Кэтрин Стоун - Радуга
— Я любил тебя, Кэтрин. Ты это знаешь.
— Мне кажется, я в это верила, — все так же грустно ответила Кэтрин.
Она хотела продолжить, но гнев с новой силой овладел ею — гнев, наполненный мстительностью, отвергающий деликатность и несущий в себе болезненное воспоминание о нанесенной Джеймсом обиде. Он так больно ранил Кэтрин, а теперь она слышала, как сама бросает ему обидные слова — слова, с поразительной легкостью летевшие от сердца к устам:
— Но тогда я была такой наивной, Джеймс. Я действительно ничего не знала о любви, когда мы были вместе. А теперь я знаю правду о любви от Алена. Он знает обо мне все — все, — а мне известны все его тайны. Жизнь Алена была наполнена страшными трагедиями, но в отличие от тебя он не боится рассказать о своих пусть даже самых темных чувствах. Ален верит мне и нашей любви настолько, что может поделиться со мной и радостью, и болью. Ты же хотел делить только радость, Джеймс. И я теперь знаю, что это не настоящая любовь.
— Ах, Кэтрин…
— Будь счастлив за меня, Джеймс! Ты не позволял мне любить тебя, когда нуждался в моей любви, а я так стремилась тебе ее дать, помнишь? Ален любит меня так, как ты никогда не любил. Он не отошлет меня прочь, даже если будет умирать.
— Я любил тебя, Кэтрин, — прошептал Джеймс. — Как ты можешь верить в то, что это было не так?
— Теперь это на самом деле не имеет значения, не так ли?
«Нет! — разрывалось сердце Джеймса. — Нет, имеет! Я любил… я люблю тебя… я всегда буду тебя любить!»
— Да, — спокойно ответил Джеймс, прежде чем выйти из машины. — Кажется, не имеет.
Алекса суетилась на кухне в Роуз-Клиффе, когда Кэтрин вернулась из Инвернесса.
— Ну как он?
— Прекрасно.
— Приедет на ужин?
— Нет. Сегодня нет, и я забыла спросить о Рождестве.
— Кэт, с тобой все в порядке?
— Конечно. Думаю, мне нужно принять горячий душ.
— Конечно, будь как дома. На улице холодает?
— О да. — Кэтрин чувствовала озноб.
Но бившая ее леденящая дрожь никак не была связана с пронизывающим ветром. Дрожь вызывали все те же ледяные призраки, как ей казалось, умершей любви. Спавшие до того, теперь они очнулись и были беспощадно жестоки.
— Сегодня ночью обещали снег. Но он, видимо, начнется не раньше полуночи: в противном случае Роберту будет лучше переночевать здесь.
— Он в любом случае может здесь ночевать, Алекса. Меня это нисколько не стесняет.
«Меня стесняло только то, — подумала Кэтрин, — когда в твоей постели был Джеймс. Джеймс… Джеймс…»
После долгого обжигающего душа Кэтрин надела к ужину шелковое платье. Внешний мир, быть может, и готовился к вьюжной зимней ночи, но в Роуз-Клиффе, как всегда, было тепло и уютно.
— Потрясающий наряд, — восхитилась Алекса и вопросительно улыбнулась, поскольку Кэт пробыла в ее спальне почти час. — Я тут чаи распиваю. Тебе налить?
— Конечно. Я сама. Тебе добавить?
— Да, спасибо.
Кэтрин разлила чай, и сестры, сидя в гостиной, стали молча наблюдать за разворачивающейся в природе драмой. До снега было еще далеко, но грозовые облака уже разбросали свои мрачные серые клочья по быстро темнеющему небу.
Телефонный звонок раздался в тот момент, когда Кэтрин и Алекса только начали обсуждать программу для родителей, которые прилетали завтра рано утром. Джейн и Александр, разумеется, посетят съемочную площадку «Пенсильвания-авеню», Роберт покажет им достопримечательности Капитолийского холма, а после концерта Кэтрин они все пообедают…
— Твой принц или мой? — весело пошутила Алекса, когда их разговор перебил зазвонивший телефон.
— Я отвечу, — сказала Кэтрин, в надежде, что это действительно будет принц: ей сейчас было так необходимо тепло Алена, чтобы растопить ледяные призраки своей первой любви и напомнить о доброй, нежной любви… а не об опасной и сказочной. — Алло?
— Жила-была прекрасная маленькая девочка, которую не хотела ее мать.
— Кто это?
— Если хочешь узнать, что сталось с отвергнутой малышкой, приезжай сейчас же на пристань Мальборо.
— Кто… — снова начала Кэтрин, но осеклась, потому что голос исчез, связь оборвалась.
— Кэт? Кто это? — спросила Алекса, чувствуя, как ее сердце сжимает страх.
Томпсон Холл? Хилари? Вот уже несколько месяцев всякий раз, когда звонил телефон, сердце Алексы проваливалось в мрачную пропасть, и она молча молилась, прежде чем ответить. Так же, казалось Алексе, как это делала теперь Бринн. Если бы безмолвная молитва могла изменить весть, скрывавшуюся за телефонным звонком! Но сегодня Алекса забылась, потому что именно сегодня Роберт наконец получал развод, и, конечно же, к этому дню Алекса уже знала бы, если бы Томпсон что-то обнаружил, и Рождество почти уже настало, и все должно было быть прекрасно…
— Ах Алекса…
Кэт перевела дух и слово в слово передала сестре то, что сказал звонивший. И сначала увидела в глазах Алексы конец надежде, но буквально через мгновение заметила и знакомую решительность.
— Я поеду на пристань.
— Я с тобой. — Кэтрин протянула одно из висевших на антикварной вешалке зимних пальто Алексе, а второе принялась надевать сама.
— Нет, Кэт, — спокойно возразила Алекса. — Прошу тебя, останься здесь. Пожалуйста, останься, позвони Джеймсу и скажи ему о том, что произошло.
— Джеймсу, а не Роберту?
— Нет, не Роберту. Я никогда не говорила ему о ребенке, Кэт. Я не могу ему сказать.
— Потому что это Кэти? — тихо спросила Кэт. — Роберт так много говорил о малышке за ужином в понедельник, а ты никогда даже не упоминала при мне о приемной дочери Бринн, и я еще тогда подумала, что, может быть, это твой ребенок.
— Да, Кэт, это так, — призналась Алекса. — Кэти наша дочка. Я не говорила Роберту. Я не могу. Это так ранит его.
— Но, Алекса…
— Мне надо идти. Прошу тебя, Кэт, останься здесь и позвони Джеймсу.
— А что может сделать Джеймс?
— Не знаю. Но пожалуйста, просто позвони ему. Где ключи от машины?
— У меня в сумочке. Вот. — Кэтрин отдала ключи. — Алекса, увидишь, все будет хорошо.
— Нет, Кэт, — возразила старшая сестра. — Я так не думаю.
Глава 27
Как только Алекса спустилась по ступенькам и пропала в сумерках, Кэтрин набрала номер Инвернесса.
— Джеймс?
— Кэтрин, я…
— Алексе нужна твоя помощь. Ей только что позвонил кто-то, кто знает о ребенке.
— Дай мне с ней поговорить, пожалуйста.
— Ей велели приехать на пристань Мальборо.
— И она…
— Я не могла ее остановить, Джеймс. Она… — Но слова Кэт прервал внезапный, всепоглощающий страх.
Она не помнила услышанного звука, но он должен был прозвучать, потому что, пока мозг пытался расшифровать причину навалившегося безграничного и необъяснимого ужаса, раздался дьявольский грохот.
