Култи (ЛП) - Запата Мариана

Именно обувь для детей, чьи родители не могли себе ее позволить, завязала петлю на моей шее.

Он привозил своих друзей на мои занятия в футбольном лагере.

Култи купил моему отцу поездку-мечты его жизни.

Называл меня своим другом в присутствии людей, на которых ему действительно было наплевать. А не на меня.

Я была влюблена в этого Пумперникеля.

Боже, помоги мне, кажется, я сейчас расплачусь.

Я пыталась найти слова, хоть какие-нибудь, и надеялась, что выражение моего лица не скажет ему: «Ты чертова идиотка, Сал». Потому что я становилась ею. Я действительно ею становилась. От правды никуда не деться, особенно, когда она смотрит на тебя с расстояния в метр, шатен, ясноглазый и ростом в сто восемьдесят семь сантиметров. Я почесала щеку, борясь с желанием отвернуться, чтобы перевести дыхание и найти здравомыслие, куда бы оно ни делось.

— Я не думала, что твой спонсор сделает что-то подобное.

Вот что характерно для Немца — он был не из тех, кто ходит вокруг да около, или будет притворяться застенчивым, или скромничать. Он посмотрел мне прямо в глаза и сказал:

— Они этого не сделали. Я купил их.

Он…

— Мисс Сал! — крикнул один из учителей, сидевших у регистрационного стола.

— Ты. — Я указала пальцем Култи в живот, зная, что у меня есть только секунда, прежде чем мне нужно будет подойти к столу. — Я не знаю, как тебя благодарить.

— Не надо.

— Мисс Сал!

Пристально глядя на Баварскую сардельку, я торопливо сказала ему:

— Спасибо.

Он бросил на меня взгляд из-под тяжелых век, но ничего не сказал, прежде чем последовать за мной к столу регистрации.

Нечего и говорить, что дети сошли с ума, увидев Немца. На меня им было наплевать. Култи — и они потеряли свой разум. Они слушали его и были вне себя от возбуждения, когда мы начинали различные упражнения.

Баварская сарделька был прав. Мы были хорошей командой. Мне было с ним так же весело, как и с Францем, если не больше, из-за того, насколько игриво мы вели себя друг с другом.

Толпа, втрое больше той, что была у нас на поле, образовалась на дальнем конце школьного поля и стояла на протяжении всего занятия лагеря. Вспышки камер не прекращались, но, к счастью, никто не подошел к нам, и под «нами» я подразумевала Култи, пока мы были заняты. Я просто притворилась, что их там нет, и велела себе вести себя нормально.

Когда пришло время заканчивать, я позволила Култи сказать своим юным поклонникам, что они все получат пару его последних кроссовок «РК». Любой прохожий подумал бы, что детям, судя по их реакции, сказали, что они выиграли в лотерею. Немец не шутил. Обуви было более чем достаточно для всех детей.

— Можно мне сфотографировать только вас двоих? — спросила мама одного из детей после того, как мы сфотографировались с ее сыном.

— Конечно, — сказала я, как раз перед тем, как Немец обнял меня за плечи и притянул к себе, грубо и намеренно.

Хорошо.

Я с улыбкой ударила его по твердой плите, которую он называл своим животом.

— Я знаю, что это не мое дело что-то говорить, — выпалила леди, как только снимок был сделан. — Мне казалось, что разница в возрасте — это немного странно, но, увидев вас вместе, все приобрело смысл. Вдвоем вы до безобразия милые.

Я покраснела.

— О, это не... — начала было я, но Немец прижал меня к себе.

— Спасибо, что привели своего сына, — оборвал он меня.

Спасибо, что привели своего сына?

Я чуть не поперхнулась.

Как только мы остались одни, я развела руки в стороны. Он дал этим людям неверное представление о наших отношениях.

— Что это было, черт возьми?

Немец бросил на меня скучающий взгляд и принялся собирать разбросанные по полю конусы.

— Люди будут верить в то, во что хотят верить. Нет смысла говорить им обратное.

Может быть, он и был прав, но все же.

— Рей. — Я прижала ладонь к своему лбу. — Не думаю, что это хорошая идея. То, что я слышу на поле, уже достаточно плохо.

— Не обращай на них внимания.

Ему было легко это говорить, это не он постоянно выслушивал эту фигню.

