергей, что вы себе позволяете? — закричала Ксения. — Это ж пленный!
— Максим! — яростно выкрикнул Верьясов. — Раздолбай их камеру к е… матери и убери бабу подальше! Я за себя не отвечаю! Не хватало мне истеричных репортажей на их е… телевидении!
