Спенсер Скотт - Анатомия любви

– Знаешь, сегодня я первый раз занимался любовью с того последнего раза с тобой.

– Поразительно, – произнесла она довольно поспешно.

– Почему? Потому что это так бессмысленно? Потому что ты с тех пор занималась любовью тысячу раз?

– Потому что ты такой хороший. – Она потянулась всем телом и потерла глаза тыльной стороной ладони.

Наглядное требование сна. Позволяет мне свыкнуться с мыслью, сосредоточивает на ней все внимание. Так мои родители обычно отправляли меня в постель, когда я был маленьким. Артур глядел на часы. В восемь они оба принимались усиленно зевать…

– Хороший? – спросил я.

– Да. – Она, кажется, пожалела, что сказала об этом.

– Забавно. А вот у меня такое впечатление, что лично я к этому не причастен. Где ты вообще научилась таким штукам?

– Каким штукам? – Вот теперь ее голос прозвучал по-настоящему резко.

– То, что ты делала рукой. Ты занималась любовью сама с собой, правда?

– О господи, Дэвид! – воскликнула Джейд тоном старшей сестры.

– А разве не так? – Я выразил голосом отвращение.

Осознание бродило по периметру моего разума, описывая круги, словно луч с маяка, останавливаясь тот тут, то там, в тех местах, где густая тьма угрожала поглотить свет, истребить его. Неожиданно я сам оказался бредущим в потоке несвязанных друг с другом образов, которые окружают сердцевину сна подобно кольцам Сатурна. У меня сохранилась лишь самая слабая связь с самим собой, и до меня дошло, что Джейд сейчас в еще более скверной форме. Хватит пустяка, чтобы мы начали орать друг на друга.

– Ты не занималась любовью со мной. Господи, да ты просто ублажала себя пальцами.

– Слушай, Дэвид, заткнись. Ты ничего в этом не понимаешь. – Она открыла глаза, мгновение смотрела в потолок, потом снова закрыла их.

Я ощущал, как она размышляет: «Зачем я вообще сюда пришла?» Только я не знал, действительно ли она так чувствует или же просто хочет произнести эти слова ради эффекта. Ей требовалось оттолкнуть меня, это было очевидно. Но я скорее предпочел бы, чтобы мы вцепились друг другу в горло, чем расстались сейчас, погрузившись в одиночество сна, с застрявшим в душе рукотворным удовольствием. Этим фальшивым бриллиантом, при виде которого становится дурно.

– Джейд…

– Оставь меня в покое. Я хочу спать. – (Я замолчал и обнял ее.) – Из-за тебя я чувствую себя настоящей дурой, – произнесла она обвиняющим тоном. – Я могу доказать как угодно, хоть прямо, хоть от противного, что было чертовски глупо приходить сюда и еще глупее – заниматься с тобой любовью, однако никто не в силах доказать это лучше, чем ты сейчас. Ты по-настоящему это доказываешь, Дэвид. Насколько я глупа. Ты это делаешь по-настоящему. – Она приподнялась на локтях, глядя на меня.

– Но мы же не так любим друг друга, – возразил я. – Не руками же. Это не наш способ.

Она вздохнула так, словно поняла в конце концов, что пытается здраво рассуждать с сумасшедшим. Она откинулась на подушку, а затем проговорила:

– Господи, – и села. – У меня же кровь идет, – сказала она, обращаясь к темноте. – Я почти забыла. – Она похлопала по матрасу между ногами. – Боже. Я все испачкала.

Она свесила ноги с кровати, наклонилась и включила свет. Упавшая лампа отразилась в угрюмом окне, в трех дюймах черного стекла между поспешно задернутыми занавесками. Джейд сорвала простыню, чтобы оценить масштаб катастрофы. Кровавый овал, блестящий и липкий, скорее коричневый, чем красный, оттенка помятого яблока.

– Вот здорово, – покачала она головой.

