Вирджиния Эндрюс - Долгая ночь

– Всем нашим молитвам и хорошим делам воздастся, – сказала она мне, когда я повернулась, чтобы попрощаться. – Дьявол здесь больше не живет.

– Возможно, ему здесь слишком холодно и темно, – саркастически заметила я. Она собралась с силами и неодобрительно сжала губы.

– Когда дьявол понимает, что у него нет шансов на победу, он быстро перемещается на новое пастбище. Остерегайся, он может последовать за тобой в Катлерз Коув и устроить свое жилье в твоей захолустной берлоге разврата и удовольствия. Ты должна настоять на регулярных религиозных службах, построить часовню, положить в каждую комнату по Библии.

– Эмили, если когда-нибудь понадобится изгнать дьявола из моей жизни, я позову тебя.

– Да, – сказала она, самонадеянно отступая назад. Ее самоуверенность действовала мне на нервы, я с нетерпением ждала, когда же я смогу вернуться в Катлерз Кову.

В Мидоуз я вернулась уже через год, получив известие о смерти папа. На его похоронах было всего несколько человек. Даже Билл не поехал со мной, сославшись на неотложную деловую поездку. У папы почти не осталось друзей. Все его карточные приятели уже умерли или уехали куда-нибудь, а большинство владельцев других имений, став жертвой тяжелых времен, распродали свои земли. Ни один из родственников папы даже не подумал приехать в Мидоуз.

Папа умер в одиночестве, до самого последнего часа он напивался в стельку. А как то утром он просто не проснулся. Эмили не проронила ни слезинки, даже в моем присутствии. Она была удовлетворена, что Бог забрал его, потому что настало его время. Похороны были очень просты, а потом Эмили предложила чай и немного пирога. Даже священник не остался после похорон.

Я подумала о том, как бы забрать Шарлотту с собой, но Вера и Чарлз отговорили меня от этого.

– Ей хорошо здесь с Лютером, – сказала Вера. – Разделив их, мы разобьем их сердца.

Я понимала, что на самом деле это разобьет сердце Веры, потому что она стала матерью Шарлотте, и было по всему видно, что Шарлотта тоже считала так. Конечно, Эмили была против отправления Шарлотты в этот греховные Содом и Гоморру на пляже. В конце концов я решила, что самое лучшее оставить ее здесь, даже с Эмили, потому что, казалось, Эмили не влияет на Шарлотту и не докучает ей своими религиозными фантазиями. И конечно, я никогда не говорила Биллу правду о Шарлотте и никому не собиралась рассказывать. Она останется моей сестрой, а не дочерью.

– Может когда-нибудь вы с Чарлзом привезете Лютера и Шарлотту в Катлерз Коув и погостите некоторое время, – предложила я Вере. Она кивнула, но сама мысль о такой поездке казалась ей не реальней полета на Луну.

– Думаешь, теперь с вами здесь будет все в порядке? – спросила я ее перед отъездом.

– О, да, – сказала она. – Мистер Буф давно перестал заниматься хозяйством. Его смерть никак не повлияла на нашу жизнь. Чарлз следит за выполнением работ. Они с Лютером все делают вместе, и Лютер будет сильным и умелым помощником.

– А моя сестра… Эмили?

– Мы привыкли к ней. На самом деле, не знаю, что мы делали бы без ее гимнов и молитв. Чарлз сказал, что она лучше, чем те фильмы, о которых мы слышали. Выходя из комнаты, можно наткнуться на Эмили, плавно идущей по дому со свечой в руке и осеняющей темные углы крестными знамениями. И кто знает, может, она и в самом деле не пускает дьявола.

Я рассмеялась.

– У вас все в порядке, мисс Лилиан, не так ли? – спросила Вера. У нее уже появилась седина, а ноги стали тоньше и длиннее.

– Вера, я построила свой дом, и нашла цель, чтобы жить дальше, если ты об этом спрашиваешь, – ответила я.

Она кивнула.

– Думаю, так и есть. Ну, мне нужно приглядеть за ужином, поэтому я прощаюсь сейчас.

Мы обнялись, и я пошла попрощаться с Шарлоттой. Она лежала, растянувшись на полу в той комнате, где когда-то читала мама, рассматривая старый семейный фотоальбом. Лютер сидел на небольшом диванчике рядом и вместе с ней разглядывал фотографии. Они подняли головы, когда я появилась в дверях.

– Я уезжаю, дети, – сказала я. – Рассматриваете семейные фотографии?

– Да, мэм, – кивнул Лютер.

– А вот та, где ты, я и Эмили, – сказала Шарлотта, показывая на фотографию. Я посмотрела и вспомнила, когда это было.

– Да, – сказала я.

– Мы знаем почти всех людей на фотографиях, – сказал Лютер, – а на этой – нет.

Он перелистнул страницу назад и показал на маленькую фотографию. Я взяла альбом в руки и смотрела на нее. Это была моя настоящая мама. Первое мгновение я не могла говорить.

– Это младшая сестра мамы, Виолетт, – сказала я.

– Она была очень красивая, – произнесла Шарлотта. – Правда, Лютер?

– Да, – согласился он.

– Правда, Лил? – спросила Шарлотта.

– Очень.

– Ты ее знала? – спросил Лютер.

– Нет. Она очень рано умерла, до… сразу после моего рождения.

– Ты очень на нее похожа, – сказал он и покраснел.

– Спасибо, Лютер.

Я опустилась на колени, поцеловала и обняла его и Шарлотту.

– До свидания, дети. Будьте умницами, – сказала я.

– Или Эмили рассердится, – проговорила Шарлотта. Я улыбнулась сквозь слезы.

Не оглядываясь, я заторопилась прочь.

С Биллом что-то произошло во время той деловой поездки, которую он предпринял вместо того, чтобы поехать со мной на похороны папы. Когда он вернулся несколько дней спустя, было заметно, что он сильно изменился. Он был спокойней и сдержанней, чем обычно и много времени проводил сидя на крыльце, потягивая чай или кофе и неподвижно глядя на океан. Он не бродил по отелю, подтрунивая над молоденькими горничными, не играл в карты в комнате для официантов, коридорных и мойщиков посуды.

Я думала, возможно, он заболел, хотя он и не выглядел бледным или слабым. Несколько раз я спрашивала его, все ли с ним в порядке. Он говорил что – да, каждый раз уставившись на меня на мгновение, прежде чем уйти.

Наконец, однажды вечером, почти неделю спустя он вошел в спальню, когда я уже лежала в постели.

После первых месяцев нашей совместной жизни, мы все реже и реже занимались любовью, пока не наступил долгий период, когда даже не целовались. Он знал, что когда бы я ни целовала его или занималась с ним любовью, я делала это из супружеского долга, чем из-за чувства, даже несмотря на его привлекательность.

Я не беременела, и думала, что это из-за тех ужасных родов, когда появилась Шарлотта. Но, насколько я понимала, у меня было все в порядке со здоровьем и не было причины, по которой я не могла забеременеть. Но этого не происходило.

Билл подошел ко мне и сел, сложив руки на колени и опустив голову.

– В чем дело, – спросила я. Его странное поведение заставило мое сердце биться сильнее. Он взглянул на меня: его глаза были полны печали и боли.