Мери Каммингс - Кольцо

— Ты не поешь в фильмах...

— Не пою... Я и не говорю никому, что умею. Не хочу. Хоть это не хочу... на продажу. А ты их смотришь?

— Все.

— Туфта! И этот, «оскаровский», тоже туфта.

— Зачем ты так?

— Ну, я же могу оценить себя объективно. Они из меня фактуру сделали. Такой, понимаешь, мятущийся герой-одиночка со склонностью к истерике.

— Вот уж к чему ты меньше всего склонен — так это к истерике, — рассмеялась Нэнси.

— Я иногда думаю — плюнуть бы на все и уехать куда-нибудь, где меня никто не знает. На ранчо там или прода­вать какие-нибудь... подержанные автомобили!

— Брось, Стини! Ты бы через неделю без всего этого не выдержал... Уж я-то тебя знаю!

— Тоже верно. — В голосе Корма явственно послышал­ся смех.

С первых же слов, которые Нику удалось различить, у него возникло ощущение неправильности, несообразности этого диалога. Так не разговаривают люди, кото­рые познакомились всего несколько часов назад и встре­тились, чтобы по-быстрому трахнуться и разбежаться.

Стини?! И словно что-то щелкнуло, встал на место ку­сочек головоломки, делающий всю картину цельной.

Теперь он знал имя человека, которого Нэнси вспо­минала с такой теплотой, который жил с ней, кормил ее картошкой с кетчупом, а потом перебрался в Голливуд и «пошел вверх», — того самого «друга» из Калифорнии, к которому она уехала...

— ...Но ты знаешь, иногда действительно все на свете надоедает. Хочется выйти, побродить по улице, в парке посидеть — и чтобы никто ко мне не лез, — продолжал жа­ловаться на нелегкую участь кинозвезды лауреат «Оска­ра». — Ни режиссеры-придурки, ни приятели, которые в лицо улыбаются, а за спиной гадости говорят, ни все эти... постельные курочки, которым на самом деле все равно — кто я, какой я... Стивен Корм! Знаменитость! Никто из них даже имени моего настоящего не знает!

— Тебе этот псевдоним идет...

— Да... — тускло отозвался Корм. — В Нью-Йорке, ко­гда я мечтал об этом, все виделось немножко по-другому.

— Знаешь, а я сегодня весь день вспоминала, как мы с тобой тогда жили. Самое лучшее время было. Мечтали... радовались... смеялись... Потом уже никогда так хорошо не было.

— Я до сих пор думаю иногда, что мне не нужно было уезжать. Одному, я имею в виду.

— Не надо, Стини. Я же не в упрек тебе... Все получилось так, как получилось... и я за тебя рада. Действительно рада.

Наступило молчание.

— Я так и не понял, зачем ты согласилась на этот иди­отский контракт, — внезапно сказал Корм. — А главное, не понимаю, с какой стати он понадобился твоему это­му... не знаю, как назвать, — мужу, не мужу.

— Ну... я же тебе говорила...

— Это он может тебе баки забивать. Я-то мужик, и в та­ких делах понимаю лучше, чем ты. С бабой расплеваться можно и без этих выкрутас — и не думаю, чтобы у него опыта в подобных делах не было. Нет. И ревнует он тебя по-черному. Ты не видела, как он смотрел сегодня, когда увидел нас вместе. Когда он... прихромал. Думал — приду­шит сейчас...

— Не надо, он же не виноват, что у него ноги болят, — попыталась возразить Нэнси.

— Не нравится мне это все, — не обратил внимания Корм. — Непонятно как-то и... в общем, не нравится. Завязывай ты с этим делом, Нэнси.

— Мне еще девятнадцать дней осталось...

— Тебе так нужны деньги? Ну хочешь, я тебе их дам, столько, сколько надо?! Что ты мотаешь головой?! Сколь­ко он тебе посулил? Я сегодня, сейчас могу чек выписать — только уходи от него! Ты же сама на себя не похожа! У тебя глаза... как у побитой собаки. Опять хочешь попасть в психушку? Мало тебе одного раза?!

— Не бойся, Стини.

— Я боюсь! Я как раз очень даже боюсь!

— Не бойся, в этот раз я... буду беречься. Мне нельзя, у меня Дарра, — непонятно объяснила Нэнси — и, помол­чав, вдруг добавила тоненьким жалобным голоском: — Он все-таки спал с Алисией — ты знаешь?

— Так ты из-за этого такая?

— Я все время представляю их вместе. Как он ее обни­мает и... как они смеются... и... Я не могу...

— Не реви, не смей реветь, слышишь! Я же не умею утешать! — В голосе Корма прозвучала чуть ли не паника.

Но было уже поздно. Сквозь захлебывающиеся рыда­ния с трудом удавалось различить отдельные реплики:

— Он нанял меня... Понимаешь, нанял... Нанял, как шлюху, на то время, пока ее нет, пока она... в Европе. Она вернется через три недели... и... и все, чек в зубы и пошла вон... Понимаешь?!

— Ну что ты... Не надо! Ну перестань... — повторял Корм. — Ну не надо, ну услышать же могут. На вот тебе платок! Ну...

Всхлипывания становились все тише. Потом Нэнси, судя по звуку, высморкалась и хрипло сказала:

— Спасибо. — Шмыгнула носом. — Извини...

— Ничего.

Снова ненадолго стало тихо.

— Ну, и что ты теперь будешь делать? — спросил нако­нец Корм.

— Ничего. Получу деньги и уеду.

— Куда?

— Не знаю. Сама об этом все время думаю. В Денвере мне оставаться нельзя — там... все знают, что я его жена.

— Хочешь — приезжай ко мне.

— Зачем?

— Будешь жить у меня... Помогать мне готовить роли — у тебя это хорошо получалось. Захочешь — будешь спать со мной, не захочешь — не надо. Если тебе нужен... статус, я могу на тебе жениться... Чего ты смеешься — я буду неплохим мужем. Всех этих кинокуриц я уже в гро­бу видал! Ну что ты смеешься, правда?! — Актер явно обиделся.

— Ох! — Нэнси действительно рассмеялась, хриплым невеселым смехом. — Самое романтическое предложение, которое я когда-либо получала! Хорошо хоть про деньги не начал. Может, еще скажешь, для разнообразия, что лю­бишь меня?

— Нет... не буду врать. — Корм говорил очень серьез­но. — Наверное, я просто по натуре... не романтик. Но ты самый близкий мне человек — пожалуй, единственный близкий мне человек. И... я был бы рад.

— Спасибо, Стини. — Нэнси перестала смеяться. — Спа­сибо.

— Ну так что — согласна?

— Не знаю...

— Нэнси, да что с тобой?! — взорвался Корм. — Ты же мечтала стать режиссером, мы с тобой говорили об этом часами! А сейчас у тебя есть реальный шанс, а ты: «Не знаю... не знаю...» Что ты с собой сделала?! Ты же была чертовски талантлива — уж я-то знаю! Ведь та самая роль, на которой я поднялся, — мальчишка этот, жиголо, — она и получилась, потому что я делал так, как ты мне посове­товала! И я помню, как ты меня готовила для той кино­пробы! Я все помню: и как ты первая сказала — поезжай! — и в аэропорту тогда... Любая другая женщина бы плакала, а ты смеялась и радовалась — за меня и вместе со мной.

— Я потом поплакала... дома.

— Нэнси, да что с тобой?..

— Знаешь, я все это время нет-нет да и думала: может, он просто не знает, где я, поэтому ни разу не позвонил, не написал. Хотела даже написать ему... А оказывается — все он знал. Просто — не хотел меня, с самого начала — не хотел!