Луанн Райс - Созвездие верности
Румер даже не знала, смеяться ей или плакать. Она повернулась к нему, чтобы поцеловать, и уже была поглощена этим процессом, когда раздался громкий рык мощного автомобильного мотора. Наверное, близнецы что-то забыли – или они вернулись извиниться перед отцом.
Хлопнула дверца машины – но теперь уже у подножия ее холма, а не Франклинов. Откинув голову, она увидела знакомое нахмуренное лицо.
– Опля, – сказала она и покраснела так, словно ее поймали с поличным.
– Зи, – тихо произнес Зеб.
– Привет честной компании! – изобразив улыбку, крикнула Элизабет, поднимаясь по ступенькам. – Я приехала отпраздновать восемнадцатилетие сына… Кстати, он с вами?
Глава 28
– Похоже, соседи немного переусердствовали с бензопилами, – сказала Элизабет, расположившись на выцветшем диванчике в гостиной и поглядывая в окно. – Что случилось с деревьями?
– Их больше нет. Новым владельцам позарез нужны виды на море и огромный отстойник, – ответила Румер, занявшая старое кресло.
– Вожделенный символ статуса – необъемный отстойник, – сухо заметила Элизабет, наблюдая в окно за новым хозяином, который мерил шагами свой двор.
Румер промолчала. Зеб ушел домой. «Скорее сбежал, – думала Элизабет. – Трус». Румер сидела тихо, наверное, пытаясь скрыть свои чувства, но у нее не получалось. Элизабет видела, что ее переполняли эмоции. Раньше сестры играли в прятки за предметами мебели, на которых теперь сидели. В этой самой комнате мать много раз говорила им: «Вам предстоит завести еще много друзей, но сестра у каждой из вас будет только одна». Элизабет без труда прочла во взгляде сестры эти слова, которые омрачали ее светлое лицо подобно бегущим по небу облакам.
– Это что-то новенькое, – сказала Элизабет. – Я и не могу вспомнить, когда в последний раз мы всем актерским составом чихвостили соседей и обсуждали их отстойники.
– Видимо, как раз для этого ты и вернулась домой, – мрачно ответила Румер. – Мы здесь сразу переходим к сути дела.
Элизабет потянулась, а потом сверкнула улыбкой:
– Ты что, уже приготовилась защищаться, а?
– Защищаться? – Старшая сестра рассмеялась:
– М-да, кажется, я права… особенно это чувствуется в том, как ты об этом спросила: «Защищаться?» Словно ты на страже. Расслабься, Румер. У нас с тобой не поединок фехтовальщиков. Хотя, если ты очень хочешь, можно и устроить…
– Не хочу, – Румер сделала глубокий вдох, будто принуждая себя соблюдать рамки приличий. Элизабет со своего диванчика видела, как сосредоточенно думала Румер. – Просто мы с тобой долго не общались. Расскажи мне обо всем, Элизабет. И перво-наперво, как там отец?
– Прилежная дочурка… разумеется, таким и должен быть твой первый вопрос. Странно, что ты столько времени терпела. Ну вот, отец был… как отец.
– То есть?
– Ну, ты знаешь – читал морали с серьезным видом. А потом уплыл, все как обычно.
Румер даже не моргнула, ей явно не понравилось высказывание Элизабет об их отце. Мало того, что оно разозлило ее, так еще и причинило ей душевную боль. Но она сдержалась.
– Как он себя чувствовал? Он был в хорошем настроении?
– В нормальном. Он устроил мне странную экскурсию по своим памятным местам. Нечто вроде документальной хроники о его жизни в Новой Шотландии. Судя по всему, перед тем как решиться на важный шаг в своей жизни, он хотел освежить воспоминания.
– Какой еще шаг? Он ведь плывет в Ирландию, а оттуда домой, разве нет?
Элизабет пожала плечами:
– Наверное. Он очень постарел.
– Это тебе так кажется, потому что ты давно не видела его, – пристально глядя на Элизабет, сказала Румер.
«Чтобы точнее нанести удар», – подумала Элизабет и улыбнулась в ответ.
– Ну, на мою долю выпала жизнь без единой свободной минуты. И я удивилась, узнав, что ты отпустила его одного. Он весь какой-то скрюченный – это из-за артрита, да?
– Да, но я не хотела его останавливать, – сказала Румер. – Он так мечтал об этом путешествии. Но, как ты думаешь, почему он не позвонил мне перед отплытием из Канады?
Элизабет снова передернула плечами. Ей было так непривычно сидеть в этом старом доме. Тут изо всех щелей лез дух семейства Ларкин; и вряд ли ей стоило удивляться тому, что Румер по-прежнему была хранительницей родовых ценностей, желавшей с секундомером отслеживать даже походы в туалет. Их словно поменяли местами после своего рождения: Румер приняла на себя роль старшенькой и ответственной сестрички, а Элизабет досталась участь эгоистичной, самонадеянной младшенькой.
– По-моему, он что-то задумал, – ответила Элизабет.
– Что, к примеру?
– Дорогуша, я не ясновидящая. Отец никогда не посвящал меня в свои дела, прежде чем свалить подальше в море. Понятно?
Ей хотелось уйти от разговора об отце и перевести беседу на Зеба, но она решила не торопиться. Это и вправду было странно – Румер больше не выказывала чувства вины; несмотря на развод, Элизабет всегда будет иметь на него первоочередное право благодаря их сыну и браку, и она думала, что ее сестре следовало бы смириться с этим фактом.
Но Румер просто молча пялилась на водную гладь пролива Лонг-Айленд, словно там в любое мгновение мог объявиться парусник Сикстуса.
Элизабет прокашлялась:
– Ты чем-то расстроена?
– Нет… скорее обеспокоена.
– Он взрослый человек.
– Знаю, но…
– И он не обязан рассказывать дочерям все свои секреты. Но это отнюдь не говорит о том, что он останется там. Возможно, ему всего лишь захотелось почувствовать себя свободным, отдохнуть. Если он живет с тобой, это еще не означает, что у него не может быть собственных желаний в жизни.
– Знаю, – ответила Румер, и облако гнева затуманило ей глаза.
Элизабет пожевала губы; она сама толком не понимала, зачем пыталась вывести сестру из себя. Ее грудь тоже разрывал жгучий гнев.
– Прости, – тихо сказала Элизабет. – Но порой ты бываешь такой неуемно настырной.
Румер широко раскрыла глаза, на ее щеках появились красные пятна. Элизабет подавила смешок; ничего не изменилось, она по-прежнему, как и в детстве, могла манипулировать своей сестрой, словно куклой. Но чтобы не ссориться, она наклонилась вперед и прикоснулась к руке Румер.
– Наверное, поэтому ты и стала прекрасным ветеринаром.
– Из-за того, что я неуемно настырная? – уточнила Румер.
– Ну, я неудачно выразилась. Извини. Возможно, надо было сказать «бдительная». В том смысле, что ты наблюдаешь за всеми этими собачками и кошками, чтобы выяснить, чем же им можно помочь. Ведь они не могут разговаривать, в отличие от обычных больных… – улыбнулась Элизабет. – Тебе всегда удавалось вызывать наружу самые потаенные чувства – что у людей, что у животных.
