Маргарет Пембертон - Богиня

Дентон ободряюще похлопал ее по плечу.

– Мы еще раз позвоним, когда приедем домой, а потом я сам посажу вас в самолет. Ничего не случится, если вас сегодня заменит Дженет Лиман.

Благодарность к Дентону после этих слов лишь усилилась.

– Спасибо, – облегченно выдохнула она. – Правда, я не знаю, какие рейсы…

– Ни о чем не тревожьтесь. Мой личный самолет полностью в вашем распоряжении.

Валентина принужденно улыбнулась.

– Такого друга, как вы, очень полезно иметь, Дентон.

– Для меня большая честь быть вашим другом, – отозвался он.

По приезде в Ойстер-Бей Руби немедленно и тактично исчезла под предлогом того, что хочет показать Александру сад, двор, бассейн, теннисный корт и пони. Армия слуг отнесла багаж наверх. Комнаты утопали в экзотических цветах. На атласных простынях и банных полотенцах красовалось имя Валентины, затейливо вышитое золотом. Лейла цинично усмехнулась при виде такой роскоши. Предложение Дентона переехать в Ойстер-Бей было явно сделано не под влиянием минутного порыва. Весь дом оказался тщательно подготовлен к приезду хозяйки. Слишком тщательно. Очевидно, Брук Тейлор рассчитывал, что Валентина обоснуется здесь надолго. Однако он уже набрал номер и приказывал летчику приготовить самолет к вылету на западное побережье. Лейла ничего не понимала. Дентон ведет себя совсем не как обычно! Куда девался властный, несгибаемый деспот, привыкший к беспрекословному повиновению? Либо он изменился и стал другим человеком, либо происходит нечто странное. Недоступное для ее понимания.

– Что такое ожоги второй степени? – охнула Валентина. – Это может означать что угодно! Почему они не могут говорить по-человечески?!

– Это достаточно сильные, но не смертельные ожоги, – пояснил Стен, затушив сигарету в пепельнице и немедленно закуривая новую. Остается надеяться, что он окажется прав. Если Ракоши умрет, Валентина обезумеет от горя и спектакль останется в памяти зрителей и критиков как чудо двух вечеров.

Услышав шум мотора, Дентон положил трубку. Это, должно быть, приехал его помощник, оставленный в отеле со строгими инструкциями привезти немедленно любые телеграммы из Лос-Анджелеса.

– Самолет готов, до аэропорта не так уж далеко, и мы на борту, – объявил он, улыбаясь уголками губ при виде служащего, выскочившего из машины и бегом устремившегося в дом.

– О Боже! – воскликнула Валентина, стискивая руки и в который раз принимаясь нервно ходить по комнате. – Полет займет не один час! И придется делать посадку в местах, где, возможно, даже телефона нет! И я целую вечность ничего о нем не узнаю! Расставшись с ним вчера, я чувствовала, что случится что-то ужасное, просто чувствовала!

– Вам телеграмма, – перебил Дентон, отпустив служащего. – Из Лос-Анджелеса.

Стен отставил стакан. Дентон нахмурился. Лейла неверным голосом пробормотала:

– Наверное, от Теодора.

Никто не шевелился, пока Валентина читала телеграмму. Она долго, упорно смотрела на листок бумаги. Разметавшиеся темные волосы скрывали лицо. Наконец когда Лейле показалось, что она больше не выдержит, Валентина подняла голову и произнесла на редкость невыразительным голосом:

– Самолет не понадобится, Дентон. Кариана получила сильные ожоги, и Видал решил остаться с ней. Похоже, он не слишком пострадал. Не возражаете, если я поднимусь к себе и отдохну? Мне нужно немного поспать перед вечерним спектаклем.

Она тщательно сложила телеграмму, сунула ее в карман норкового манто и вышла из комнаты. Стен и Лейла уставились ей вслед.

– Почему она так внезапно успокоилась, черт возьми? – недоумевающе поинтересовался Стен. – Никогда не слышал, чтобы она так говорила. Ровный… глухой голос… словно сейчас сознание потеряет.

– Мне, наверное, лучше пойти к ней, – неловко пробормотала Лейла. – Похоже, она не слишком хорошие новости получила. Почему она вдруг так побледнела, когда сказала, что с Видалом все в порядке? Казалось, наоборот, должна была бы обрадоваться!

– Может, расстроилась, потому что состояние Карианы тяжелое? – предположил Стен.

– Нет, – медленно протянула Лейла. – У нее было такое лицо, словно она узнала, что Видал умер.

Она поспешно поднялась наверх и со всех ног помчалась к спальне Валентины, но у самой двери замерла – из комнаты доносились душераздирающие рыдания.

Лейла подняла было руку, чтобы постучать, но тут же отпрянула. Несколькими словами участия не облегчить такого горя.

Чувствуя себя ничтожно слабой, Лейла опустила плечи и медленно побрела в гостиную.

Валентина не выходила из спальни, пока не настало время отправляться в театр. Она держалась спокойно, и казалось, полностью овладела собой. Лейла попыталась было найти в себе мужество справиться о телеграмме, но так и не сумела. Валентина изменилась. Словно невидимый ледяной панцирь сковал ее, не давая никому приблизиться. Она не отвечала на преувеличенно-жизнерадостную болтовню Лейлы, отделываясь междометиями и стараясь не встречаться с подругой взглядом. Лишь однажды Лейле удалось увидеть у нее такие глаза. Глаза незнакомки. Бездонно-черные и пустые.

У двери уборной Валентины Лейла внезапно произнесла:

– Валентина, что бы там ни было, позволь мне помочь тебе. Раздели со мной свое горе. Пожалуйста.

Впервые в глазах Валентины появилась печаль.

– Я никогда не смогу говорить об этом, Лейла. Никогда, – пробормотала она и осторожно прикрыла за собой дверь, оставив Лейлу стоять в коридоре.

С той минуты, как Валентина получила телеграмму и заперлась в спальне, Дентон взял все в свои руки. Он запретил приносить ей какие-либо телеграммы, соединять с кем бы то ни было и допускать к ней посетителей.

– Не хочу, чтобы она еще больше расстраивалась, – сказал он Стену. – Она нуждается в спокойствии и упорядоченной жизни, только и всего.

Стен оставил свое мнение при себе. Валентина, несомненно, обретет здесь покой. Дентон и его лакеи быстро превращали дом в роскошную тюрьму. Он невольно подумал, уж не лучше ли было им остаться в отеле, среди шума, суматохи, под осадой ненасытных репортеров. Уединенный дом, тишина и вышколенная прислуга… по сравнению с отелем это просто склеп. К тому же вряд ли Дентон будет долго терпеть присутствие Лейлы. Брук Тейлор хочет заполучить Валентину, и Стен решил, что он добьется своего.

Его опасения относительно сегодняшнего спектакля были беспочвенными. Игра Валентины завораживала. Самый воздух, казалось, вибрировал ревностью и подавляемой сексуальностью Гедды, жаждой мести – такими всепоглощающими страстями, что Стену почудилось, будто он заглянул в самую душу женщины, стоявшей на сцене.