Бог Разрушения (ЛП) - Кент Рина
Я не соглашался на персональные выставки, но участвовал в благотворительных выставках и в выставках с другими художниками. Я приумножил свое имя и оставил художественное сообщество в предвкушении того, когда же я наконец покажу им то, над чем тайно работал.
С уверенностью можно сказать, что мои шедевры не идут ни в какое сравнение с теми приличными, но не очень особенными статуями, которые я делал раньше.
Вещи, которые называли «изумительно потрясающими», «до боли красивыми» и «жестоко пленительными», меркнут по сравнению с моими новыми творениями.
Так что, возможно, я немного перестарался, и вместо одного шедевра у меня их несколько.
Или, скорее, тридцать.
Тема и название выставки? Тайна Музы.
Статуи Мии заполняют галерею. Впервые тема моей одержимости и пристрастия раскрыта перед широкой публикой и всеми, кто не является сотрудниками.
Я стою в углу и наблюдаю за тем, как все влюбляются в мою гениальность и в причину, стоящую за ней.
Муза, в существование которой я не верил, пока не оказался в ее ловушке навсегда.
Муза, которая заполнила пустоту так основательно, что стало невозможным представить себе мир, в центре которого ее нет.
Мама была первой, кто сказал мне, что у моего творчества наконец-то появилась душа, и я понимаю, почему. До Мии у меня не было души, и, хотя кто-то может утверждать, что ее нет и сейчас, правда в том, что я смог найти себя только после того, как в моей жизни появилась Мия.
Мне нужен был способ выразить эти чувства и выплеснуть их в мир, чтобы он увидел, как много она для меня значит. Возможно, это также связано с тем, что я хотел объявить о безотзывном праве собственности, чтобы все видели, что она моя, и ни у кого не возникало никаких смешных идей.
Статуи, заполняющие галерею, изображают Мию в разных ситуациях. В тот день, когда я впервые встретил ее после того, как жестоко расправился с машиной ее кузена. В тот день, когда я загнал ее в угол в туалете, и она искупала меня в крови. День, когда она ударила меня по яйцам из-за своей восхитительной ревности. С цветком в руке. Перед целым полем ее названных мудаков, которым она иногда уделяет больше времени, чем мне. В день ее выпускного. В тот день, когда она впервые выкрикнула мое имя – мой самый любимый момент.
Однако моя любимая статуя – это та, которую я выбрал в качестве главной темы этого мероприятия. Статуя, на совершенствование которой я потратил два года.
Статуя, на которую все глазеют, как на своего Бога.
Гигантская статуя Мии стоит в центре галереи. Она одета в готическое платье и сапоги. Ленты переплетают ее волосы, а глаза смотрят в пустоту. Ее губы зашиты стежками. Под каждый из них погружается камень – больно, глубоко.
Из ее спины распускаются два огромных крыла, оставляя в камне прорези. Одно из них гордо возвышается, а второе – кривое, сломанное, наполовину упавшее. По краям красные брызги – ее девственная кровь, которую я размазал на холсте два года назад.
Она протягивает оба средних пальца. Как и в тот день, когда она позволила мне преследовать ее и показала ту свою сторону, которая свободно говорила на моем языке.
Мир пойман в удушающий захват моим любимым и, возможно, единственным шедевром.
Но не больше, чем я.
Закончив работу над ним, я обнаружил, что нахожусь в полном благоговении перед своим творением. И в какой-то мере я испытал сильное чувство пустоты при мысли о том, что я закончил его. Единственное, что меня утешает – это то, что я могу создавать новые шедевры до тех пор, пока у меня есть Мия.
Женщина, о которой идет речь, появляется рядом со мной, ее глаза завязаны, ее ведут Брэн и Глин.
На ней голубое платье.
Цвет, который она бережет только для особо важных случаев.
Мои художественные выставки входят в их число.
Она заняла мамино место и с легкостью стала моей болельщицей номер один. Она только что окончила колледж и готова приступить к осуществлению своей мечты бизнес-леди, но все равно остается для меня моделью и так очаровательно дуется, когда я говорю, что она не увидит, над чем я работаю.
