Барбара Делински - Когда сбываются мечты

Мы с Дэнисом обменялись испуганными взглядами.

Врачи вернулись. Один из них плотнее прижал к лицу девочки кислородную маску. Другой прослушивал легкие Кикит через стетоскоп. С бледными встревоженными лицами они слушали, осматривали и ждали, а мы в ужасе наблюдали за происходящим.

«Ну сделайте же что-нибудь!» — хотелось крикнуть мне, но я знала — они делали все возможное.

Кикит все еще не открывала глаз. Ее лицо приобрело синеватый оттенок.

Кажется, я умерла уже десять раз, пока стояла и беспомощно наблюдала, как дыхание моей дочери становилось все более и более поверхностным, все более и более невыразительным. Слезы струились по моему лицу. Я чувствовала руку Дэниса на своих плечах, слышала его безумный крик: «Давай, Кикит, давай!» Я отчаянно молилась про себя.

Внезапно ее напряженное дыхание стало более спокойным. Я поднесла руку к губам, чтобы приглушить страдальческий стон, вырвавшийся из моей груди.

А через мгновение я услышала голос врача:

— Умница! Так-то лучше.

И только после этого я осознала, что моя дочь вовсе не умерла, критический момент миновал, и ей скоро станет лучше. Я старалась не дышать, пока не увидела, что краски возвращаются на ее лицо. Я улыбалась сквозь слезы и благодарно вздыхала.

И тут я впервые обратила внимание на Дэниса. Он стоял, прислонившись к стене, обхватив руками колени, и тоже плакал от облегчения. Я тронула его за плечо. Дэнис еще ниже опустил голову, пытаясь взять себя в руки. Когда он выпрямился, глаза его оставались красными, но выглядел он уже более спокойным. И я не возражала, когда он обнял меня. Минуту мы стояли, прижавшись друг к другу, а потом вернулись к Кикит.

Очень медленно она приходила в себя. Когда я окончательно убедилась, что опасность миновала, я вышла к Джонни. Они с Броди сидели рядом с палатой. Броди прислонился к стене, а Джонни примостился между его ног. Я увидела на их лицах и испуганное выражение.

Я встала рядом с ними на колени и устало улыбнулась.

— Она приходит в себя.

— Что это значит? — спросил Броди.

— Это значит, что лекарства подействовали. Мы останемся тут на некоторое время. Скорее всего, врачи ее пока не отпустят.

Джонни смотрел на меня большими темными глазами.

— Почему?

— Потому что в ее дыхании еще слышатся хрипы.

— Так случалось и раньше, но нам разрешали ехать домой.

— У нее сильно упало давление. Кикит дают лекарство, чтобы поднять его, но лучше всего делать это внутривенно.

— С ней все будет хорошо?

— Все будет прекрасно, — ответила я, не очень уверенная в своих словах. — Все будет прекрасно, — повторила я, убежденная, что и сама не смогу дышать полной грудью до тех пор, пока Кикит не встанет и не начнет бегать вокруг меня.

Я уже собиралась вернуться к ней, когда Джонни вдруг поспешно проговорил:

— Папа искал там орехи, очень тщательно искал, перерыл всю зелень и помидоры. Он отложил целую кучу орешков на салфетку.

Я снова прислонилась к стене рядом с Броди, чувствуя тепло, исходящее от его тела, и прижала к себе Джонни. Крепко обхватив сына руками, я прошептала ему в макушку:

— Я ни в чем не виню папу. Несчастья порой случаются даже тогда, когда мы прилагаем все усилия, чтобы этого не произошло.

— Ты еще не видела его на Хэллоуине. Он читал наклейки и ярлыки на всех продуктах. Он даже заставил нас есть хлеб из овсяной муки из магазина диетического питания.

Я хотела похвалить Дэниса, но на моем лице непроизвольно появилась гримаса отвращения.

Я сжала плечи Джонни.

— Он просто замечательный, прекрасный отец. Все это время провел рядом с Кикит и отлучался лишь на пару минут, чтобы проверить, как ты. И сейчас он останется здесь со мной, чтобы убедиться, что Кикит стало лучше. А вот тебе пора спать.

— Не хочу. Я не устал.

— Завтра в школу.

— Я никуда не пойду, если Кикит останется в больнице.

— Нет, пойдешь. Кто еще расскажет учительнице, что произошло, чтобы дети успели подготовить Кикит открытки? Кто принесет открытки домой?

— Чего это они должны готовить ей открытки? — торопливо спросил Джонни. — Они никогда так не делали. Кикит очень скоро возвращалась домой и почти сразу шла в школу. Почему теперь должно быть иначе? Ей что, хуже?

Я посмотрела на Броди. Он обхватил меня рукой и крепче прижал к себе.

— Ей было хуже, — ответила я Джонни. — Но сейчас все позади. Ей становится лучше с каждой минутой. Но, возможно, она еще день или два не пойдет в школу.

— Мы все не пойдем, — возразил он. — Занятия отменят, если не перестанет идти снег. Я хочу посидеть с вами.

— Знаешь, что нам всем сейчас действительно поможет? Если мы будем знать, что ты в полной безопасности дома. Мы будем очень переживать, если ты останешься тут. Пускай Броди отвезет тебя домой, пока машина еще может ехать по такому снегу.

Последовала пауза.

— Домой?

— А куда бы ты хотел?

Джонни мгновение подумал и пожал плечами.

— Не знаю, — он бросил взгляд на Броди. — А ты бы куда поехал?

— Я предпочел бы поехать на маяк, — ответил он. — Там вкусная еда. И Валентино. Бедняга совсем один. Не знаю, как ты, но я не хотел бы сидеть в одиночестве. Особенно этой ночью. Среди снега. И после такого стресса.

Последовала еще одна пауза, а затем сын нервно спросил меня:

— А папа не рассердится?

Я улыбнулась:

— Нет, папа все поймет.

Мы провели еще час в палате интенсивной терапии, прежде чем Кикит перевели в обычную. Хоть ей и стало уже значительно лучше, ее дыхание все еще было затруднено, и врачи прослушивали хрипы. Поэтому Кикит решили оставить в больнице на всю ночь под присмотром и с капельницей.

Обе кровати в палате пустовали. Врачи уложили Кикит на одну из них и вышли. Я забралась на кровать, осторожно взяла дочь на руки и начала ее убаюкивать. Несколько минут спустя она заснула беспокойным сном, впервые за всю эту суровую ночь оставив нас с Дэнисом наедине.

Встретившись со мной взглядом, он заметил:

— Что-то я не замечаю злорадства.

Я озадаченно посмотрела на него.

— Приступ же случился, когда она находилась со мной, — подсказал Дэнис. — После того что я наговорил про тебя, ты имеешь полное право сейчас отплатить мне тем же. Ты и без этого безумно на меня злилась. Куда же сейчас испарился весь твой гнев?

Я действительно злилась еще до недавнего времени. Но теперь я была полностью эмоционально выжата и чувствовала себя опустошенной.

Вместо ответа я положила руку на лоб Кикит и закрыла глаза.

Мы по очереди держали ее на руках, сидели с ней, ходили по палате. Особых улучшений я не замечала, потому что находилась с Кикит неотлучно и чувствовала колоссальное напряжение. Но я внимательно наблюдала, как врачи осматривали ее, и каждый их удовлетворенный жест приносил мне несказанную радость.