Изумрудные ночи. Дилогия - Вирджиния Браун
— Бывает, я одеваюсь и подходяще, — сумела выговорить она, несмотря на спазм в горле.
— Лгунишка, — нежно сказал он, подходя к ней; теперь лицо его было лишь наполовину в тени. Темные глаза неотрывно смотрели на нее. — Я помню единственный раз, когда ты оделась подходяще.
— И когда? — Она не могла коснуться его, не могла позволить ему прикоснуться к ней. Если она позволит, она проиграла.
— В джунглях, когда ты стирала нашу одежду.
Она нахмурилась.
— На нас же ничего не было наде… — Она резко осеклась, покраснев от воспоминаний.
Трейс хрипло рассмеялся.
— Вот именно, принцесса. И никогда в жизни ты не надевала наряда прекраснее.
— Трейс, не думаю, чтобы это было разумно, — жалким голосом возразила Бетани, вытягивая руки вперед. Она не смотрела на него, просто надеялась, что ее маленькие кулачки могут послужить достаточной преградой, чтобы разделить их.
— Не думаешь? — Он наклонился, чтобы поцеловать ее в макушку, потом в лоб, в прямой носик.
— Нет.
— Почему нет? — Дорожка, прокладываемая влажными поцелуями, шла по щеке к уху, потом завернула к шее, заставив Бетани затрепетать.
— Потому что… — Она хватала ртом воздух. — Потому что это значит, что все начнется сначала.
— Отлично. — Ртом он пытался отвести в сторону воротник ее блузки, а когда наконец преуспел, то прильнул губами к гладкой коже и выступающим под ней хрупким ключицам. Губы его отыскали жилку на ее шее, почувствовав, как бешено бьется пульс, потом принялись исследовать ложбинку у нее между грудей, и Бетани вздрогнула и отстранилась.
— Трейс!
Губы его быстро переместились вверх и, застигнув врасплох, закрыли ей рот, а язык тут же начал возбуждающую игру, лишавшую ее способности сохранять контроль над собой.
— Я рад, что ты не забыла мое имя, — сказал он через несколько минут, так крепко прижимая к себе ее податливое вздрагивающее тело, что она почувствовала жар его набухшей горячей плоти. — Сначала я не был уверен.
— А чего ты ожидал? — пробормотала она, уткнувшись лицом в его широкую грудь, проклиная собственное тело, предавшее ее. Вот как хорошие женщины превращаются в дурных — они позволяют мужчине повести их за собой. Только Трейс не вел ее, он тащил ее за собой, сам бешено несясь куда-то…
Бетани закинула голову и наконец посмотрела ему в глаза.
— В последний раз, когда мы разговаривали с тобой, ты не проявлял желания встречаться со мной. Если я правильно помню, ты произнес путаную речь на тему, что тебе не хотелось бы заканчивать все, но ты должен, и так далее.
Трейс смиренно посмотрел на нее.
— Да ну, я рассчитывал, что ты не злопамятна и простишь меня.
— Может, я и не злопамятна, но я не дура! — огрызнулась она.
— О принцесса, я никогда так о тебе не думал, — мягко возразил он. — Я был дураком, а ты вела себя гораздо умнее меня.
Бетани подозрительно посмотрела на него.
— Что ты хочешь этим сказать?
Он пожал плечами, и при тусклом свете, льющемся на веранду из раскрытой двери, она заметила, как на глаза его набежала тень.
— Прости, мне не следовало придавать такого значения незавершенным делам. Мне нужно было послать все к чертям и смириться с последствиями, даже если бы я получил тебя совсем ненадолго.
Высвободившись, она направилась к стоящему на краю веранды шезлонгу и резким движением опустилась в него.
— У меня от тебя голова разламывается на части, Трейс, — таким наполненным горечью голосом сказала она, что Трейс немедленно оказался рядом. — О чем ты говоришь?
Взяв ее руки в свои, он опустился перед ней на колени и заговорил, не сводя с нее сверкающего взора:
— Бетани, милая моя, я не хотел рисковать и получать тебя ненадолго, а я знал или думал, что знаю, что не смогу вернуться в Штаты.
— А сейчас что-то изменилось?
— Сейчас все изменилось. Я здесь, и я собираюсь остаться. Я передал дела Джилу. — Он помолчал, потом вдруг жестким голосом пояснил: — Бентворт сказал, что не так давно мой отец погиб. Его убили во время очередного ограбления.
— Мне очень жаль, Трейс, — сочувственно прошептала Бетани.
Он ухмыльнулся.
— Очень жаль, что я не могу сказать того же о себе. Он лишь за месяц до этого вышел из заключения.
— Он был твоим отцом! Разве ты ничего не испытываешь?
— Думаю, сожаление, — признался он после продолжительного молчания. — Все должно было быть не так. Я пытался… черт, теперь это неважно. Он мертв. Он был ранен и через несколько дней умер. В эти дни, а он знал, что умирает, он написал письмо, которое просил передать Бентворту. Отец взял на себя вину за все преступления, которые мы совершили, и просил, чтобы я был оправдан. Разумеется, этого мало для правосудия, но Бентворт полагает, что его влияния будет достаточно. Он пообещал помочь мне получить место в агентстве Пинкертона и перечеркнуть мое сомнительное прошлое, если я этого хочу.
— Ты хочешь? — Она затаила дыхание.
— Не уверен, что я хочу носиться по стране, отлавливая парней, занимающихся тем же, чем занимался я сам, но есть и другие возможности. И это честная работа.
— Я рада за тебя, Трейс. Надеюсь, теперь ты счастлив и можешь строить новую жизнь.
Голос его зазвучал тверже.
— Именно этим я и собираюсь заняться. Послушай, Бетани, я не слишком хорошо умею говорить подобные вещи, но я много думал, пока плыл сюда на пароходе. И я понял, что совершил ошибку. Я готов был умереть за любовь, но не готов был жить во имя любви.
Бетани с трудом сглотнула.
— А теперь?
Усмехнувшись, он тихо произнес:
— Я стал эгоистичным. Я хочу тебя, пусть даже на десять минут. Я знаю, что ты любишь меня и…
Она выпрямилась.
— Я никогда тебе об этом не говорила!
Он засмеялся.
— О, нет, говорила, — а когда она недоверчиво на него посмотрела, пояснил: — Когда у тебя была горная болезнь и тебе было слишком плохо, чтобы обращать внимание на окружающих, ты сказала, что любишь меня. Я не знал, что ответить, а потом ты никогда больше этого не повторяла. И я тоже.
Закрыв глаза, Бетани покачала головой:
— И ты хочешь поймать на слове бредившую женщину?
— Если ты поймаешь на слове чрезвычайно упрямого мужчину. — Его теплые пальцы взяли ее за подбородок. — Бетани Брэсфилд, думаю, я хотел тебя с того самого момента, когда ты, свалившись на груду коробок на складе и услышав мой смех, послала меня к черту.