— Куда мы идем? Глин? Брэн?
Мои брат и сестра ухмыляются и показывают мне большой палец вверх, а затем присоединяются к маме, которая борется со слезами, давая несколько интервью. Папа рядом с ней выглядит гордым и довольным. Скажем так, мое решение перестать донимать брата и сестру ради спортивного интереса значительно улучшило отношения в семье.
Оказывается, это я был проблемой и королем драмы. Шокирующе, я знаю.
Но, как бы то ни было, настал момент, которого я так долго ждал.
— Брэн?
— Это я, муза, — я прикоснулся губами к ее щеке.
Она вспыхивает ярко-красным цветом.
— Лэн?
— Да, — я беру ее за руку. — Следуй за мной.
— Когда я смогу увидеть статуи? Я уже достаточно долго ждала.
— Терпение.
— Я терпела целых два года. Я не понимаю, почему ты так скрытничаешь, если я твоя так называемая муза.
— На то есть веская причина, поверь мне.
Толпа расступается, как Красное море перед Моисеем.
Я прохожу мимо всех наших родственников и друзей, включая, но не ограничиваясь Рай и Кайлом – да, мы теперь общаемся по имени, поскольку я, очевидно, их любимый будущий зять, и любой, кто скажет вам обратное, солжет – Майя, которая извинялась перед своей сестрой последние два года, Николай, дядя Эйден и тетя Эльза, дедушка и бабушка, и наша большая компания друзей.
— Мы уже пришли? — снова спрашивает она.
Я останавливаю ее перед статуей и снимаю повязку с глаз. Она моргает от внезапного света, но, когда она меняет фокус взгляда, ее губы раздвигаются.
Неземной цвет ее глаз расширяется по мере того, как она вглядывается в детали. Она переводит взгляд на остальные статуи и закрывает рот руками.
Я не могу не смотреть на нее, снова и снова влюбляясь в каждую искорку в ее глазах цвета полевых цветов. Я думал, что мир – это бессмысленная петля небытия, но потом понял, что я пуст. Я думал, что примирился с этой частью себя, но это было до тех пор, пока в моей жизни не появилась Мия и не открыла ту сторону меня, о существовании которой я даже не подозревал.
Она наконец повернулась ко мне лицом, ее лицо раскраснелось, а губы все еще приоткрыты.
— Они такие… такие… красивые. Нет, это преуменьшение. Я не могу поверить, что ты делал их все это время.
— Ты – причина существования этого шедевра, — я опускаюсь на одно колено и достаю кольцо, которое я сделал на заказ из редкого драгоценного камня, подходящего к цвету ее глаз. — Ты не только моя муза, но и единственная причина, по которой я продолжаю творить. Ты не дополняешь меня, ты наполняешь меня своей надеждой, решимостью и постоянными придирками. Но я отвлекся. Хотя и немного, — я позволил своей очаровательной улыбке проявиться. — Раньше я считал, что у меня нет души, но оказалось, что мне просто нужна была ты, чтобы заполнить ее. Теперь, когда я тебя нашел, я не могу и не хочу жить без тебя. Мия Соколова, ты выйдешь за меня замуж?
Слезы блестят в ее глазах, когда она становится передо мной на колени и судорожно кивает, а затем показывает:
— Я люблю тебя.
— Это «да»? — отвечаю я.
— Да. Миллион раз да, Лэн.
Я надеваю кольцо на ее палец и целую ее под одобрительные возгласы и вспышки фотоаппаратов.
Когда мы расстаемся, я шепчу:
— Я тоже тебя люблю.
Я знаю, как сильно ей нужно это услышать, и, хотя я не верю в любовь как в эмоцию, я верю в нее.
В мою женщину.
Мою музу.
Мою вечность.
Конец.
Перевод группы t.me/dreambooks1
Notes
[
←1
]
В средневековых французских легендах одно из орудий Страстей – чаша, из которой Иисус Христос вкушал на Тайной вечере и в которую Иосиф Аримафейский собрал кровь из ран распятого на кресте Спасителя.