Вся простыня была в каплях крови, но больше всего ее было в том самом овале в центре.

Я случайно поглядел на себя. Член блестел и был красным от крови. Немного крови запеклось на животе и больше всего – на бедрах.

Джейд помотала головой.

– Восхитительно, – произнес я и коснулся пятна крови на ногах. Немного размазалось, и я поднес пальцы ближе к глазам.

– Лучше снять это с кровати, – заметила Джейд.

Ноги ее были плотно сжаты, и она начала медленно скрещивать руки на груди: вид крови заставил ее устыдиться.

– Нет. Не стоит. – Я хотел сказать, что эта кровь нравится мне гораздо больше оргазма, который она добыла себе руками, хотя предполагалось, что она занимается любовью со мной.

– Но я не собираюсь спать в этой луже, – заявила она.

– А я собираюсь, – отозвался я, скользя по простыне.

Я потянулся к ней, обхватил за талию. Волосы, обрамлявшие вход во влагалище, потемнели от крови. Я притянул ее к себе и поцеловал. Я свисал с кровати в перекрученной, неудобной позе. Эрегированный член упирался в живот. Джейд положила руки мне на голову. Я подумал, что сейчас она оттолкнет меня, но она обхватила меня обеими руками, запустила пальцы мне в волосы, а затем незаметно, однако совершенно безошибочно чуть придвинула бедра к моему рту, раскрываясь для меня.

Я затащил ее на кровать. Мне хотелось сразу же войти в нее, но я был испуган и чувствовал, что она тоже боится. Дело тут было не в запретах, не в застенчивости или сомнении. Сопротивление наших тел уже было сломлено. Непривычность наготы преодолена. Даже мимолетное смущение Джейд из-за менструации прошло, когда я проглотил первую капельку крови. Страх, который мы испытывали, был тем страхом, какой испытываешь, когда твои жизненные возможности начинают полностью совпадать с размахом твоих желаний. То был ужас, какой, наверное, испытывали первые авиаторы, ощущая, как их самолеты медленно отрывают нос от земли; слепое предвкушение охотника за сокровищами, который наконец-то протягивает дрожащие руки к наполовину засыпанному сундуку с золотом. Я легонько провел пальцами по ее рукам, и она задрожала. То была вовсе не дрожь удовольствия. Она отстранилась, выгнулась, похоже почти не желая того. Она ничего не сказала, ее дыхания даже не было слышно. Но я был уверен, что вот теперь приближаюсь к ней, к той части ее существа, которая не теряла надежды на мое возвращение.

Я поцеловал ее. Я ощущал, как туман в нас обоих испаряется, понимал, откуда возвращаются ее чувства: из огромной дали, вроде тех десятимильных аллей рядом с фермами. Таких длинных-предлинных, протянувшихся через сердце Иллинойса, вдоль плодородных полей, под ясным, почти безвоздушным небом, где зрение в итоге отключается, потому что там попросту не на что смотреть. Жилка билась у нее на лбу, вены на руках напряглись и стали похожи на крошечные, тоненькие косточки. Наши рты были широко раскрыты, как будто мы хотели проглотить друг друга. Людоедство и поцелуи, подумал я, стараясь на миг абстрагироваться от всего хотя бы теоретически: примерно так пытаешься проникнуться проходящим очарованием вида крови, если случайно порежешься, предпочитая сосредоточиться на яркой ране, а не на волнах боли. Только это была не боль, вовсе ничего похожего. Я искал убежища от нежных чувств, нежных и куда более огромных. Если бы была только боль, я смог бы представить себе ее скорбное завершение, однако то, что я переживал с Джейд, казалось началом чего-то с неведомыми пределами, с неведомыми частями тела и духа. Прочь из темницы восприятия! Снесем баррикады! Нет, правда: снесем баррикады! Путешествие в неизведанное пространство. Не на Луну, не на Венеру или Сатурн, но дальше, к самому далекому краю Вселенной, вверх и вокруг рога времени.