Барбара Брэдфорд - Женщины в его жизни
Огромные двойные двери, ведущие в малый салон, были распахнуты. Марго секунду помедлила перед тем, как войти, заглянула в комнату и застыла от удивления и восторга.
Ее восемнадцатилетняя дочь стояла посреди комнаты, медленно поворачиваясь, расставив руки в стороны, а Мари старалась и хлопотала вокруг, завершая подгонку вечернего туалета, сшитого ею накануне. Платье – нечто эфемерное из шифона нежно-голубых и бледных тонов – колыхалось и струилось вокруг стана девушки, подобно клочьям морского тумана. Если платье можно было счесть шедевром, то Анастасия была само совершенство.
Утреннее солнышко сквозь высокие окна заливало комнату, девушка купалась в потоках света. Ее белокурые волосы ниспадали до тоненькой талии и, казалось, были пронизаны лучами солнца. Прелестное личико с чуть выдававшимися скулами напоминало по форме сердечко, кожа светилась, как полированная слоновая кость. Широко расставленные глаза в опушке тяжелых ресниц были изумительного дымчато-синего цвета. При среднем росте у девушки были длинные изящные ноги и руки. Линия рук угадывалась под невесомой тканью расширенных книзу рукавов, ниспадавших с великолепных плечей, а кромка подола в движении приоткрывала прекрасной формы щиколотки и очаровательные ножки.
Она так красива, что кажется нереальной, подумала Марго. Впрочем, она никогда и не казалась реальной, даже будучи ребенком. Утонченная сверх всякой меры и чересчур добра и деликатна, чтобы думать о себе. Идеалистка и мечтательница. Что я буду с ней делать? Слишком уж она непрактична и доверчива для этого жестокого мира, в котором нам выпало сегодня жить. Вздохнув, Марго вплыла в комнату.
– Вот ты где! – воскликнула она, улыбаясь дочери.
– Мамочка! Правда ведь восхитительно? – Анастасия слегка приподняла подол, сделала небольшой пируэт и, вопрошая, посмотрела на мать.
Марго одобрительно кивнула и обернулась к портнихе:
– Доброе утро, Мари. Я вижу, вы сотворили свой очередной шедевр.
– Bonjour, madame.[15] Его сотворила не я, а вы, – ответила Мари, со значением глядя на Анастасию. Тем не менее комплимент был ей приятен, и она улыбнулась мадам Деревенко.
– Боюсь, не смогу все похвалы в адрес платья принять на свой счет, – сказала Марго с усмешкой. – Полагаю, создание этого чуда произошло не без участия ее отца.
Анастасия рассмеялась вместе с матерью. Смех ее был легкий, мелодичный, такой же, как ее голос – звонкий, словно колокольчик.
– Платье и впрямь чудесное, не так ли? Мари действительно превзошла саму себя. Merci beaucoup,[16] Мари, – сказала она и присела в реверансе.
Лицо портнихи расцвело от счастья. Ничто не доставляло ей большей радости, чем похвалы заказчиц, в особенности если ими были ее любимицы – женщины семьи Деревенко. За долгие годы она сшила для них множество нарядов, хотя с недавних пор они предназначались главным образом для Анастасии. Мадам обожала Haute Couture,[17] как никто в эти дни. Но истинным наслаждением было шить для этой девочки, чье изящество, великолепная осанка и редкостная красота придавали туалетам дополнительную прелесть.
Марго, думая о чем-то, разглядывала дочь и вдруг воскликнула:
– Опалы! Вот оно! К новому платью ты должна надеть мои опалы. Они прекрасно подойдут к синим и серым тонам.
– О, спасибо тебе, мамочка! Чудесно, что дашь их мне поносить.
– Ты будешь потрясающе выглядеть и станешь королевой бала. О тебе все будут говорить.
– Едва ли, лидировать будет Иветта, да ей и положено. Это ведь ее день, – возразила Анастасия.
Марго лишь улыбнулась и обвела взглядом комнату. Соланж – горничная – расставила вазочки с водой на всевозможные столики. Марго подходила к каждой, брала из корзинки цветы, ставила их в маленькие цилиндры и горшочки, а затем отходила на шаг назад и, склонив набок светлую голову, оценивала букеты критическим взглядом.
Анастасия наблюдала за действиями матери, поражаясь, до чего же та талантлива, эстетична, как ловко и со вкусом расставляет цветы. Она восхищалась матерью, зная, что ей нет равных и в сервировке стола, и в создании интерьера.
Неожиданно Марго резко обернулась и устремила взгляд своих карих с зеленоватым оттенком глаз на дочь.
– Опять предалась мечтаниям?
– Нет, мамочка, – рассмеялась Анастасия. – Пойду-ка переоденусь, сниму это платье. Мари, вы не могли бы пойти со мной и помочь мне?
– Конечно, мадемуазель.
– Ленч в час, в саду, Анастасия.
– Да, я помню, ты говорила, – отозвалась девушка и уплыла на облаке шифона и аромата духов «Ма Гриф».
Особняк семьи Деревенко на фешенебельном бульваре Сен-Жермен был лишь одним из многих шикарных частных домов, скрытых за высокими каменными стенами. Фобур Сен-Жермен – Седьмой округ Парижа – представлял собой квартал одного из прославленных районов Левого берега, населенного аристократией и служившего излюбленным пристанищем студентов, художников и писателей.
Неподалеку от дома были расположены музей Родена, Французская академия, Военная школа и Дом инвалидов, в котором помещалась гробница Наполеона I. Рядом с историческими зданиями и постройками находились очаровательные маленькие бистро, антикварные магазинчики и художественные галереи, а также два наиболее знаменитых кафе, облюбованных писателями и художниками Парижа – «Де Маго» и «Флора».
Дом Деревенко был скрыт от взоров прохожих массивными темно-зелеными воротами. За ними в типично парижском дворике, вымощенном булыжником, с фонтаном посредине и конским каштаном близ увитых плющом стен стоял домик консьержа.
Особняк имел удлиненный классический фасад с большим количеством высоких окон со ставнями, с широкими каменными ступенями, ведущими к двойным дверям главного входа. Помещения в доме были просторные, с высокими потолками, полные воздуха и света. Элегантностью и красотой убранства особняк был обязан безупречному вкусу Марго Деревенко, самолично подбиравшей антиквариат и мебель. Свидетельства ее таланта, способствовавшего сочетанию и расположению всех декоративных элементов обстановки, можно было встретить в доме на каждом шагу.
Из холла первого этажа несколько стеклянных дверей выходили в сад, являвший собой в свою очередь некий шедевр, тщательно и искусно создававшийся годами под любовным взором Марго. Несмотря на то что с юных лет Марго жила во Франции и образование получила в Сорбонне, по рождению и воспитанию она была англичанкой. В поисках идеи для разбивки сада в сердце Парижа она обратила свой взор на один из знаменитейших английских садов – Уайт Гарден замка Сиссингхерст, откуда и черпала свое вдохновение. Подобно образцу из графства Кант, парижский садик, значительно уступавший по размерам, выходил под стену Дома инвалидов и в зелени листвы и трав расцветал только белыми цветами: и клумбы и кусты украшали соцветия одного цвета. Это создавало впечатление простоты и чистоты, зелено-белая гамма обеспечивала ощущение прохлады, покоя и придавала строгую изысканность этому островку флоры в центре Парижа.