— Я просто не хочу, чтобы стало еще хуже. Вот и все.

Конус, который он только что схватил, упал обратно на землю. Култи повернулся ко мне всем телом.

— Неужели сама мысль об отношениях со мной настолько неприятна?

Чего, блядь?

— Что?

Он положил руки на свои стройные бедра.

— Ты не находишь меня привлекательным? Ты же сама мне говорила, что тебе нравятся мужчины постарше. Я всего на двенадцать-тринадцать лет старше тебя.

В это утро я проснулась с мыслью, что этот день будет таким же, как и все остальные. Очевидно, это было не так. Что, черт возьми, я должна была сказать?

Правду. Не-е-е.

Я поймала себя на том, что чешу щеку.

— Ты привлекателен. Ты очень привлекателен, и сам это знаешь, тщеславный ублюдок. И ты еще совсем не стар. Просто… — Я закашлялась. — Ты мой тренер и мой друг, — рассеянно добавила я, будто это было главной причиной, почему я не могла смотреть на него иначе.

К сожалению, теперь я знала правду — было уже слишком поздно для этого.

И что же он ответил?

— Я не забыл.

Чего он не забыл?

— Перестань беспокоиться о том, что все думают. Ты сама сказала мне: единственное, что имеет значение, это то, что ты сама о себе знаешь. — Он продолжал смотреть на меня, пока я не кивнула. — Давай закончим, хорошо?

Меньше чем через двадцать минут мы закончили укладывать все оборудование и помогать учителям убирать столы, которые они позаимствовали в школе. Я горячо поблагодарила их за помощь и смотрела, как Култи схватил мою сумку и оставшиеся бутылки с водой и потащил все это к машине.

— Я поеду с тобой, — сказал он, как только захлопнул багажник.

Я бросила на него быстрый взгляд, направляясь к водительскому месту.

— Ко мне или к тебе?

Култи посмотрел на меня с другой стороны машины.

— К тебе. У меня слишком тихо.

Учитывая, что мы оба жили одни, я не понимала, как в одном месте может быть более низкий уровень шума, чем в другом. Единственное отличие состояло в том, что его дом был, по меньшей мере, в шесть раз больше моей квартиры над гаражом.

— Почему бы тебе не завести домашнее животное? — спросила я.

— У меня есть рыбки.

Это заставило меня рассмеяться. У него есть рыбки?

— Нет, у тебя их нет.

Он наклонил свою каштановую голову в мою сторону.

— У меня их три: бойцовская и две тетры. Мой агент дал их мне, когда я переехал сюда. В лондонской квартире у меня есть аквариум.

Я старалась, чтобы это не выглядело так, будто его признание имело большое значение.

— Это прикольно. Кто о них заботится?

— Экономка.

Экономка. Ничего удивительного.

— Сколько у тебя домов?

— Только три, — небрежно ответил он.

Только три. Я росла у родителей, которые получали деньги и жили от зарплаты до зарплаты. Хоть я и знала, что тот, у кого есть столько денег, сколько у него, мог реально позволить себе гораздо больше, чем три дома, это все еще поражало. В то же время, это заставило меня полюбить Култи немного больше. Я уважала тех, кто не тратит свои деньги на всякую глупую фигню.

Вместо этого он потратил их на покупку обуви для детей.

Черт побери, мне нужно было прекратить зацикливаться на нем, но сегодня мои мозги будто уносило ураганом.

— А где твой второй дом? — Я поймала себя на том, что спрашиваю его, чтобы отвлечься от собственных мыслей.

— Майсен. Это маленький городок в Германии.

Я сделала удивленное лицо.

— Домик крошечный, Сал, но, думаю, тебе понравится, — заметил он.

— Я всегда хотела поехать в Германию, — сказала я ему. — Это есть в моем «пока не сыграла в ящик» списке того, что я хочу сделать.

Немец искоса взглянул на меня.

— Что это за список?

Он не знал, что это такое? Я не должна была считать это настолько милым.

— Это список того, что ты хочешь сделать, прежде чем умрешь. Ты слышал выражение «сыграть в ящик»? — Краем глаза я заметила, как Немец покачал головой. — Ну, это как раз то, о чем идет речь. То, что ты хочешь сделать, пока жив.