Самойловы-2. Мне тебя запретили - Инна Инфинити
— Ты? У психолога? — не верю.
Леша сильнее меня сжимает и еще раз целует в макушку.
— Хуже. У психотерапевта. И даже антидепрессанты пил.
— Ты знаешь, а я нашу яхту вспоминала все время, — произношу с ностальгией, снова мысленно возвращаясь на палубу. — В самые тяжелые, самые трудные моменты этих трех лет я вспоминала яхту. Когда было так тяжело, что хотелось все бросить и уехать, я вспоминала яхту, и мне становилось легче.
— Ты была счастлива в Голливуде?
— В Голливуде как таковом нет. Но я любила свою работу.
— А я каждый день смотрел на тебя на всех плакатах.
— И о чем ты думал, когда видел меня?
— О том, что без тебя нет жизни, — он целует меня в губы. Не сильно, но ощутимо. Потом еще раз и еще раз. — Без тебя нет жизни, — повторяет шепотом и соприкасается с моим лбом.
Глава 64. Неоправданные надежды
Моя жизнь наконец-то обретает смысл. Я каждый день провожу с Наташей, мы постепенно налаживаем нашу коммуникацию и снова привыкаем друг к другу. Она переезжает жить в Золотой ручей, потому что там больше пространства и воздуха, чем в квартире, к тому же есть двор и сад. Выходить на улицу и в парки Наташа не хочет, потому что там ее узнают.
Я тоже переезжаю на дачу. В первой половине дня, когда у Кузнецовой занятия с врачами, я работаю в компании. Но после обеда я закрываю дверь своего кабинета на ключ и еду в Золотой ручей, чтобы до позднего вечера быть с девушкой.
Она изменилась: стала взрослее, спокойнее. Может, даже мудрее. Пока не стемнеет, мы сидим на качеле в саду Кузнецовых и рассказываем друг другу, как жили эти три года. Наташина жизнь, конечно, была намного насыщеннее, чем моя. Мне и рассказать-то нечего на самом деле. Учился и тусил. Вот и вся моя жизнь в Америке.
А Наташа в подробностях пересказывает свой самый первый кастинг у Антуана Леруа. Потом, как ходила на прослушивания, а ей отказывали до тех пор, пока она не поняла, что на самом деле значит быть моделью.
— Вот тебе, Леша, кажется, что модель — это просто красивая мордашка, правда? — говорит мне серьезно в один из вечеров, когда мы сидим на качеле в саду Кузнецовых.
Я поправляю на ее плечах легкий плед и укладываю девушку к себе на грудь.
— Да нет, почему…
На самом деле да, но я не хочу обижать Наташу.
— Я знаю, что вы все думаете о моделях, — язвит. — Что им просто повезло родиться красивыми и что они получают деньги из воздуха, но на самом деле это не так!
— Я так никогда не думал. Я вообще никогда не думал о моделях, пока ты не стала одной из них.
— А на самом деле модель — это продавец и маркетолог. Вот на рынках толстые тетки зазывают покупать на их прилавках молоко и мясо. Модель на обложке на самом деле та же самая тетка, что и на рынке, только по-другому упакована.
Я смеюсь в голос такому сравнению.
— Ты и близко не тетка с рынка.
— Знаешь, как выросли продажи губных помад у «Ив Сен Лоран» после того, как я снялась в их рекламе? На 200 процентов! Только поэтому они и продолжили со мной сотрудничать. Так что модель должна уметь продавать, а для этого мало родиться красивой. Кстати, есть отдельный типаж моделей, которые называются инопланетянками. Это девушки, которые некрасивы внешне, но при этом все равно притягательны.
— Ммм, не знал.
— Модельная внешность делится на пять типажей: классическое лицо, детское лицо, сильное лицо, коммерческое лицо и странное лицо. Странные и есть инопланетянки. У них очень высокие гонорары, кстати, — рассказывает со знанием дела.
— А у тебя какое лицо?
— У меня коммерческое.
Я снова смеюсь.
— Видимо, поэтому ты и подняла продажи губных помад.
— Да, Антуан всегда говорил мне, что я рождена продавать.
— Не зря ты дочка банкира-маркетолога.
Как раз в этот момент слышится скрип калитки, и во двор заходит Наташин отец. Замечает нас сидящих в обнимку на качеле и идет в нашу сторону. Я не выпускаю Наташу из своих рук, несмотря на то, что вроде как неловко обниматься перед ее отцом.
— Всем привет, — здоровается с нами и протягивает мне руку, которую я тут же жму.
— Привет, пап.
— Здравствуйте, Егор Владимирович.
— Как дела?
— Все нормально, пап, — Наташа приподнимает уголки губ.
— Ужинали уже?
— Еще нет.
— Ну приходите.
Удивительно, как радушно Егор Владимирович со мной общается. Как будто и не угрожал три года назад убить, если я еще хоть раз окажусь возле Наташи.
Девушка отрывает голову от моей груди и сама тянется за поцелуем. Я касаюсь ее губ сначала нежно, затем сильнее, а потом мы в этом поцелуе тонем.
— Я тебя люблю, — шепчу ей. — С первого класса.
Улыбается.
— Не веришь мне?
— Верю.
Это самое главное для меня — чтобы она верила, что я действительно ее люблю.
— Леш, а если я никогда…
— Тссс, — перебиваю. — Мы тебя вылечим.
— А если нет?
— Даже не думай об этом.
— Алексей, Натали, идите ужинать, — кричит из окна кухни Мэриэн.
— Сейчас! — отвечаю ей громко.
Я подхватываю Наташу на руки и несу в дом.
Близится к концу август. Мама все чаще и чаще смотрит на меня с тоской. Я понимаю, что ее тревожит: начинается новый учебный год, а я никуда
