Инесса Клюшина - Работа над ошибками (СИ)

Целуя ее живот, незаметно продвигаясь все ниже и ниже, он обхватил ладонями ее бедра. Стас немного отстранился и, приподнявшись, раздвинул ее ноги. А потом раскрыл пальцами набухшие складочки и дотронулся до ее клитора языком.

— Не на… — Стас не стал обращать внимание на слабые попытки Вероники вырываться и протестовать. Скользнул пальцами внутрь и, помогая себе языком, начал ласкать Веронику. Это дело он знал очень хорошо — прошаренные бабы у Туза объяснили когда-то давным-давно Стасу, что к чему.

Через некоторое время он поднял голову. Вытерев губы о плечо, весело прищурился.

— Так мне продолжать, зайка? — Стас не упустил возможности поиздеваться. Пусть правильная Вероничка скажет, нравится ли ей это или нет.

Он знал, в какой момент становился. Тело Вероники уже скручивало от приближающегося оргазма, она судорожно хватала ртом воздух, голова металась по подушке, а руки беспомощно цеплялись за простыню.

Это вам за Роберта и чулочки. Будешь знать, как по мормонам бегать.

— Твою мать… — прошептала воспитанная Вероника, и по ее телу пробежала короткая импульсивная дрожь. Стас понял, что лучше не рисковать. Склонился и с помощью пальцев и языка довел дело до конца.

А потом лег рядом с совсем потерявшейся Вероникой и обнял ее, легко поглаживая по спине. Он сам сильно возбудился, пока слушал ее стоны, но лезть не решился. Она отдохнет, а там — посмотрим.

— С-спасибо, — прошептала Вероника, глубоко вздохнув.

— Я тебе о чем говорил? Мое удовольствие — твое удовольствие. Все честно-справедливо.

— Люблю честных, — тихим-тихим шепотом произнесла Вероника. Но Стас услышал.

— Откуда это у тебя? — провожу пальцами по давно зарубцевавшимся шрамам на груди Стаса, чувствуя одновременно трепет и очередной неконтролируемый прилив желания.

Я ведь столько мечтала прикоснуться к этим отметинам долгими вечерами, когда Стас назло расстегивал свою рубашку чуть больше всех отведенных приличий и правил.

— Стасику когда-то повезло, — Стас берет мою руку, пропускает свои пальцы через мои — детишки-пятиклашки называют такое положение рук замочком.

— Это — тоже повезло? — смотрю на покрытые мелкими шрамиками кисть руки Стаса. Слышу его смешок.

— Да. Просто фигня. Даж вспомнить нечего, ток неприятно было, когда это все вынимали.

— А что — это? — в ответ — тишина. Стас целует меня и обнимает сильнее. Я закрываю глаза и утыкаюсь носом в широкую грудь Стаса.

Ну вот. Опять ничего не расскажет. Но хотя бы не советует перестать задавать вопросы, и не говорит, по старинному Стасовскому обычаю, гадости. Уже большой прогресс.

— Че ты там сказать-то хотела?

Неохотно приоткрываю глаза. Мне сейчас так хорошо, что я уже забыла про все на свете.

— Потом… когда-нибудь.

Сегодня я не скажу ни слова о наболевшем. Не скажу, скорее всего, и позже.

Пусть наши встречи — ни о чем. Я же никуда не тороплюсь — почти. Замуж никто не зовет, великой любви не обещает, Роберт не предлагал серьезных отношений — за исключением подозрительной поездки в гостиницу на выходные, но и это отношениями назвать невозможно.

Главное — я очень счастлива. Здесь и сейчас.

И главное — не думать о будущем. Эти раздумья вечно портят все на свете. В дальний угол запрячем злобного червяка сомнения — любимца Вероники. Неизвестно еще, какие ты, Отче, расписал каждому из нас роли и что придумал дальше в своей мудреной, одному тебе понятной, книжечке.

«Только плакать и петь, только плакать и петь, только жить…»[1] Жить и наслаждаться каждой минутой, проведенной со Стасом.

В любом случае — будет что вспомнить.

Глава 23

Ты думал — я Ангел с солнечным нимбом,

Парящий чуть выше земли,

Что голосом чистым в ночи предвещает рассвет.

А я же тем временем шла на работу,

Считая в кармане рубли,

И думала: стоит перчатки купить или нет?

Тебе же казалось, что я так воздушно чиста

И близка к небесам,

Но хитрая жизнь нас однажды столкнула с тобой,

И ты рассказал мне о том, что я Ангел,

И все, что ты выдумал сам.

Я слушала миф о себе — Красоте неземной!

— Вероника…

Резко поднимаю голову.

Я проверяла детские тетради. Время — половина третьего. Мой ученик, который должен прийти на репетиторство, заболел, поэтому сегодня я буду без денег, но смогу сделать больше, чем обычно. Всегда нужно делать очень много. Подготовиться к урокам, распечатать материал, найти нужные иллюстрации. К сожалению, из всяческих новшеств современного мира в моем кабинете лишь принтер — подарок родителей школе да старенький компьютер — тоже безвозмездный дар одного из моих учеников, которому родители подарили на День рождения ноутбук, бабушка — планшет, и он отдал Веронике Васильевне свое старое богатство. Но мне хватает, и я Максиму действительно благодарна. Только не нравятся Веронике Васильевне его встречи и «дружба» с Леной… А с ней ситуация тянется, и края не видно. Решать что-то здесь надо, решать…

К моменту, когда в мою дверь зашел Роберт и остановился на пороге, я смотрела в тетрадку очередного пятиклашки, но мыслями была далеко: в том вечере, когда увидела среди стайки девушек белокурую Леночку.

Может, попросить Стаса еще раз туда съездить и проверить, стоит ли она на дороге или нет? А если стоит, тогда что?

А Стас туда поедет?

Какая ты, Вероника, все-таки меркантильная. Он тебе ничем не обязан, и ездить — тоже. Да, ты с ним спишь теперь, не только в шахматы играешь, но что из этого?

Давно не играли уже, кстати. И Стас даже не предлагает. Может, самой предложить?

Улыбаюсь весело. Какие шахматы, о чем вы… Сейчас Стас нашел более перспективное занятие, нежели гроссмейстерские партии. Но я не верю, что они будут брошены навсегда. Стас очень серьезный и амбициозный мальчик, привыкший добиваться успеха во всем.

Улыбка моя потихонечку гаснет. И в деле со мной он тоже добился успеха.

Ну да ладно. За это никто на него не в обиде.

И тут я услышала голос Роберта.

Он чуть нерешительно переминается с ноги на ногу, стоя на пороге. Думаю, стоял он там уже давно, стоял и смотрел, как я в упор гляжу в тетрадку, не переворачивая странички.

— Добрый день, Роберт! — радушно приветствую его я. Не ожидала. Или ожидала?

Он будто получает какую-то команду: проходит к моему столу через весь класс, садится напротив за ученическую парту и смотрит несколько встревоженно.