Бабочки и порочная ложь - Кейли Кинг
У него всегда будет больше денег, чем он знает, что с ними делать, но я не хочу жить исключительно за счет него. Это кажется неправильным, и именно поэтому я настояла на том, чтобы сохранить работу в балетной студии. Бывают дни, как сегодня, которые утомительны, но мне это тоже нравится. Мне нравится делиться своей любовью к танцу с этими юными умами. Мое собственное танцевальное будущее пока под вопросом, и неизвестно, окажусь ли я снова на сцене, но пока я не разберусь в этом, я счастлива в студии.
Моя цель сейчас — дожить до конца этого учебного года. Весной Рафферти заканчивает учебу, и после этого мы переезжаем в пентхаус, который он покупает, в центре Сиэтла. Это двухэтажное здание, и каждая стена представляет собой окна от пола до потолка с видом на воду. Это чрезмерно и щедро, но я не ожидала бы от него чего-то меньшего.
Первоначально он планировал продать пожарную часть, но теперь, когда все в воздухе с Паксом, он решил подождать, пока у его брата не появится какой-нибудь план.
Мне хотелось бы сказать, что Пакс остался трезвым после встречи с Адрианом, но это не так. Он продержался почти неделю, прежде чем вернулся домой, и был чертовски расстроен собой. Я сидела с ним, пока он не заснул, а затем оставалась рядом с ним следующие два дня, пока он снова проходил детоксикацию. Он изо всех сил старался оставаться чистым, но в прошлом месяце попал в порочный круг. Мы с Раффом помогаем ему, как можем, и поддерживаем его во всем этом. Я горжусь тем, что он решил, что хочет быть трезвым. Для него это был большой шаг.
В моменты просветления в течение этих недель он делал комментарии о возможности вернуться в школу и получить степень. Именно эти комментарии заставляют Рафферти воздерживаться от продажи этого места.
Шаги по деревянной лестнице заставили мои глаза открыться.
— Привет.
— Что ты делаешь? — спрашивает Пакс, обходя диван и садясь напротив меня.
— Моя смена началась сегодня в девять утра. Я действительно не понимаю, почему родители записывают своих пятилетних детей на ранние субботние занятия, но вот мы здесь, — я перекатываюсь на бок и поднимаю голову рукой, чтобы видеть его во время разговора. Он не трезв. Я могу это сказать по остекленению его глаз. — Как дела?
Я понимаю, что смерть Адриана не волшебным образом стирает годы травмы, которую он пережил, но я надеялась, что знание о том, что его мучитель ушел, поможет ему спать немного лучше — что это принесет ему кусочек покоя. Он не сказал ни слова о той ночи, и я не рассказала об этом ему — ни одному из них — поэтому я могу только сделать вывод, что он чувствует по этому поводу, основываясь на его действиях и выражении лица. Последнее в последнее время стало трудно читать, поскольку он все больше погружается в себя, и поэтому я могу только предположить, что он борется. Что более чем понятно.
Его ладони тревожно трутся друг о друга, и он ерзает на своем месте.
Нервная энергия, исходящая от него, мгновенно приводит меня в бешенство, и я принимаю сидячее положение.
— Пакс?
— Мне нужна твоя помощь.
Дежавю обрушивается на меня, как чертов грузовик. Мы были здесь раньше, и мой ответ такой же, как и тогда.
— Назови это.
О чем он собирается спросить, для меня загадка, но я не сомневаюсь, что сделаю все, что в моих силах, чтобы это произошло. Ради мальчиков Уайльдов я всегда все брошу и помогу им. Это обещание, которое я дала давным-давно.
Вытаскивая телефон из заднего кармана, он протягивает руку через журнальный столик из темного дерева, чтобы передать его мне. Взглянув на экран, я вижу уже набранный номер телефона. Кому-то просто нужно нажать зеленую кнопку набора номера.
Я оглядываюсь на него, не понимая, что ему от меня нужно.
— Чей это номер?
Его губы сжимаются в тонкую линию.
— Это реабилитационный центр в Орегоне. Похоже, это могло бы подойти мне. Они сосредотачиваются не только на зависимости, но и на ее источнике. У них в штате есть… психиатры. Думаю, это то, что мне нужно, — мое сердце болит, когда его голос становится тихим шепотом, когда он произносит последнее предложение. — Я уже зарегистрировался и все настроил. Я просто не могу заставить себя сделать последний звонок.
Гордость, которую я сейчас испытываю за своего лучшего друга, неописуема. Я могла только надеяться на него, что он достигнет этой точки, и тот факт, что он сделал эти шаги в одиночку, удивителен. Ему нужно было решить, когда он будет готов к дополнительной помощи, и он наконец достиг этой точки.
Я сажусь прямо и очищаю свой голос. Ему не нужно, чтобы я плакала по нему счастливыми слезами прямо сейчас. Я сохраню их на потом.
— Что будет после звонка?
— Они пришлют машину, чтобы забрать меня. С ними будет куратор, и они останутся со мной во время полета. Из аэропорта меня отвезут прямо в учреждение.
— Ты не хочешь, чтобы Рафферти или я сопровождали тебя? — я не могу не спросить. Это противоречит всему во мне — позволить ему столкнуться с этим в одиночку.
Его голова трясется.
— Нет, я думаю, мне нужно сделать эту часть самому.
Призрак улыбки, появившийся на его лице, напоминает мне те, которые он носил до того, как его мир стал таким мрачным.
— Я готов быть трезвым, быть здоровым. Он сказал мне, что я не буду сопротивляться, и пока я буду зависеть от этих таблеток, я не смогу бороться, чтобы вернуть свою жизнь.
Адриан думал, что сломал своих детей, но он ошибался. Они сильны, несмотря на то, что он с ними сделал, и именно из-за этого он проиграл. Я надеюсь, что Молли так же гордится своими мальчиками, как и я, и я надеюсь, что она знает, что со мной они в безопасности.
Черт возьми. Я позволила слезам течь из глаз. Встав с дивана, я сокращаю пространство между нами и обнимаю его. Он так же крепко обнимает меня в ответ и зарывается лицом мне в плечо.
