Жена поневоле - Нинель Лав
— Скорей бы, — недовольно проворчала Кира и, немного повернув голову, поторопила: — Считайте уже.
— Значит, не оценила ты мое рвение, Кира Дмитриевна, — снова усмехнулся мужчина и немного отстранился. — Ну, что ж, тогда — раз, два, три!
Оттолкнувшись от ствола, они бросились к другому дереву, скользя по мокрой траве.
На этот раз телохранитель не стал прижимать ее к дереву — сдержал, таки слово! — просто прижался к ее спине своей «железной» грудью, положил руки на ствол рядом с ее и, немного помолчав, глубоко вздохнул.
— Я уже стал забывать, как ты пахнешь, Кирочка…
— Э-э-э, — начала вырываться из тесных, мужских «объятий» Кира. — Это что за фамильярности на рабочем месте?
— Ты права, «моя Королева», рыцарь в твое отсутствие забыл правила хорошего тона, — жарко зашептал ей на ухо, прижавшийся к ее спине мужчина, и еще раз шумно вдохнул запах ее волос и тела. «Самый лучший» сунул ей в руку ключи от машины и отстранился. — Все! Кончено! Здесь тебе ничего не угрожает, постой несколько минут за деревом, а я вернусь к машинам и посмотрю, что случилось с женщиной. Может, ребятам помогу взять стрелка…
Услышав «моя Королева», Кира замерла, сердце ее испуганно вздрогнуло, ухнуло куда-то вниз, но тут же снова забилось ровно.
Она посмотрела в спину убегающего мужчины в оранжевой жилетке дворника. Посмотрела, узнала коротко стриженные русые волосы и виновато улыбнулась…
«— Так вот кто у вас самый лучший, господин-товарищ Шубин — Валентин… «мой милый, славный Ланселот»…
Почувствовав ее взгляд, мужчина на бегу обернулся и, обдав ее печальной синевой глаз, печально улыбнулся в ответ.
На глазах у Киры тут же выступили слезы, она подняло голову вверх, прижимаясь к корявой коре тополя.
«— Что же мне делать? Стоять или уходить? — гадала Кира, обдумывая создавшуюся ситуацию. — Шубин сказал, что приставил ко мне для охраны самого лучшего… Случайно ли мой бывший оказался «лучшим» или Шубин решил проверить мои чувства к нему, прежде чем везти в Германию? Ладно, подумаю об этом… через часок, а пока — «работать, работать и еще раз работать» — значит, на конюшню»
Посмотрев по сторонам и не увидев никакой опасности, Кира перебежала к другому дереву, потом к следующему и, перешагнув через низенький, железный заборчик, быстро пошла по тротуару к своему Леопольду.
Проезжая мимо группы мужчин, стоящих у машин, Кира заметила смотрящего на нее Павла, но ни улыбнулась, ни кивнула головой, ни помахала рукой, просто проехала мимо, глядя на него — она еще не решила сердиться на Шубина за подстроенную «случайность» или восхищаться его профессионализмом и его доверием к ней.
82
Всю долгую дорогу до конюшни Кира думала о Валентине и о Павле. Воспоминания теснились в голове, но чем больше она вспоминала, тем полнее, объемнее становилась картинка случившегося — главным стал выстрел, направленный в Светлану.
На заправке Кира позвонила Федину (а не Шубину — она еще не решила обижаться на него или восхищаться его умением держать свою ревность в руках, оценивая людей и события по достоинству) и узнала, что случилось с девушкой.
— Она не хотела оставаться одна в квартире и уговорила меня взять ее с собой. С ней все в порядке, мы надели ей бронежилет — это ее спасло, но врач пока оставляет ее в больнице из-за шока и беременности…
Кира слышала в телефоне гулкую пустоту больничного коридора, и ей становилось не по себе от этой гулкой неизвестности — если бы она, как было у них намечено, вышла из подъезда в белом парике (и, конечно, в бронежилете), то пуля попала бы в нее…
Несмотря на всю свою доброту и человеколюбие и даже на беременность Светланы, сейчас она ни за не согласилась бы поменяться с ней местами.
И как только ей в голову пришло выманивать на себя преступников?!
— Ты куда пропала? — спросил Федин, и гулкая тишина в телефоне отступила — видимо он вышел на улицу.
— Когда?
— И теперь и тогда — все ждали, что ты подойдешь.
— Костя, а ведь меня могли убить… если бы стреляли в голову, — ей необходимо было понимание и сочувствие, и она их получила.
— Могли, но ты у нас женщина везучая — в рубашке, наверно, родилась. Конечно, жалко эту Свету, но тебя мне было бы жальче.
— Эта экоаферистка тебе все рассказала? И о соседке-регистраторше, и о враче, и о втором враче… Надо же до такого дойти, чтобы у мужика сперму воровать, а потом пособие на ребенка выпрашивать!
— Да, и не говори, до чего девицы дошли. Все выложила, теперь у меня есть адреса, фамилии, даты, и я всех уже опросил… Ты знаешь, откуда стреляли ей в спину? Из соседней квартиры, в которой живет ее идейная вдохновительница — регистраторша. Мы на улице искали, а стрелок в квартире напротив в глазок за нами наблюдал. Самой соседки ребята в квартире не обнаружили, а стрелок ушел через чердак, но отпечатков там полно, может, что-то и получится разузнать.
— Николаю надо позвонить…
— Уже едет.
Вот Николая Кире было очень жалко: вряд ли Бурмистров будет ему доверять, как прежде, после всего случившегося из-за его сестры, а вот травмированную беременную Светлану не жалко — ребеночка жалко, что у такой безголовой матери родится. Но задумываться об этом Кира не стала и, быстро списав свои эмоции на симпатию и антипатию, сделала еще один звонок. Она позвонила Стасу и извинилась за свой обман, но особо переживать ее исчезновение тот не стал — намного лучше лежать в комнате и смотреть телевизор или качаться в тренажерном зале, чем, охраняя, таскаться за непоседливой взбалмошной особой.
Три часа напряженной тренировки пролетели, как единый миг — дед Михалыч успевал только подводить оседланных девочкой-помощницей и разогретых на корде лошадей.
— Тю, скаженная, — ворчал он, гоняя на корде очередного коня. — Галина Петровна и то больше трех лошадей за раз не выезжала — а тут шестую подавай! Никак опять что-то случилось… Вот жизнь, зараза! То одно, то другое и нет нам покоя!
Остановив лошадь, Кира похлопала ее по шее и спрыгнула с седла. Спину ломило, ноги занемели от долгого сиденья в седле, и пришлось несколько раз понаклоняться и поприседать, восстанавливая кровообращение.
— У тебя там, Дмитриевна, телефон разрывается, — с жалостью глядя на уставшую хозяйку, предупредил дед. — Неча тебе самой то надрываться. Милка с Иванычем со всеми справятся — всего то дюжина голов, да и то четыре кобылы жеребые. В левады выпустим или в карусельку поставим
