Джоди Малпас - Одна отвергнутая ночь
— Да, — выдыхаю, выгнув спину, и руками касаюсь своих спутанных волос.
— Хорошо, — рычит он.
Выражение его лица говорит мне о том, что он тоже близко, а его тяжелое дыхание — признак нарастающего напряжения.
— Ты готова, Ливи?
— Да.
— О Боже, я так готов. — Его тело как будто зажило своей жизнью, когда он начал в меня вколачиваться, плавность движений канула в лету. Он дрожит, явно сдерживаясь, и меня снова мучает вопрос, живет ли в нем эта постоянная борьба в предотвращении дикого траха, свидетелем которого я стала в номере отеля.
Эта мысль требует ясности в голове, которой прямо сейчас у меня нет. Я кончаю.
— Миллер!
Он отстраняется и совершает сильнейший толчок, от которого мы оба срываемся за грань. Миллер с диким рыком, я со сдавленным криком. Он пальцами впивается в мою плоть, входя еще глубже, содрогаясь, рыча и задыхаясь.
Я истощена, абсолютно беспомощна, с трудом удается даже открыть глаза и посмотреть в лицо приходящего в себя после испытанного оргазма и покрытого испариной Миллера. Я рада почувствовать его тяжесть, когда он опускается на меня, и закрываю глаза, заменяя отсутствие зрительного контакта тактильным, ощущая его повсюду на себе. Он вспотел и часто дышит мне в волосы, и это самые потрясающие ощущения и звуки.
— Прости меня, — шепчет он неожиданно, и я хмурюсь, несмотря на усталость.
— За что?
— Скажи мне, что я буду делать без тебя, — он сжимает меня ужасно сильно, сдавливая ребра. — Скажи мне, как я выживу.
— Миллер, ты меня пугаешь, — я уже практически выдавливаю из себя слова, но он сжимает меня еще сильнее. — Миллер, остынь, — чувствую, как он качает головой, прижимаясь к моей шее. — Миллер, пожалуйста!
Он быстро отстраняется от меня, опустив голову и глаза, оставив меня задыхаться на постели. Не смотрит на меня. Растираю свои руки, ноги, все, только он отказывается сознавать дискомфорт, который мне причинил. Он выглядит пугающе разбитым. Откуда это?
В такт ему поднимаюсь на колени и беру его руки в свои.
— Тебе не нужно об этом беспокоиться, потому как я сказала, каково это для меня, — говорю спокойно и убедительно, внутри согреваясь мыслью, что он также обеспокоен вероятностью разлуки, как я.
— Наши чувства не имеют значения, — он правда это говорит. От его заявления я вздрагиваю.
— Конечно, имеют, — возражаю я, холод, поселяющийся внутри, мне совсем не нравится.
— Нет, — он качает головой и вырывает из моих рук свои, мои же безжизненно падают по бокам. — Ты права. Я должен был позволить тебе уйти.
— Миллер, — внутри меня растет паника.
— Я не могу тащить тебя в свою темноту, Оливия. Это должно закончиться прямо сейчас.
Грудь начинает медленно разрываться. Я ведь освещаю его мир. Что с ним случилось?
— Ты не понимаешь, что говоришь. Я помогаю тебе. — Я снова пытаюсь взять его за руки, но он отстраняется и встает с постели.
— Я отвезу тебя домой.
— Нет, — шепчу, наблюдая за тем, как его спина исчезает в ванной. — Нет! — спрыгнув с постели, бегу за ним, хватаю за руку и разворачиваю лицом к себе. — Что ты делаешь?
— То, что правильно. — Нет ни чувств, ни раскаяния, ни печали. Он закрылся от меня, сильнее, чем когда-либо, маска плотно села на свое место — и костюм не нужен. — Я не должен был позволять этому так далеко зайти. Мне не надо было возвращаться за тобой.
— Этому? — ору я. — Ты имеешь в виду нас! Сейчас нет этого, или тебя, или меня. Это мы! — Я распадаюсь перед ним на части, мое трясущееся тело отказывается успокаиваться — до тех пор, пока он не будет держать меня и говорить, что мне все это послышалось.
— Есть ты, есть я. — Он медленно поднимает на меня глаза. Пустые синие глаза. — Нас никогда не могло быть.
Его холодные слова ножом врезаются в мое разрывающееся сердце.
— Нет, — я отказываюсь принимать это. — Нет! — Трясу его за руки, но он остается отстраненным и безразличным. — Я ведь твоя привычка. — Я начинаю плакать, слезы бесконтрольно льются из глаз. — Я твоя привычка!
Он убирает руки и отходит:
— Привычки плохо на тебя влияют.
Грудь разрывается, обнажая разбивающееся сердце.
— Ты несешь ерунду.
— Нет, я абсолютно здраво рассуждаю, Ливи. — Он уходит и встает под душ, даже не вздрогнув, когда на него обрушивается не успевшая нагреться вода.
Я не сдаюсь. С ним должно быть что-то не так. Паника распаляет мое упрямство и вот я уже в душе, прижимаюсь к нему, пока он пытается намылить голову шампунем.
— Ты не посмеешь снова так со мной поступить, не сейчас! Не после всего!
Он игнорирует меня и смывает шампунь прежде, чем успевает промыть волосы. А потом он поспешно сбегает, открыв противоположную дверцу, но я неумолима, кричу, следуя за ним. Цепляюсь за его мокрую спину, пытаясь остановить, но он стряхивает мои руки, пытаясь вытереться и выбраться из ванной.
Я совсем запуталась, сердце в груди грохочет, меня всю трясет.
— Миллер, пожалуйста! — я плачу, падая на колени и смотря, как он снова уходит. — Прошу! —прячу лицо в ладонях, как будто спрятавшись в темноте, я смогу выдернуть себя из моего кошмара.
— Встань, Ливи. — От его равнодушного тона слезы бегут еще сильнее. — Вставай!
Неясным от слез взглядом смотрю в его холодное, как лед, лицо.
— Ты только что занимался со мной любовью. Я приняла тебя. Ты хотел, чтобы я забыла того мужчину, и я забыла.
— Он все еще здесь, Ливи, — рычит он грубо. — Он никогда не уйдет!
— Он ушел! — настаиваю с отчаянием. — Его никогда здесь нет, когда мы вместе. — Это неправда, и я это знаю, но я падаю в бездну и, чтобы удержаться, буду пробовать зацепиться за что угодно.
— Он здесь, — выплевывает он, наклоняясь и поднимая с пола мое худое тело. — Я был глупцом, думая, что смогу это сделать.
— Сделать что?
Он вздрагивает и, отпустив меня, взмахом руки окидывает меня снизу вверх:
— Это!
— Ты имеешь в виду чувства? — ударяю его в грудь. — Любовь?
Он закрывает рот и отходит, явно пытаясь держать себя в руках:
— Я не могу любить тебя.
— Не смей, — жалобно шепчу. — Не смей так говорить.
— Правда ранит, Оливия.
— Все из-за этой женщины ночью, так ведь? — спрашиваю я; вдруг все, что я вижу сквозь пелену страха, это ее высокомерное лицо. — София. Что она сказала?
— Это никак с ней не связано. — Он выходит из ванной, и я понимаю, что причина в том, что я ближе подбираюсь к сути.
— Ты правда хотел остановиться?
— Да! — Рычит он, разворачиваясь и пронзая меня бешеными глазами, но вскоре одергивает себя, осознав, что сказал. — Нет!
— Да или нет? — кричу я.
— Нет!
— Что изменилось с прошлой ночи, когда ты вернулся в постель?
