Шугар Раутборд - Сладость мести
— Сценарий таков. Некий малый, взявшийся невесть откуда, пришедший на своих двоих из лесов, устраивается работать лесорубом. Очень славно управляется с другом-топором. Становится лучшим приятелем сына богатого лесозаводчика. В один миг они становятся не-разлей-вода, живут вместе в доме хозяев или в сторожках на лесоповале. Ни дать ни взять два брата. Малый без прошлого прокладывает себе дорожку в семью и, надо признать, проявляет недюжинную изворотливость в этом деле. И вот в один прекрасный день это самое происшествие. Никто, как он думает, ничего не видел. Сын хозяина оказывается распиленным пополам, а его лучший друг, якобы пытавшийся прийти на помощь, получает рубленую рану топором. Никто не может разобраться толком, что именно произошло, да и не пытается. Убитые горем родители, христиане-сцентисты, усыновляют раненого чужака, и все забыто, все быльем поросло, все шито-крыто. Они посылают его в колледж, дают ему кусок от своего лесного пирога.
— О, охотничья история в духе Пола Буньяна! — Родни посолил приправу. Буффало проигнорировал его выпад.
— Но, оказывается, настоящий сын лесозаводчика вел дневник. Последняя запись, датированная днем как раз накануне происшествия, показывает, что настоящий сын стоял перед типичной подростковой дилеммой, изливаемой в таких случаях на бумагу. Он догадался, что его лучший друг обкрадывает отца, вот те раз! Но ведь если он наябедничает, отец взашей выгонит его лучшего друга из лагеря, из дома, вычеркнет из их жизни. А вдруг он прав? Отпрыск набожного семейства, имеющего представления о чести и бесчестии, сынок решает поймать друга с поличным. Однако на следующий день он красиво распилен на две части на лесозаводе. Лесоруб, обнаруживший его тело, говорит теперь, что это не могло быть несчастным случаем. Говорит спустя треть века. По его словам, будущий приемный сын сам нанес себе рану топором.
— Почему он молчал до сих пор?
— Никто не спрашивал.
— А как же дневник оказался найденным только сейчас?
— Старый лесоруб, не разумеющий грамоте, обнаружил его, заглянув в сторожку, где жили парни, забрал и держал его у себя, даже не понимая, что это такое. Я думаю, что родители — не богобоязливые христиане, живущие в глуши канадских лесов, даже представить себе не могли, что это было убийство. Им такое и в голову не пришло!
— Так где же был этот изобличающий документ все это время?
— Я тебе сказал. В глубине лесов, в Канаде. Где старый буян-лесоруб хранит номера "Плейбоя".
— А тогда как же тебе удалось заполучить эту решающую улику?
— Я получил ее в обмен на два свежих номера "ХАСЛЕРА" с фотографиями шикарных девочек.
— Очень мило, Буффало. В самом деле, забавно. Пойдем в гостиную, салат готов.
Буффало, Родни и Линда уселись за стол. Родни продолжал задавать вопросы:
— Так что же собирается делать со всеми этими уликами нью-йоркский департамент полиции?
— Этот парень, вынырнувший из глуши канадских лесов, не оставил после себя никаких документов, кроме свидетельства об усыновлении. — Буффало поддел вилкой феттучине. — Он становится магнатом-лесозаводчиком, потом совершенно неожиданно женится на дочери владелицы поместья с Юга Штатов. Прием грубый, но безошибочный. Он поднахватался кой-каких манер, приобрел некоторую светскость и прикатил в Нью-Йорк, совсем как Джей Гоулд в пятидесятые годы прошлого века: полная неразборчивость в средствах, никаких моральных ограничений, — все как тогда, только на этот раз уже в середине восьмидесятых двадцатого века. Разумеется, он круто пошел в гору. Обзавелся собственным небоскребом.
Буффало поковырял вилкой в салате. Родни показалось, что все сказанное странным образом знакомо ему.
— Со стороны звучит как современная история про Золушку. — Линда работала редактором в журнале "Эснс".
— Детка, я забыл чесночный хлеб, будь добра…
— Разумеется. Между прочим, и пищу, и образ жизни я делаю по журналам, — улыбнулась Линда и унеслась в кухню.
— Буффало, что ты дальше намерен делать с этим материалом? Между нами.
— Я собираюсь с ним на вершину Беддл-Билдинга, но нуждаюсь в связи с этим в помощи окружного прокурора.
Родни уронил вилку и расплескал бокал "Монтальчино".
— Ты спятил, Буффало! Я и слышать об этом не желаю, пока ты не оформишь все официально. А потом преступление с таким сроком давности! Без прямых свидетелей и горюющих родственников, заинтересованных в иске дела, оно даже до суда не дойдет. Тем более если оно бьет по репутации богатейшего и известнейшего в Нью-Йорке финансового воротилы, окруженного армией адвокатов, у которых за плечами школа тяжб, не имеющая себе равных в Америке. Ты совершенно спятил! Единственное место, за которое можно уцепить такого крутого парня, как Кингмен Беддл, так это неуплата налогов, если такая имеет место быть. То, для чего мы использовали Рико! Кингмен Беддл! — Родни потряс головой. — Убийца с топором! Распиливатель тел! Ты натуральный псих!
— Ладно. Но у меня есть еще кой-какие интересные совпадения.
— Не желаю ничего слышать. Я не могу заниматься таким делом официально. — Родни отпихнул в сторону большой пакет, который протянул ему Буффало.
— Понимаешь, — прошептал он Буффало, — я знаком с Кингменом Беддлом.
— Что? Ты тайком работаешь на Беддла? — Марчетти чуть не потянулся за пистолетом.
— Не я, мой отец.
— Что, твой отец банкир, инвестор?
— Нет, мой отец швейцар у Кингмена Беддла. Я вырос на плантации его первой жены. — Последнее слово буквально застряло у Родни в горле.
Буффало онемел. Он ударил себя ладонью по лбу и откинулся на спинку стула.
— Надо ли это понимать так, как тебе не терпится перейти к спумони? — тут же прокомментировал Родни. У себя в кабинете прокурора Родни прослыл большой язвой. — Пойми, Буффало, я не хочу ссориться с тобой, но у меня есть кой-какие виды на карьеру, и я не хочу их с ходу растерять.
— Я уже спокоен. Просто я решил, что моя миссия — остановить этого человека. И тут вдруг узнаю, что твой отец — его слуга и, может быть, поверенный во всех его тайных делах…
— Давай начистоту. — Родни заглянул Буффало в глаза. — Мой отец не посвящен ни в какие секреты и сплетнями не занимается. Мой отец не работает на кабинет окружного прокурора. Если говорить всерьез, то он работает на Рендольфов, Рендольфов из Ричмонда. Кингменовскую экс-родню.
Он через стол потянулся за конвертом.
— Позволь взглянуть одним глазком. Не для записи.
— Ун пьячере. — Буффало просиял.
Несколько минут Родни сосредоточенно изучал неофициальное досье сержанта на Кингмена Беддла и вдруг, откинув голову, взревел:
