Анна Берсенева - Яблоки из чужого рая
Было так поздно, что пробок на въезде в Москву уже не было. И вгиковское общежитие находилось рядом с Ярославкой, так что Сергей добрался всего за час. Заплатив охранникам, чтобы пропустили, он отправился искать Амалию. Сделать это оказалось нетрудно: ее здесь, как выяснилось, хорошо знали. Если не первая, то третья встречная девчонка объяснила ему, в какой комнате ее можно найти.
– Они вечером вроде бы никуда не собирались, – добавила она. – Так что застанете.
Не обратив внимания на это «они», Сергей направился к указанной комнате. На его стук никто не ответил, и, поколебавшись, он толкнул незапертую дверь.
И остановился на пороге – наверное, так же, как Маруся сегодня утром. В кровати лежали, правда, не трое, а двое. Да и на пороге стоял человек, давно уже не питающий никаких иллюзий.
Мужчина лежал голый поверх одеяла, которым Амалия была укрыта только до колен. Сергей смотрел на ее тело, уже не такое мраморно-классическое, как семь лет назад, но все-таки привлекательное, смотрел на смуглое, длинное, рельефное тело ее партнера, разглядывал выразительные черты его лица и не чувствовал ничего. Ни боли, ни горечи, ни сожаления, ни хотя бы брезгливости.
Будь это пять лет, даже три года назад, неизвестно, что он сделал бы. Убил бы его, ее, обоих? Или вышвырнул бы его из постели, дрожа от ярости и желания, упал на его место и, еле успев расстегнуть штаны, набросился на Амалию? Все это было вполне вероятно.
Теперь он просто подумал: «Неужели кончено?» – и, подойдя к кровати, тряхнул Амалию за плечо.
– Вставай, – сказал он. – Только поживее, мне некогда.
Все, что происходило потом – ее возмущенные возгласы, страстные возгласы ее мужчины, латиноамериканца, как он успел этими возгласами сообщить, – беспокоило Сергея очень мало.
– Если б не Маруся, – сказал он, – никуда бы я тебя увозить от такого счастья не стал. Но к ней – увезу. А не пойдешь сама, поволоку по коридору за волосы. Живее одевайся.
В чем Амалии невозможно было отказать – это во мгновенном понимании того, что с ним можно себе позволить, а чего позволить нельзя. Семь лет ей можно было позволять себе с ним очень многое, и она позволяла. Теперь он не позволил бы ей ничего, и это она тоже сразу поняла.
Она перестала кричать, оделась и, не глядя на Сергея, пошла к двери.
Молчание она нарушила только в машине.
– Все равно я люблю не тебя, а его, – сказала Амалия. – А тебя никогда не любила. И с ним я пойду на край света, хотя он такой же нищий, как я. А с тобой – никуда.
Он не обернулся. Он почти не слышал, как она пытается оскорбить его и уязвить. Это было ему безразлично.
«Неужели все? – с горьким недоумением думал он. – Как оказалось просто… Что же я наделал с собой?»
Что он наделал с Анютой, думать в эти минуты было невозможно. Если бы он стал об этом думать, то разогнался бы да и врезался в первый же придорожный столб.
Анна смотрела, как тлеет в плоской пепельнице-ребусе сигарета ее мужа. Раньше он никогда не курил в спальне, а теперь стал курить. Она смотрела на него и понимала, что невозможно делать вид, будто между «раньше» и «теперь» ничего не было – не было этих мучительных бесконечных лет. Но она понимала это только своим повзрослевшим умом. А сердцем, которое было одинаковым и в семнадцать лет, и в сорок, она понимала совсем другое: что… Да ничего она не понимала сердцем! Она чувствовала только счастье оттого, что Сергей сжимает ее руку, что он курит в спальне и не рассказывает ей, наверное, даже десятой доли того, что происходило с ним в эти годы.
Но и того, что он коротко рассказал, было достаточно.
– Что же ты теперь будешь делать? – спросила Анна. – Ведь она все-таки мать и имеет право, а…
– Мне плевать на ее право, – резко перебил Сергей. – Извини, Анют… – тут же добавил он. – Но мне действительно плевать. Я не Страсбургский суд, чтобы защищать ее права.
– А если она подаст в суд? – уже совсем осторожно спросила Анна.
– Пусть подает. Марусе сейчас шестнадцать, пока суд да дело, исполнится восемнадцать, и никто ее ни к чему принудить не сможет. Да она и сама прекрасно все понимает: эта все-таки мать. Оттого и эффектная стрельба в подворотне.
– Странно, что она даже не попыталась с тобой как-нибудь договориться, – вздрогнув от воспоминания о стрельбе в подворотне, сказала Анна.
– Ничего странного. Она хорошо меня изучила, – усмехнулся Сергей, – и понимает, что договориться со мной, чтобы я отдал Марусю, – это не получится. Проще меня застрелить.
– Господи, Сережа, как ты можешь так спокойно об этом говорить!
– Но это же правда. Она ведь потому и сама из Уругвая не приехала, что в этом не было бы никакого смысла. Мне этот ее мачо просто предъявил разрешение на вывоз девочки Маруси в количестве одна штука. Как на чемодан. Между прочим, вполне действительное, нотариально заверенное разрешение. – Анна не поняла, почему Сергей произнес это с такой горечью. – Мне, правда, неясно, зачем лично ему так уж необходимо, чтобы Маруся оказалась в Уругвае. Но, учитывая, что у него с ее мамашей страстная любовь… Хотя вообще-то мне все равно, какие у них обоих резоны. Никаких, наверное, – так, в голову взбрело. Сердца нет, мозгов тоже, ну и делают первое, что взбредет в голову. Плюс ослиное упрямство. В целом – довольно распространенное отношение к жизни.
– По-моему, мне все-таки не латиноамериканец звонил, – вспомнила Анна. – Вполне наш родной уголовник.
– А у этого Эрнесто, я думаю, в наших родных уголовниках недостатка нет, – объяснил Сергей. – Он тут наркотиками приторговывал, так что друзьями, слава Богу, обзавелся.
– Сережа, если с тобой что-нибудь случится, я умру, – помолчав, сказала она.
– Анют, ну ты что? – Сергей произнес это в точности с Матюшкиными виноватыми интонациями. – Да ничего со мной не случится! Это же просто убогая история, ничего в ней страшного нету. Никаких вендетт до седьмого колена. Подлечится Эрнесто в тюремной больничке, да и сбагрят его, я думаю, под родные пальмы, или что там в Уругвае произрастает. И сюда он больше не приедет, на это у Амалии ума хватит. Даже лучше, что так все разрешилось, – добавил он. – А то я, по правде говоря, уже устал его на хрен посылать и Марусю сторожить, аки пес цепной. Я же все время боялся, что он ее и правда как чемодан вывезет.
– Ну это уж, мне кажется, невозможно, – покачала головой Анна.
– Это как раз вполне возможно. Правильно дозу подобрать – и пошла бы девочка своими ногами, с виду вполне вменяемая. Особенно если бы… – Тут он осекся.
– Что – если бы? – спросила Анна. – Что – если бы, Сережа?
– Особенно если бы знала, что стрельба в подворотне прошла успешно, – нехотя объяснил Сергей. – Но стрельба прошла безуспешно, я вполне живой, как ты, наверное, заметила, и думать обо всем этом больше не хочу! Завтра разберусь с Матюшкиной армией, потом поеду и заберу Марусю из Сретенского.
