Кэтрин Стоун - Жемчужная луна
– Хорошо, – поблагодарила ее Алисон, – я попрошу.
– Отлично, – улыбнулась Мейлин, и вдруг, пожав плечами, призналась ей: – Только я не могу сделать этого прямо сейчас.
У Алисон расширились зрачки – она поняла.
– Ты беременна?!
– Мне так кажется.
– А Сэм? Он знает?
– Сэм?!
– Я знаю, что это он, – сказала Алисон. И потом дрожащим от волнения голосом шутливо добавила: – Знать это – моя работа. Ведь в конце концов, я – твоя сестра.
Твоя сестра, твоя сестра!
Несколько секунд они молчали, говорили только их улыбки и лица. Мейлин наконец сказала:
– Я думаю, что Сэм Каултер уже летит в Техас.
– Да, – подтвердила Алисон. – Он заходил сегодня утром попрощаться со мной. Мне показалось, что он очень грустен.
– Сомневаюсь.
– Но мне так показалось, – уверенно повторила Алисон. – Раз у тебя будет ребенок от него, то Сэм должен знать об этом, знать, что ты чувствуешь к нему. Ты не найдешь свой дом, Элли, пока ты не скажешь Сэму все.
В канун Рождества, когда роскошный лайнер, на котором путешествовали Уитакеры и Париши, пришвартовался в морском порту Цзюлуна, Лили Кай уже была совершенно здорова, благополучно перенеся операцию, с начала и до конца которой с ней была Ив.
К этому времени Тайлер Вон потряс врачей и свою будущую невесту чудесным выздоровлением. А Гонконг был поражен тем, что тайфуном был снесен Замок-на-Пике. Впервые за многие годы дракон Пика Виктории смог наслаждаться потрясающим новогодним фейерверком.
Гарретт не пошел в порт встречать лайнер: согласно установившейся традиции, его пассажиров встречали «роллс-ройсы», отвозившие их в роскошные отели.
И только после того, как его родственники устроились в своих смежных номерах в «Риджент», там появился Гарретт.
– Где Алисон? – спросила Полин Уитакер, обнимая сына.
Рядом, в «Нефритовом дворце», наблюдает за размещением своих фотографий. Она придет чуть позже. Но главное, сначала я должен кое-что рассказать вам.
– С Алисон все в порядке, Гарретт? У тебя такой серьезный вид.
– Все в порядке, папа. Более того, она никогда не была так счастлива, как сейчас. Но у нас есть серьезное дело, о котором нужно поговорить и которое касается всех вас. Нечто такое, что вам не так-то просто будет принять. Почему бы вам не присесть?
Было ясно, что Гарретт не будет продолжать, пока они не сядут, так что пришлось подчиниться. Когда они уселись, он, все так же стоя, начал свой рассказ:
– Я должен рассказать вам о том, что произошло в ту неделю, которую я провел в Гонконге, когда погиб Блейк.
– Нет, Гарретт, нет! Ведь мы уже здесь, разве этого мало?! Зачем вспоминать прошлое?
– Потому что оно тесно связано с настоящим… и будущим. Мне жаль мучить вас, но вы должны выслушать меня. – Я провел это время в Гонконге; но не один. Я провел его вместе с одной юной китаянкой по имени Джулиана…
Гарретт рассказал им о событиях той недели, о его любви, о ее неверии в будущее, о ее приказании, чтобы он женился, не дожидаясь ее.
– Бет так ничего не узнала о Джулиане, – успокоил он Роберта и Айрис Париш. – И я любил Бет, вы знаете это.
Несколько секунд длилось напряженное молчание. Это было чересчур сильное потрясение для родителей. Наконец Айрис Париш прошептала:
– Да, Гарретт, мы это знаем.
– Но теперь, Гарретт, хватит! Хватит этого, пожалуйста! – взмолилась Полин Уитакер, но ответом ей был извиняющийся, но решительный взгляд зеленых глаз, говорящий о том, что есть кое-что еще, что он должен поведать им. Она перевела взгляд с решительного лица сына на его руки и раскрыла от изумления рот, увидев на его пальце блеск золота. Следующий ее вопрос перевел беседу с прошлого на настоящее:
– У тебя обручальное кольцо!
– Мы с Джулианой поженились шесть дней назад.
– Но зачем, Гарретт? Ведь прошло столько лет!
– Потому что мы до сих пор любим друг друга. И даже еще сильнее, чем раньше.
– Но зачем вступать в брак? И так быстро?
– Потому что если люди любят друг друга так, как мы Джулианой, то они должны заключить брак. И кроме того, мы хотели, чтобы все узнали о нашей любви – из-за дочери.
– То есть, это была идея Алисон?
В общем, так оно и было: они собрались в доме в Долине Счастья все вместе. Джулиана шила свадебное платье для Алисон, нашивая на шелк цвета слоновой кости радужные жемчужины, которые все вместе образуют сад из роз и бабочек. «Подожди, – сказала Алисон, положив ладонь на руку Джулианы, – пожалуйста, сначала сшей свадебное платье для себя».
– Действительно, – признал Гарретт, – именно Алисон настояла, чтобы мы поженились как можно скорее. Но когда я сказал «дочь», то имел в виду Мейлин. – Он спокойно выдержал потрясенные взгляды родственников и добавил: – Я имею в виду вашу внучку, ребенка, который родился у Джулианы после той недели двадцать восемь лет назад.
– У тебя и Джулианы?..
О, как бы Гарретту хотелось не читать мысли своих родителей! Как бы он хотел не видеть их изначальной неприязни к его дочери-азиатке! Как ему не хотелось видеть правду: им не нужна Мейлин.
Он сумел сдержать приступ ярости, но он не может уйти, не сказав всего, что хотел сказать.
И тогда он рассказал им о том, что пришлось пережить Мейлин и как он любит ее. Гарретт не говорил о том, как она красива, что именно она – архитектор одного из самых красивых зданий, новой достопримечательности Гонконга. Он даже не стал рассказывать им о радости Алисон, что теперь у нее есть сестра.
Гарретту было нужно, чтобы его родственники безоговорочно приняли Мейлин, так как она была внучкой его родителей.
– Мейлин такая же ваша внучка, как и Алисон. Алисон и Мейлин – сестры, а мы с Джулианой – муж и жена, и мы все хотим, чтобы и вы стали частью нашей семьи, если захотите.
Но этого-то они и не хотели. Гарретт отлично видел это. Ненависть его родственников ко всему азиатскому была столь же сильна, как его любовь к Джулиане и Мейлин. Они просто не могли принять его предложения, и это значило, что ему нужно как-то сжиться с этим… и попрощаться с ними.
Однако похоже было на то, что Дуглас Уитакер хотел попрощаться первым. Он встал, и Гарретт с болью в сердце смотрел, как он ищет слова прощания с единственным оставшимся в живых сыном. Гарретт Уитакер был уже взрослым человеком, он был женат, у него было две дочери, своя семья. И все-таки он чувствовал, что будет ощущать себя сиротой, брошенным родителями, брошенным отцом.
Гарретт повернулся к выходу, и когда его окольцованная свадебным золотом рука уже коснулась бронзовой дверной ручки, его остановил на полпути голос отца:
– Гарретт!
Он повернулся, готовясь услышать прощальные слова отца.
