Замуж в наказание - Мария Анатольевна Акулова

— Я… Нормально… А ты как?

– Долго будешь? – мой вопрос Айдар игнорирует, свой задает без особой претензии. Я немного успокаиваюсь.

– Мама плачет. Волнуется очень. Папа был в СИЗО с адвокатом. Говорят, суд завтра…

– Хочешь остаться ночевать? – Чувствую укол в сердце. Я может быть ужасная, но хотела бы договорить. Да и услышать ожидала другое.

Как мне себя вести, Аллах? Что спрашивать и у кого?

– Нет. Я думаю, что приеду.

– Хорошо. Тебя забрать?

— Нет, я сама.

— Тогда до вечера.

Киваю, хоть Айдар этого и не видит.

– И еще, Айка… – Замираю всем телом. Не знаю, что хочу услышать. Но что-то… Дающее надежду. – Будь осторожна, хорошо? – А просьба мужа работает наоборот – разбивает ее.

– В плане «осторожна»?

Слушаю тишину. Сердце снова в горле.

– Фильтруй то, что слышишь и что говоришь.

– Я ничего не говорю, Айдар… – Щеки обжигает стыд. Ноздри раздуваются от нахлынувшего возмущения. Я понимаю, что причина в нервном напряжении, но сходу взять себя в руки сложно.

Сзади мама разговаривает с одной из своих подруг на крымскотатарском. Я раз за разом слышу «прокурор». Это сильнее расшатывает.

– Вот и умница. Вечером договорим.

В отличие от папы, мне мой муж не обещает, что всё будет хорошо. Он вообще ничего не обещает. Скидывает.

Тревога продолжает ржавчиной съедать и без того тонкую броню стрессоустойчивости.

Я слышу из-за спины хриплое:

– Кызым…

Оглядываюсь. Встречаюсь взглядом с мамой. Ее глаза полнятся одновременно слезами и надеждой. Я отбрасываю свои страхи. Пытаюсь подбодрить ее улыбкой.

– Бабасы отнесешь?

– Конечно.

Беру поднос и несу в кабинет.

Чувствую на себе взгляды, но у меня никто ничего не спрашивает и не тормозит. Я расставляю чашки, сладости, сахар, заварник и удаляюсь, как делала миллион раз до замужества.

Только раньше меня хвалили, в спину неслось бисмиллах, пожелания счастья, здоровья, папин гордый взгляд. А сейчас я просто ухожу, прижав поднос подмышкой.

Специально замедляюсь по дороге на кухню. Думаю даже подняться в свою старую спальню, побыть там – немного отдохнуть, но это будет неправильно. Во мне нуждается мама. Поэтому я иду к ней.

Провожу дома время до самого вечера. Чувствую себя истощенной. Мама понемногу успокаивается. Начинает верить в лучшее. Из нашего дома уезжают люди. Он постепенно пустеет.

Когда папа провожает последнего из своих друзей, мы с мамой стоим в дверном проеме ведущем из кухни в холл. Она даже улыбается. Это разливается бальзамом по моей душе. Я тоже хочу верить, что обойдется. Помогу маме с посудой и закажу такси.

Разворачиваюсь, но вернуться на кухню не успеваю. Мама уходит, а меня тормозит негромкое:

– Дочка, постой…

Оборачиваюсь и встречаюсь с папой взглядами. Вот так прямо – впервые за много-много дней и месяцев.

Вроде бы есть, о чем переживать, а мое сердце на это всё равно реагирует. Отвыкла. Волнуюсь.

Он выглядит старше и сильно уставшим. В горле застревает вопрос: верит ли он в благоприятный исход? Не могу заставить себя спросить.

Еще вчера не подумала бы о такой возможности, а сегодня с губ само рвется:

– Как ты?

Отец хмурится сильнее. Кивает. Я гашу порыв шагнуть навстречу и обнять. Мы встречаемся глазами. Я краснею. Не знаю, уловил ли он мой порыв. Но с ним куда сложнее, чем с мамой. Стена по-прежнему стоит между нами. Хотя и с ней не всё так просто.

Я буду думать всю ночь. Опять не усну. О Бекире. О родных.

– Ничего. Спасибо.

Отец очень немногословен. А я даже не знаю, как выудить из него побольше информации. И нужно ли это делать?

– А Бекир? – взгляд папы поднимается над моим плечом. Он проверяет, подслушивает ли мама. Бережет ее.

Потом возвращается ко мне.

Показывает рукой – так себе.

Сердце обливается кровью, но я закусываю губу и просто киваю. Сама напросилась, Айка. Сама.

– Ты не останешься? – папа кивает на лестницу, ведущую на второй этаж.

А я решительно перевожу голову из стороны в сторону.

Нет, я хочу домой. В свой новый настоящий дом. Передохнуть. Мне слишком.

Он почти не настаивает.

– Мама была бы рада… – А ты?

– Если нужно, я завтра приеду.

– Приедь.

Стоим в прихожей и молчим. Я слышу звон посуды за спиной и вздрагиваю от громкого маминого:

– Кызым, а ты-то ела? Я сейчас сделаю что-то…

– Не надо, мам. Не надо. Я уезжаю уже.

Оглядываюсь в поисках телефона. Не помню, где его оставила. То ли на кухне, то ли в кресле… По карманам бью…

– Дочка… – Пока снова не застываю и не смотрю на папу. Он в ответ. – За тобой муж заедет?

– Нет. Я на такси.

Закрывает глаза, кивает.

Моя тревога снова разрастается до размеров дома, а то и города. Я мысленно прошу папу, чтобы на этом он остановился. Но он принимает другое решение.

– Он ничего тебе не говорил? – Вопрос обрушивает на голову потолок. Пульс частит. Внутри я взрываюсь, а внешне остаюсь прежней.

Нервно улыбаюсь, передергиваю плечами.

– А что он должен был мне говорить?

– Про брата. Ничего? – Я вижу, что отцу сложно выталкивать из себя слова. Мне тоже. Чувствую, что происходящее сейчас – неправильно.

– Это разговоры мужчин…

Вспоминаю истину из прошлой жизни. Вижу, что взгляд папы вспыхивает и гаснет. Он хотел услышать что-то другое. Только что? Айдар мне правда ничего не сказал. А я не знаю, что могу спросить, чтобы и помочь, и никому не навредить.

Папа справляется с собой. Моргает и снова смотрит спокойно. Кивает.

– Ты права. Это разговоры мужчин.

Отворачивается и движется в сторону своего кабинета. Кажется, нет смысла прощаться. Он меня уже не услышит.

Глава 37

Глава 37

Айлин

Домой я приезжаю немного раньше Айдара. Успеваю снять плащ, помыть руки и заварить себе чай. Грею о чашку руки, сидя за столом в нашей кухне.

На душе мне странно. Ворочается. Теперь я знаю, откуда взялись ощущения прошлой ночью, но это не делает легче.

Для меня Бекир – это пример. Я знаю его как